возникнуть непредсказуемые и нерегулируемые ситуации. Положим, любой
клиент банка, принадлежащего тому же Клоду Серпино, со скандалом или без
скандала мог в любой момент забрать свой вклад, имея целью перевести его в
банк конкурента. Так и тут: уже внеся деньги за приключение, уже приподняв
перо над распиской о добровольном вручении своей жизни работникам фирмы,
уже увидев свою фамилию напечатанной в этом прекрасном журнале-проспекте,
клиент мог передумать, чтобы отдаться воле случая, вручить свою судьбу в
руки той же полиции или самой обыкновенной намыленной веревки, к тому же
намного дешевле стоившей: чем черт не шутит?!
индейца, вдруг сказал с невероятной прозорливостью:
без гарантии, остался жив только один...
лице старого вакха. Бесцеремонно хохотнув, Хартон сказал:
удалось-таки убежать от разъяренного слона?
комиссара полиции, протянул Гарду заранее заготовленный - уже отпечатанный
типографским способом на отдельном листе бумаги! - адрес Мэтьюза К.Барроу,
проживавшего буквально в двух шагах от площади Согласия, на улице
Иностранных моряков!
смутные воспоминания, связанные с этой фамилией. - Мэтьюз Барроу..." Года
два назад было одно дело, в котором оказался замешанным бывший офицер
военного флота, состоявший в довольно большом звании и живший... да,
кажется, на улице Иностранных моряков. Но Барроу ли? И что за дело? Провоз
наркотиков, какой-то большой партии? Или, может быть, перестрелка из-за
них между двумя конкурирующими мафиями, потому что посредник, как
оказалось, работал сразу и на Гауснера, и на Фреза, то есть был
"двойником" и предпочел, чтобы мафии сами делили товар? Точно,
перестрелка! И в ней один лихой и могучий морячок-гангстер отправил на тот
свет без всяких гарантий и выставленных через банк счетов не менее десятка
противников, а затем... Что затем? Исчез? Да нет, вроде не исчез, его
накрыли месяца через два, и этим делом занимался комиссар Робертсон, если
Гарду не изменяла память, потому что он, Гард, тогда с головой ушел в дело
профессора Чвиза, погибшего якобы в автомобильной катастрофе... В таком
случае надо немедленно связаться с Робертсоном: не был ли тем крепким
малым Барроу, бывший офицер флота, и, вообще, чем кончилось дело?
дал ему возможности додумать версию до конца. Накрутив меланхолично моток
волос бедного индейца на свой указательный палец, он с поразительным
равнодушием в голосе - казалось, в середине фразы он вот-вот зевнет во всю
свою веселую пасть - произнес:
человек, а потом, видите ли, учитывая неподкупность нашего правосудия,
решил покончить с жизнью с помощью нашей фирмы, испытав напоследок острое
ощущение. Но нервы его не выдержали, и он, хоть и моряк, по сухопутку
смылся от слона, тем самым поставив себя перед лицом закона.
спросил Гард.
его где-то у вас, а сам он... Впрочем, адрес я вам передал.
ха-ха-ха-ха! - довольный собственным каламбуром, захохотал Хартон.
внимательно перелистал журнал учета: все девятнадцать гангстеров,
исчезнувших за минувшие три года, в том числе Аль Почино, аккуратно
наличествовали в журнале со своими собственноручными расписками и
фотографиями фас и в профиль, собранными с педантичностью нацистских
палачей в каком-нибудь Майданеке или Освенциме. Правда, восемнадцать
физиономий были в черных траурных рамках, а одна - в канареечно-желтой.
Гард вгляделся в фотографию Мэтьюза Барроу: большие серые глаза, типично
морские усики над верхней губой - тонкие, щегольские, мощная бычья шея,
брови вразлет, прямой крупный нос, густые, назад зачесанные волосы.
Мужчина что надо!
устройства, находившегося в нагрудном кармане пиджака, и, не повышая
голоса, сказал:
попрощаться с гостем при помощи рукопожатия, - Гард наклонил голову в
качестве прощального жеста, на что получил точно такой же наклон
приподнявшегося в кресле Хартона, и вышел из кабинета. В тот же момент
ожил селектор, и не менее мистическим образом прозвучал чей-то басовитый
спокойный голос:
Барроу. Подождем.
каблуками, вскочив с кресла, словно его не только слышали, но и могли
видеть.
10. ГОВОРЯЩИЙ НЕМОЙ
Мартенсом, уже мчался, не видя светофоров, на улицу Иностранных моряков.
Из машины комиссар сделал попытку связаться с Робертсоном, но в этот день
Робертсон не дежурил, а дома застать "большого мастера по маленьким делам"
было невозможно: он либо удил рыбу вместе с братом министра комиссаром Джо
Воннелом, либо где-нибудь играл в бридж.
Барроу, разместился в глубине небольшого парка и напоминал скорее виллу,
нежели городское жилье: небольшие колонны при входе, парадный подъезд, к
которому вели широкие ступени, красный "церковный" кирпич первого этажа,
добротное дерево второго, две террасы и мезонин, полукругом охватывающий
правую половину здания. И еще собаки, встречающие прибывших не злобным
лаем, а буйным весельем, как это и подобает гостеприимным сельским
собакам.
местам! - ворчливо и тоже беззлобно говорила собакам вышедшая навстречу
полицейским старуха. - Вам кого, если не секрет?
нам хотелось бы узнать...
огромного Таратуру, напоминающего внешним видом не то борца, не то
штангиста.
на внутренней стороне лацкана пиджака. Он, кстати, всегда менял
тональность, говоря, что представляет полицию, и терпеть не мог елейность
в голосе при словах о том, с какой организацией в его лице сталкиваются
люди.
ворчливым, но не злобным тоном она произнесла:
можно назвать жизнью... Вам чего, нужно его видеть? Так проходите, зачем
зря стоять? А ну, марш отсюда, хватит галдеть! - вновь обратилась она к
собакам, и те, все еще виляя хвостами, разбрелись по парку.
приказав Мартенсу остаться у входа в дом. Сам же вместе с Таратурой пошел
за старухой, которая, миновав небольшой зал типа гостиной, вывела гостей к
лестнице, ведущей на второй этаж. Второй этаж являл собой разительный
контраст с первым: если внизу было хоть и "каменно", но достаточно убого -
какой-то старомодный сервант, дряхлый рояль с никогда не опускающейся
крышкой и гнилыми, словно зубы столетнего старца, клавишами, пыльные
стеллажи без стекол, заставленные всякой рухлядью, в том числе
заплесневелыми книгами, то наверху глазам комиссара с его помощником
предстало хоть и деревянное, но вполне современное жилье. На стенах,
обитых дорогим штофом, висели картины, свидетельствующие о неплохом вкусе
и достатке хозяина, комнаты были обставлены мебелью красного дерева,
сделанной, правда, в современных мастерских, но под старину, висели бра
разных фасонов, но одного типа - короче говоря, во всем был изыск и
признак роскоши. Может быть, былой?.. Они миновали одну комнату, вторую,
после чего, на мгновение задержавшись и испытующе глянув на полицейских,
старуха молча толкнула дверь в третью.
нечто похожее на кабинет, если не считать кровати, застеленной шерстяным
пледом. Слабо горел боковой свет. Несмотря на яркий день, окна были плотно
зашторены. За огромным письменным столом с большим количеством выдвижных
ящиков с резными или инкрустированными, как у шкатулки, ручками, под
лампой, укрытой сверху голубым колпаком, в наброшенном на плечи
красно-желто-черном пледе сидел широкоплечий человек с улыбающимся лицом и
раскладывал пасьянс, любовно поправляя каждую карту, чтобы она без зазоров
и ровно ложилась к своим соседям. Это был, без сомнения, Мэтьюз Барроу, и