Чтение 21–й страницы книги ~Следователь по особо важным делам~

другая.

Я говорил с крестной Ани и все время готовился к самому главному
вопросу. Об Ильине.

- Анфиса Семеновна, - спросил я, когда она кончила перечислять, что
именно из вещей Залесских купили Нырковы, - вы знаете Ильина?

- Колю?

- Да, Николая Гордеевича.

- А как же. Хорошо знаю.

- Какие у него были взаимоотношения с Аней?

- Так он ведь еще допрежь Валерия за ней ухаживал...

Она подтвердила мои догадки.

- До того, в смысле, как они вообще стали с Валерием встречаться?

- Да. Ну до того, как они, это самое, пожили с Валерием у ни.х в доме и
он уехал к родителям за разрешением жениться. Так вот, Николай еще раньше
него дружил с Аней. Я не знаю, как правильно сказать. В старое время
парень пройдет с девушкой по улице, считай, кавалер, жених, стало быть.
Теперь говорят-дружит. Ну, а она, значит, выбрала Валерия... Валерий
уехал. Потом родился Сережа. Николай после института тоже укатил и
объявился снова в прошлом году. Какую-то диссертацию сдавать. Или
отстаивать, не знаю я их порядков... Ну, и опять к Ане подлаживаться.
Первая любовь не ржавеет... - "Это мы знаем.

Знакомая народная мудрость", - подумал я про себя. - Аня его, конечно,
привечает, не погонишь же живого человека. А я вижу, не может она Валерия
из сердца выбросить совсем. И мечется между огнем и полымем...

- Ильин бывал у нее дома?

- Бывал. Частенько. С Сережкой играл. Ко мне.вместе приходили.

- И как у них, что чувствовалось?

- Погоди, мил человек. Я смотрю, он с Сережкой, как с родным. Вышел это
Коля на минуточку, а я Ане и говорю, мол, зачем парня мучаешь. Да и себя
определить надо.

А она мне: теть Фиса, так называла всегда, теть Фиса, говорит, я сама
еще разобраться не могу, куда уж вам...

Короче говоря, спровадила меня. Николай, скажу вам, шибко Сергею
Петровичу нравился...

- Аниному отцу?

- Ага. Мне говорил по секрету, что, мол, крепкий мужик из него
получится... Слово, правда, другое употребил.

Дай бог памяти... Да, добротный, говорит. Хозяин справный.

Он им, помню, заборчик новый поставил. - Да, забор Ильин поставил
крепкий. - Сергей Петрович слаб был...

Я перебил старушку:

- Так значит, вы спросили у Ани, выйдет ли она за Ильина? А дальше?

- Дальше? Один раз еще только и был разговор. Прихожу я к ним утром в
субботу или в воскресенье, не помню точно, какое-то дело до Ани было.
Гляжу, Николай в кухне под краном умывается. Она ему полотенце подает... Я
что-то такое сказала ей. В шутку. Хорошо, мол, когда мужик в доме. Она
ничего не ответила...

- И когда это было?

- Ой, запамятовала.

- Пожалуйста, припомните.

- Какой-то, кажись, праздник обратно был. Вспомнила! Верно. Не суббота,
не воскресенье, а праздник. Седьмое ноября.

- Значит, Ильин у нее ночевал?

- Выходит,ночевал.

- А как он воспринял приезд Валерия?

- Вот и получается, что Валерий ему уж во второй раз дорогу перебежал,

- Вы не знаете, они встречались после этого?

- Не знаю, врать не хочу.

- Он провожал их?

- На вокзале я его не видела.

- Аня его вспоминала или нет?

- Муж приехал...

- А она це просила вас не говорить при Валерии об их отношениях?

- Уж какие там были отношения, я не знаю...

- Человек бывал в доме... Ночевал... А вы - близкий, почти родной,
могли проговориться.

- Родно-о-ой, - протянула Анфиса Семеновна. - Роднее не было. Что-то в
этом роде Аня меня предупреждала.

Говорит, надо все начинать сначала. А старое - вон. Я, хоть и старуха,
смекаю еще. Могла и не предупреждать. Я худа ей не желала. Хотела бы
всегда помогать, всей душой.

И вот этими старыми руками...

Мы говорили долго. Воспоминания волновали старушку. Видимо, Кирсановы
являлись самыми близкими, если не единственными людьми в ее жизни, память
о которых воскрешала много хорошего и дорогого.

- Еще один вопрос. Когда умер отец Ани, возникало у нее желание
покончить с собой? Может быть, она вам говорила об этом?

- Нет, не припомню такого. Горевала шибко. Но молодость свое брала. -
Анфиса Семеновна подумала. Помолчала. - Нет, не было и мыслей таких у ней.

Я чувствовал, Анфиса Семеновна утомилась. Да и сам, признаюсь, стал
терять ясность направления беседы. И решил на сей раз закончить.

Она вдруг спохватилась:

- Скажи, мил человек, а для чего тебе все это надо?

Может, что нехорошее открылось?

- Да чего уж хорошего в Смерти человека? - уклончиво ответил я. - Тем
более такой молодой и красивой женщины.

- Верно. Ей бы жить да жить. А уж как о Сергее вспомню, так сердце
кровью обливается. Да и Валерий безвинно страдает.

Все же мой ответ старушку не удовлетворил. Но у нее хватило такта и ума
в дальнейшие вопросы не вдаваться.

Неглупая была эта Анфиса Семеновна. Хотя на вид простая и
бесхитростная...

Можно ли было ей верить? Я не мог найти причин, для чего бы ей стоило
говорить неправду.

А если человек врет только для красивой лжи - это болезнь. Это
патология. Такие тоже мне встречались.

Нет, крестная Залесской была в здравом уме.

Но все-таки ее показаний для меня было мало. И я отправился в
сельскохозяйственный институт.

Уже один взгляд на теснившиеся на небольшом пятачке здания говорил о
его эволюции.

Все, по-видимому, началось с длинного одноэтажного строения красного
кирпича врасшивку. Так строили еще до революции. Может, это была
церковноприходская школа.

Потом выросло двухэтажное. Кирпич и дерево. Много стекла. Местный, так
сказать, конструктивизм. Площади и солидности хватало поначалу только для
техникума. Но когда размахнул свои крылья домина в пять этажей, с
колоннами, портиками, капителями, с декоративным карнизом, с широкой
лестницей, проглотившей полдвора, внушительное здание не могло стать не
чем иным, как высшим учебным заведением. А что оно, учебное заведение,
будет жить и развиваться дальше, категорически утверждала пристройка наших
дней. Совершенно гладкий, ровный параллелепипед с широкими окнами и
керамзитовой штукатуркой.

Слово теперь оставалось за достижением будущей архитектуры. Тогда
институт, возможно, дорастет до академии...

Исполняющий обязанности ректора разговаривал со мной недолго.

- Да, да, слышал. Печальная история. Залесского я не помню. А вот
Кирсанову - хорошо. Аккуратная, дисциплинированная. Активистка. У Ильина я
присутствовал на защите. Положение обязывает - председатель ученого
совета. Но, скажу откровенно, на его защите я испытывал удовольствие.
Редкое сочетание - хорошая научная подготовка и практический опыт. Но,
сами понимаете, в личном житейском плане я Ильина, можно сказать, не знаю
совершенно.

Тем более он у нас был аспирант-заочник. Поговорите лучше с профессором
Шаламовьш. Он его научный руководитель...

Секретарша ректора помогла мне найти Шаламова в коридоре института.

Яков Григорьевич извинился, что мне придется немного подождать: он
заканчивал разговор с двумя грустными, усталыми молодыми людьми. По-моему,
разговора не было.

Сухощавый, седой как лунь профессор спокойным, методическим голосом
вбивал в смиренных учеников что-то важное для них. Уверен - совершенно
напрасно. Когда он их отпустил, они пошли прочь сначала медленно, потом
все быстрее и быстрее, пока не побежали.

Шаламов пригласил меня в свой кабинет. Он возглавлял кафедру
растениеводства.

Посмотрев на мое удостоверение и узнав, что я хотел бы поговорить об
Ильине, он сцепил свои длинные пальцы и положил руки перед собой на стол.

- Странно: Ильин и следствие... Понятия для меня взаимоисключающиеся.

- Почему вы решили, что следствие соприкасается обязательно с
преступниками?

- О честном человеке узнают все у него самого.

У профессора была кристальная логика. Мне надо было или выворачиваться,
или признать его проницательность, то есть раскрыть свби замыслы. Одно не
лучше другого. Вот что значит сила слова!

- Честность нередко требует не меньших доказательств, чем виновность.

- По-моему, правде всегда тяжелее, чем кривде. На то она и правда.
Впрочем, насколько я понял, предмет нашего разговора - Николай Ильин. И
вам нужны факты, факты и только факты. Я к вашим услугам.

- Ильин закончил аспирантуру?

- Конечно. И защитился. В феврале месяце.