чертыхнулся. - Думаю, в полчаса уложимся. Если не произойдет нечто
непредвиденное.
по голосу.
праве отказывать. Мда... В общем дело у вас здесь есть, занимайтесь им и
не думайте о пустяках.
у него проконсультироваться. Насчет питания и так далее. Все-таки он у нас
бригадир, и директор, и профсоюзный вожак.
сюда приведем.
проглотившая сотни людей, тонны пестрого багажа, уложенного в сумки,
рюкзаки, портфели и кейсы. В одном из вагонов многосуставчатого
содрогающегося тела лежали в объятиях двое.
перед собой, он рассеяно улыбался и время от времени прикасался к
собственному носу, как бы убеждаясь в реальности происходящего. Ни мгла,
ни стрелки любимых ручных часов не светились, но это его ничуть не
смущало. Незачем видеть то, что видеть неприятно. Тем более, что примерное
местоположение поезда он себе представлял. Скоро могли начаться ужасные
места, а посему выглядывать в окна простым смертным настоятельно не
рекомендовалось. Не всякую реальность можно переварить. Для пассажиров
рокового поезда проще было НЕ ВИДЕТЬ. Да и сам он не слишком возражал
против всеобщей слепоты. Как ни крути, скуку заточения удалось развеять, и
темнота превратила его в принца, явившись естественным обрамлением
царственного образа. По-настоящему ВЗРОСЛЫМИ взрослые ощущают себя только
рядом с детьми. Так было сейчас и с ним. Затюканный на съезде коллегами,
он вновь возвращал себе утраченную уверенность. Слова произносились с
силой, убеждавшей его самого, голос, суховатый и скучный, приоделся в
бархат, в рокочущее благородство. Верно говорят, что люди не
довольствуются одной логикой. Явь - это день, и, как правило, - суховата.
Поэтому лучшие из сказок рассказываются всегда ночью. Звездное безъязыкое
небо готово аплодировать любой фантазии. Да и сами люди, лишенные угрозы
дневного разоблачения, меняются, уподобляясь детям. Податливыми лепестками
разум и слух раскрываются, впитывая то, что не усваивается в светлое время
суток...
никаких сомнений, что в коридоре кто-то находится. Он чуть прищурился.
Нет, это всего-навсего люди. Не Варгумы и не Лападанды, страна которых
простиралась за окном. Двое блуждающих по вагонам мужчин... Опасаясь, что
женщина может проснуться, носатый принц описал рукой в воздухе призрачный
полукруг. Идиллии тем и славятся, что хрупки и не вечны. Их следует
опекать. От шума и вторжения. Паутина, протянувшаяся над спальной полкой,
оградила их от стука посторонних. Точнее сказать, ЕЕ оградила, - "Гамлет",
разумеется, продолжал слышать все.
все спать!
желают ждать, люди не могут терпеть. А ведь лучше счастливого неведения
ничего нет! Что им всем, непоседам, нужно?.. Он неловко пошевелился, и
женщина сонно спросила:
постоянно мерещится, что там кто-то притаился.
далее. Впрочем, начнем со шпал...
имею в виду наше движение?..
угодно. Тоннель в иномиры, террористов, обитателей Луны, Марса,
Альфа-Центавра... Мы, как тот маленький крот, что выбрался на залитый
солнцем пляж и зажмурился. Всюду - нечто, и при этом никакой
определенности.
привязываю ее к куску шпагата и в переходе между вагонами опускаю в
какую-нибудь щель. Знаете, есть там такие справа и слева. А дальше будем
следить за натяжением и прислушиваться.
Чтобы знать - что опасно, а что нет.
По-моему, это тамбур. Слева туалет, справа окно с мусорным коробом.
видите, мы невредимы.
Поступим следующим образом: я открываю дверь и встаю на колени. Ваша
задача - придерживать меня за плечо или за шиворот.
Марковский притронулся к подрагивающему железу. Федор Фомич нагнулся к
нему и тоненько прокричал.
Главное - не прищемить руку. Он медленно изучал клацающее сочленение. Две
стальные плиты, чуть сбоку узкая полоска свободного пространства. Именно
сюда пускают струйку нетерпеливые дети. Впрочем, не только дети...
Марковский подумал, что шум мешает осмыслить результат эксперимента.
Отчего-то припомнилось, что обычное колесное стаккато несколько тише. Или
он никогда не прислушивался к нему?..
бечеву. Вот сейчас!.. Должен произойти удар о шпалу, потом еще и еще...
Ложка будет волочиться, подпрыгивать и бренчать. То есть, бренчания они,
разумеется, не услышат, но что-то все равно произойдет.
зарождается холодок. В щель над плитами ушло более метра бечевы. Она
свисала свободно, чуть покачиваясь, как если бы он размотал ее, встав на
табурет, прямо перед собой. В руках остался лишь короткий кончик. Может
быть, привязать галстук?..
елозили по плечу коллеги.
в этот момент бечева дрогнула. Но не так, как он ожидал. Скорее это
походило на робкую поклевку. Словно сытый лещ коснулся алюминиевой наживки
губами. А в следующую секунду бечеву потянуло. Сначала плавно, а затем
мелкими рывочками. Невидимая рыбина примерялась к добыче, не решаясь
дернуть сильнее.
Действительно не понимая, что делает, он торопливо потянул ложку на себя.
Бечева пошла с неохотой. Что-то с внешней стороны продолжало удерживать ее
в вязком плену. С каждым освобожденным сантиметром сопротивление
нарастало. Марковский почувствовал, что некая сила окончательно тормозит
движение ложки. Теперь они боролись на равных. В голове цветасто
засвербило: "тянет-потянет, вытянуть не может..." Откуда это? Он суматошно
пытался вспомнить. Впрочем, скоро ему стало не до этого. Сила, завладевшая
бечевой, не собиралась уступать. Веревка вот-вот могла оборваться. От
натуги Марковский даже застонал. Что же происходит?! Он попытался намотать
волосяную струну на кисть, но не успел. Беспощадный рывок, резанул кожу, и
бечева выскользнула из ладони.
много чего торчит. Хлам разный, муфты, дроссель-трансформаторы...