Чтение 21–й страницы книги ~Инструктор спецназа ГРУ~

покажу. Рули, рули. Знакомься с географией.

Ехать пришлось довольно долго. Губин совершенно запутался в поворотах и
проездах и вскоре уже не пытался сообразить, где они находятся, во всем
положившись на напарника, который командовал, куда свернуть и где
притормозить.

Наконец Ковалев велел остановить машину.

Они оказались во дворе старого, сталинской постройки дома. Когда Губин
выключил фары, во дворе стало темно, как у негра под мышкой.

- Пошли, Колян, - сказал Ковалев. - Познакомишься с одним интересным
человечком.

Вслед за напарником Губин вышел из машины и, не сделав и двух шагов,
оступился, угодив правым сапогом в глубокую, по самую щиколотку, выбоину в
асфальте, до краев наполненную грязной водой.

- Блин, - сказал он в сердцах, - как они тут живут? Шею же можно
свернуть.

Сказавши про шею, он немедленно вспомнил убитого букиниста. Ему стало не
по себе в этой кромешной темноте, и он ускорил шаг, догоняя напарника.

Они вошли в тускло освещенный, насквозь провонявший кошками подъезд и
поднялись на третий этаж. На площадке между вторым и третьим этажами из-под
ног заполошно метнулся облезлый серый в полосочку кот, до этого грызший в
углу селедочную голову.

- Пошел на хрен, срань вонючая, - Дружески напутствовал кота Ковалев и
попытался поддеть его сапогом, но промахнулся. Добравшись до третьего этажа,
они долго трезвонили в дверь. Наконец из недр квартиры донеслись шаркающие
шаги, и дребезжащий старушечий голос спросил:

- Кто там?

- Открывай, Максимовна, - сказал Ковалев. - Милиция.

Залязгали древние замки, и в приоткрытую щель выглянуло сморщенное личико
в венчике растрепанных седых волос. Увидев форму, старуха откинула цепочку и
посторонилась, пропуская сержантов в квартиру.

- Носит вас... - бормотала она, запирая дверь. - Чего он опять учудил,
аспид этот?

- А может, это не он, - осклабился Ковалев. - Может, это ты учудила. А,
Максимовна? Ты как, сразу колоться будешь или в отделение поедем?
Самогоночку-то гонишь помаленьку, а, старая? Может, нацедишь по стопарику?

Продолжая недовольно бормотать и поминать разными словами и отделение, и
Ковалева с Губиным, и какого-то незнакомого Губину аспида, из-за которого
нормальным людям не дают спать по ночам, старуха, шаркая войлочными
шлепанцами, исчезла в глубине квартиры, и оттуда вскоре донеслось
приглушенное звяканье стекла о стекло и аппетитное бульканье. Потом старая
карга возникла вновь, неся две щербатые чашки, распространявшие весьма
недвусмысленный запах.

- Из чего гонишь-то, Максимовна? - подозрительно принюхиваясь к
содержимому своей чашки, спросил Ковалев.

- Из чего, из чего, - передразнила его старуха. - Из кефира, вот из чего.

- Ну да? - поразился сержант. - Ну-ка, ну-ка...

Губин опасливо заглянул в свою чашку. Самогон, вопреки его ожиданиям,
оказался прозрачным, как слеза, и пах вполне терпимо.

Ковалев между тем уже опрокинул свою порцию, крякнул, занюхал рукавом и с
шумом выдохнул воздух.

- Спасибо, старая, не дала засохнуть. Вилька у себя?

- У себя, где ему быть, аспиду несытому. Нажрался с вечерами спит без
задних ног с шалавой своей.

- Это с которой же?

- Да кто их, б...й, разберет, они у него все на одно лицо - синие,
опухшие, как покойники, прости ты меня, господи. Лизка вроде бы у него
сегодня.

- Ладно, это нам без разницы. Ты, Максимовна, спать ложись, мы тут сами
разберемся, что к чему.

Продолжая недовольно бормотать и шаркать, старуха удалилась в свою
комнату и закрыла за собой дверь.

Ковалев направился к комнате напротив и толкнул дверь.

- Надо же, - удивился он, - заперто. Значит, не совсем пьяные были, когда
ложились.

И он без тени смущения забарабанил в дверь кулаком. Стучать пришлось
долго.

Уставший Ковалев уступил место Губину, потом они сменились снова, и лишь
минут через двадцать в замке повернулся ключ, и на пороге комнаты возник
тщедушный, совершенно раскисший со сна мужичонка в мятых семейных трусах,
надетых, видимо, впопыхах, шиворот-навыворот. Щуплое тело с дряблой обвисшей
кожей покрывала корявая вязь татуировки, на бледных щеках с фиолетовыми
прожилками топорщилась трехдневная щетина, а давно нуждавшиеся в стрижке
волосы стояли дыбом вокруг желтоватой лысины.

