смотрите?
мальчик. - Два звонка, это нам. Дяде Павлу положено три. Тем, которые
напротив нас, один..." Ему было страшно, как никогда прежде. Впрочем,
появился небольшого роста мужчина. Седоватый. Абсолютно, безнадежно
незнакомый. Огляделся, пытаясь пробить взглядом тусклую коммунальную
пелену, и неуверенно спросил:
крайности.
мальчик. Постучал, косясь на дядю Павла. Затем вошел. Программист рванулся
следом - к закрывшейся двери - и замер, прислушиваясь. Вряд ли он что-то
услышал, поскольку стоял в охотничьей стойке недолго, добавил к
проделанному маршруту еще три шага и скрылся в собственной конуре.
дрожали. Если честно, руки тоже. Сотрясаемый снизу доверху чем-то, что
было неизмеримо сильнее его, он добрался до дверной ручки...
в сторону, а мужчина, солидно покашливая, зачем-то начал проверять
карманы.
получился придавленным, неловким. - Это Сашуля, а это... Это Адам
Олегович.
вежливо улыбнуться в ответ. Мать вдруг засуетилась:
пока посидите, я сейчас, только поставлю чайник... Сашуля, не стой
столбом, доставай все из холодильника.
Олеговича. Я сейчас...
поставлю. Могу новую заварку заварить, если надо.
отпустила. Только страх остался - самую чуточку, вполне терпимо. Когда он
включал на кухне свет, из комнаты вырвалась мать. Она стрелой пронзила
коридор, на ходу разворачивая передник.
отразив вспыхнувшую лампочку в сумасшедших глазах. - Умоляю, будь умницей,
веди себя хорошо. Я тебя умоляю.
схватила со стола сковородку, подошла к раковине, включила воду. Потом
вернулась и бросила сковородку обратно, растерянно озираясь. - Подожди,
что я делаю?
счастью, мимо табуретки не промахнулась. Александр быстро произвел
необходимый набор действий: заполнил алюминиевую емкость водой, зажег газ,
освободил заварочный чайничек от коричневых помоев. Воды налил немного,
чтобы вскипела побыстрее. Мать молчала и не двигалась - нелепая суета
покинула ее, оставшись в комнате... Тогда мальчик решился. Удерживать этот
проклятый вопрос, рвущийся из обессилевших легких, больше не было причин.
Если не сейчас, то когда же?
сгорающего газа. - Дядю Юру ты убила, да?
табуретка. Оглянуться он не смел. Ждал, ждал, ждал. Что там - сзади? Стыд,
страх, злоба? Что ему выдохнут в затылок?.. Он все-таки заставил себя
повернуться.
сыну, обняла, прижала к себе, пугливо поглаживая его по затылку. От ее
свитера мерзко пахло табаком.
ведь нашел у тебя... в сумке, где босоножки.
течет. И что губы ее трясутся, что лицо ее расползается, плывет, теряет
форму.
Милый мой, родной мой... Как я могла? Он же... Он же был... Неужели ты не
понимаешь, неужели?..
Предательская влага ползла по ее щекам, скапливаясь в морщинках возле губ.
Из носа тоже потекло - она машинально утерлась передником. Невыносимо...
Мальчик забрался обратно в ее руки, начиная потихоньку всхлипывать сам.
девчонка. Ты извини меня, Александр... - и, отодвинув сына с дороги,
шагнула к плите. Чайник уже гудел, готовясь ударить во все стороны струями
пара. - Я сразу хотела показать тебе тот пакет, потому что ничего не
поняла... Но когда ты мне про Игоря рассказал, я очень испугалась. Ты ведь
догадался, что в нем лежит?
ты еще там когда-то в прятки любил играть. А когда меня Адам Олегович...
когда я от Адама Олеговича сбежала, то впопыхах оставила у него тапочки.
Вот и полезла под вешалку за старыми... Оно там хорошо было спрятано, в
этой свалке, я нашла только потому, что ужасно злилась. Все по полу
раскидала. Потом убирать пришлось...
выключила газ и закончила мысль:
действительно Игорь... - она чуть не заплакала вновь. Однако удержалась. -
Ладно, утро вечера мудренее. Побежали скорей, Адам Олегович, наверное,
скучает один. Ты только не умничай с ним сверх меры, договорились?
- за ней. А куда ему было еще идти?
зоопарке, и нервно курил. Воздух успел пропитаться табачным дымом
насквозь. Мерзкий запах. Точно такой же, как у маминого свитера.
на мгновение у окна, вглядываясь в ночную тьму. - Тут что, двор? Зря я
машину на проспекте бросил, надо было во двор загнать, не сообразил...
Смотри, дура, лишимся из-за тебя нашего "Жигуля"! Знаешь, как теперь прут?
Ого! Днем угоняют, сволочи, вместе с водителем.
взгляд с одного мужчины на другого. - Я вас умоляю...
жестом выбросил окурок в форточку. - Простил я тебя, давно простил, - и
внезапно подмигнул мальчику. - Сынок, ты, главное, не обижайся. Я твою
мамашу... это... очень хорошо отношусь. Прогнал ее сегодня сгоряча и сразу
пожалел. А теперь вот... - он снова закричал. - Да одевайся ты, что
глазами хлопаешь! - и закашлялся.
неразобранную сумку, принялась искать на вешалке плащ - не выпуская чайник
из застывшей руки. Даже смотреть на нее было неудобно. Мужчина, конечно,
не стерпел:
и через шесть секунд общество в полном составе освободило помещение. Сумку
нес Адам Олегович.
широкий бас. - Она мне сказала, что газетку можно и на службе почитать.
Ох, не знаете вы, какая у меня служба! - мгновение в нем клокотала
пережитая обида. - Они же ненавидят меня, толкутся целый день в кабинете.
А вы говорите, газету... - гость остыл вместе с последним многоточием.
Петрович.
он ведь врачом был. И не каким-нибудь, а настоящим, врачом по призванию,
готовым оказать человеку помощь когда угодно. Еще он был в пиджаке, одетом
на голое тело. Еще он был бодрым и встрепанным.
Спасибо, Андрей Петрович, все в порядке.
Нервишки вдруг зашалили...
не рассердился: