порядок - ну, кто-то мне и удружил.
изумлено расширив глаза, даже не шелохнулся.
разбирать весь рассказ: - "Нептун"... паника... все рвутся к шлюпкам...
через турникет, он рукой задержал Энтони. - Я хочу посмотреть, кто это.
Машина вплотную подъехала к первому такси. Наружу выбрался человек в сером
летнем костюме; расплачиваясь, он неторопливо и цепко осмотрелся; худое
лицо, мешки под глазами и подбородком. - Это Пилстрем. - Такси не
отъезжало. Ища ступеньку, высунулись ноги в узких черных брюках и повисли
над землей, длинные, тонкие и бескостные, как макароны. - Их двое! -
воскликнул Крог. - Мне всегда казалось, что Пилстрем охотится в одиночку.
Погодите, да это же... как, однако, мы заинтриговали их... - Длинный фрак,
тонкий, как шнурок, галстук завязан бантиком на старческой шее, седая
щетина, длинное постное лицо. - ...Это же профессор Хаммарстен, - черная
мягкая шляпа, очки в стальной оправе, пепельно-серые щеки.
ловя вокруг удивленные взгляды, он вспомнил, что он в вечернем костюме и
без шляпы, но странное безразличие охватило его; он вспомнил Холла с
накладным носом, шумную толкучку фиесты, тревожные расспросы Холла: - А с
трением-то как? - И остановившись позади тира перевести дух, он сказал: -
Бедняга Холл, как бы он на все это посмотрел? - Верный Холл. На него можно
рассчитывать во всем, кроме соучастия в этой стремительной потере
тормозов, в этом безумстве. Такое можно себе позволить только с человеком,
который даже не умеет убедительно соврать. Еще не отдышавшись, ой тихо
сказал: - Это было не в Индийском океане.
неловко улыбнулся: - Я впервые испробовал эту историю. Обычно я даю
рассказ о бомбе. Ладно, - решился он, - вам скажу. Кроме Кейт, никто не
знает. Я снимал шкурку с кролика и у меня сорвался ножик.
осторожно вышел человек в сером костюме, ступая мягко, как кошка вокруг
мусорного ящика. Крог усталым голосом сказал: - Игра кончилась. - И словно
обманывая кого-то близкого, сплавив ему акции, которые ладно бы
обесценились в будущем, но уже сейчас ничего не стоят, хоть выбрось,
мучаясь угрызениями совести, Крог добавил: - Мы сваляли дурака.
палатки. Пилстрем несколько раз пронзительно крикнул: - Хаммарстен!
Хаммарстен! - Профессор Хаммарстен замешкался возле медных ручек призового
аттракциона. - Хаммарстен! - Кажется, спорили из-за монеты, которую
пытался всучить Хаммарстен. - Хаммарстен! - Тот быстро обернулся и уронил
очки. - Пилстрем! - Он трепетной ногой ощупывал гравий, обводя очки
подобием круга. - Пилстрем! - жалобно отозвался он. Энтони с новой силой
потащил Пилстрема. - Хаммарстен! - Профессор Хаммарстен нагнулся за
очками, но сейчас же дернулся вперед, с болезненным воплем схватившись за
поясницу. - Пилстрем! - Держа в пальцах монету, владелец павильона взывал
к свидетелям. Энтони ослабил хватку и толкнул Пилстрема прямо профессору в
руки. - Хаммарстен! - Они немного постояли, держась друг за друга, потом
Пилстрем нагнулся и подобрал очки Хаммарстена. Энтони и Крог издали
наблюдали за ними. Вскоре парочка рассталась, каждый отправился в свою
сторону. Шли они медленно, понуро.
- Нет. У меня пропало настроение рассказывать истории. Особенно после той
осечки. Но я готов поклясться, что это было в Индийском океане.
Знаете что, не садитесь против меня в покер, с вами можно играть только в
рамми - там уж как повезет, без блефа. А у вас лицо прямо для покера.
Через две аллеи им попался тир, но Энтони его отверг ("это для детей").
Наконец нашел то, что нужно. Разыгрывалось ограниченное число призов. -
Хотите портсигар? - спросил Энтони.
портсигар. Рисунок для него выполнил все тот же скульптор, что изваял
статую и отлил пепельницы; на портсигаре стояла монограмма: "ЭК". Крог
гордился портсигаром. Он сказал: - Другого такого нет во всем мире. -
Портсигар лежал на ладони, легкий, как пудреница.
официальное, из свиной кожи. Вот тот хотя бы - он будет очень хорош с
золотой монограммой. Сейчас я вам его добуду.
пиво. - Вода, - отозвался Энтони. - Приезжайте в Англию, я вас кое-чем
угощу. Что бы я сейчас взял? "Янгер"? Пожалуй. Или пару кружек
"Стоун-особый". Больше пары и не надо.