- А, сержант, - промямлил Виля, с трудом двигая непослушными губами. Из
темноты за его спиной доносилось чье-то тяжелое сонное дыхание, и волнами
накатывала жуткая вонь, в которой легко различался водочный перегар,
застоявшийея табачный дым, нечистые испарения давно не мытых тел и бог знает
какая еще дрянь.

- Гуляешь, Виля? - спросил Ковалев, разглядывая мужичонку с любопытством
энтомолога, изловившего неизвестное науке насекомое.

- Натурально, - буркнул Виля, разминая ладонью заспанную физиономию. -
Сделал дело - гуляй смело.

- Знаем мы твои дела, - сказал Ковалев. - Поговорить надо, Виля.
Впустишь?

- Отчего не впустить, - пожал плечами тот. - Правда, Светка у меня. Спит
она вроде, да кто ее, корову, разберет. Я ж так понимаю, что ты по делу?

- По делу, по делу. Так и будем здесь торчать, как три тополя на
Плющихе?

- Аида на кухню, - сказал хозяин, в еще с трудом ворочая языком, и, не
сдержавшись, широко зевнул, показав гнилые зубы.

Следуя за Вилей, которого заметно качало, сержанты попали на замусоренную
кухню и уселись на скрипучих, норовящих рассыпаться табуретах у
заставленного грязной посудой стола. В незанавешенное окно заглядывала ночь.
***

Виля бесцельно подвигал на столе пустые стаканы, заглядывая в них со
слабой надеждой, погремел стеклотарой в углу за ободранным холодильником и,
буркнув: "Я щас", удалился из кухни, для верности придерживаясь :за стену.
Вскоре стало слышно, как он ломится к старухе, требуя выпивку. Старуха
что-то невнятно и не слишком ласково скрипела в ответ сквозь запертую дверь.

- Он что, ее сын? - негромко спросил Губин, кивая в сторону прихожей,
откуда доносились глухие удары кулаком по двери и матерная перебранка.

- Какой, на хрен, сын, - отмахнулся Ковалев. - Сосед он ей, коммуналка
здесь, понял? Компания блатных и нищих.

- Повезло старухе, - сочувственно вздохнул Губин. - Как же она с ним
живет, с алконавтом этим?

- Это еще вопрос, кому больше повезло, - ухмыльнулся Ковалев. -
Максимовна, чтоб ты знал, три срока отмотала от звонка до звонка. И не
маленьких, заметь.

Первейшая в свое время б...ь-наводчица была, по всей Москве о ней слава
ходила.

Она и сейчас еще - ого-го!.. Сама, конечно, уже не работает, стара стала,
вывеска не та. Думаешь, зря наш Виля двери на ночь запирает? Ведь пьяный же,
как зонтик, а граница на замке. Ты бы слышал, как они тут отношения выясняют
- кто у кого чего попятил. Чистый цирк, никакого телевизора не надо.

- Да я слышу, - кивнул Губин в сторону прихожей.

- Это? Это у них самая что ни на есть мирная беседа, все равно как мы с
тобой о погоде разговариваем.

- Ну да? - поразился Губин. - Во дают, блин. А Виля - это что, кличка
такая?

- Не, - покрутил головой Ковалев. - Это ему мама с папой так удружили. Он
у нас Вильгельм Афанасьевич, не хрен собачий. С таким имечком любая кликуха
за счастье покажется.

Впечатленный обилием новой информации Губин хотел еще о чем-то спросить,
но тут в кухне, по-прежнему качаясь, возник Вильгельм Афанасьевич. В
трясущейся руке он судорожно сжимал полулитровую банку, закрытую пожелтевшей
полиэтиленовой крышкой, в чертах его помятого лица сквозила
целеустремленность.

- Отвоевал, - сообщил он, плюхаясь на свободный табурет. - Сейчас голову
поправлю, тогда поговорим. А то я никак понять не могу - не то ты с
напарником, не то у меня в глазах двоится.

Он пошарил глазами по столу, ища, во что бы налить, не нашел и, сорвав
крышку зубами, сделал богатырский глоток прямо из банки. Его перекосило, он
содрогнулся всем телом и зашелся в надсадном кашле, щедро расплескивая
самогон из открытой банки.

- Ну и отрава, - просипел он, перестав кашлять и утирая заслезившиеся
глаза тыльной стороной ладони.

- А по мне, так и ничего, - заметил Ковалев. - А, Колян?

- Нормально, - искренне подтвердил Губин, давно уже скучавший по продукту
домашней выделки.

- Так вам-то она, небось, первача поднесла, а мне того, который на
продажу, - пожаловался Виля. - Отравит она меня когда-нибудь, подстилка
трухлявая. Не веришь, попробуй, - протянул он банку Ковалеву.

- Я, пожалуй, воздержусь, - отказался тот, - да и тебе советую. Ты уже
прояснился?

- Мне, чтобы до конца проясниться, считай, неделю в проруби просидеть
надо, - проинформировал Виля. - А может, и месяц.

- Да где ж ты летом прорубь-то найдешь?

- Так а я ж тебе про что... Первую помощь получил - и ладно. Говори,
зачем пришел.