которых Крог имел весьма смутное представление. Наверное, пожилая дама,
воспитанная по старинке, будет такими же глазами смотреть на юную девицу,
которая разбирается в косметике, знает, что нужно для коктейля, подскажет
врача, если нежелательно сохранить известное положение. Крог немного
завидовал ему, отчасти любовался им, все это даже интересно, но гораздо
сильнее его занимала мысль о времени, которое так быстро у него пролетело,
а у этого тянулось помаленьку, так что совсем молодым он знал очень
многое.
обступив площадку, дуговые лампы заливали светом деревянный настил; белые
пятна лиц выдавали напряжение, с которым танцующие ловили трудный ритм;
девушки медленно переступали изящными ножками и благоговейно, как некий
ритуал, повторяли движения партнеров - шаг в сторону, шаг вперед, шаг
назад, между тем как из головы не шли мастерская, контора, платье не по
карману ("в тиши моей одинокой комнаты"), пролетевшее лето ("днем и
ночью"), зимние моды.
инициалы, заводы, работающие в две смены, с семи утра и с трех часов ночи:
он робел пригласить какую-нибудь из этих девушек, и ничего с этим не
поделаешь. Он видел, как поодаль, присматривая девушку, расхаживает
Энтони; человек ни слова не знает по-шведски и все-таки здесь он не больше
иностранец, чем швед Крог, который родился в развалюхе на Веттерне, в
деревенской школе учил арифметику. Энтони взял девушку за руку и повел к
танцующим; просто я все перезабыл, думал Крог. Ведь в молодости...
приходят с неясными побуждениями, здесь удовольствие - единственная и
неприкрытая приманка, и ни к чему лицемерить. И в молодости, подумал он, я
был точно таким же. В Стокгольме ходили легенды о его детстве, уже
обещавшем коммерсанта и изобретателя: как он построил перископ, чтобы не
пропустить, когда из-за угла школы появляется учитель; как менял почтовые
марки на фрукты, сохранял их в соломе и в разгар лета прибыльно устраивал
обратный обмен с изнемогавшими от жажды однокашниками. Крог знал все эти
легенды, знал, что в них нет ни капли правды, но еще знал, какая она
скучная, эта правда: каторжный труд, прилежанием добытые свидетельства -
он, в сущности говоря, и не видел жизни, пока однажды весною в Чикаго ему
не пришла в голову идея нового резака. Он даже запомнил, в каком положении
была перечеркнувшая небо стрелка огромного экскаватора, он как раз стоял у
окошка в будке мастера, высунулся и крикнул экскаваторщику: - Еще пять
футов влево! - Кончилась долгая и суровая североамериканская зима, сквозь
запахи жидкого битума, дыма и вымоченного дождем металла он улавливал
дыхание весны; шоссе трескались, уступая подспудному натиску травы.
Впрочем, природа его не волновала, и этот весенний день в его глазах ничем
не отличался от других, а запомнил он его единственно потому, что,
переведя взгляд с раскачивающейся, падающей, кромсающей бледно-голубой
воздух стрелы экскаватора на план моста, приколотый к чертежной доске, он
подумал: если я поставлю нож вот так, желоб у меня скользящий, тормоз
отпускает палец - неужели и в этом случае будет большое трение? Его
никогда не занимали мелочи, все эти до глупости дешевые и необходимые
вещи, которые впоследствии станут называться "Крогом". Однажды, еще
мальчиком, он услышал от отца, что у такого-то, наверное, уже миллионный
капитал; и вот, он неделю проработал в мастерских в Нючепинге, увидел в
действии резак старой модели - и взял расчет: в такой допотопной фирме
даже самое похвальное усердие не обещало успеха. А тут нежданно-негаданно,
без всяких усилий родилась идея нового резака, и в памяти на всю жизнь
остался весенний день, запах зелени и битума, ныряющая вниз и отмахивающая
в сторону стрела экскаватора.
испытывал в обществе Энтони. Недаром он вспомнил эти имена: Мерфи,
О'Коннор, Уильямсон и Эронстайн (О'Коннор погиб в Панаме; сломался
экскаватор, и на беднягу обрушились сорок тонн земли; Эронстайн ушел на
нефтяные промыслы; Уильямсон и Мерфи, кажется, умерли во Франции). И хотя
они проработали вместе восемнадцать месяцев, он не узнал их близко, но он
и не стеснялся их, а вот с Андерссоном он чувствовал себя неловко, и этих
загорелых продавщиц, чинно танцующих там, - их он тоже стеснялся. Ему
Максимов Альберт
Зыков Виталий
Каргалов Вадим
Суворов Виктор
Никитин Юрий
Перумов Ник