обеспокоен или взволнован.
причинами, нежели испорченное настроение, Фред уже мягче сказал:
на всем предыдущем крест.
кресло поближе к Шульцу, сел.
одну тайну...
догадываюсь - это поручение Шлитсена. Давно с ним работаете?
казался иным...
боевых друзей вмешиваться не положено.
начатому Брауном разговору.
Только откровенно: вами иногда овладевает разочарование, неверие, как вот
мною?
Бессмертие героям! Райская жизнь живым!.. Где все, за что гибли наши лучшие
солдаты, за что страдали мы? Куда исчезло? Если вспомнить, кем мы были и кем
стали...
подавал вида.
все, что скрыто в тайниках души, вырывается наружу, так как человек ухе не
властен над своими чувствами. Это плохо для всех, а для разведчика в
особенности.
по-вашему, - не человек? Потому и напился, что хочется погасить в себе все
человеческие чувства! Я же, как молитву, всякий раз повторял слова фюрера о
призвании расы господ, а где очутился? У развалин фатерланда, у могилы
собственных мечтаний и надежд. Ибо эфемерными были эти надежды и мечты, вот
что я вам скажу! Никто ничего мне не даст, если я сам не вырву свой кусок,
сам не позабочусь о том, чтобы стать господином. И плевать мне тогда на всех
и вся, на всех шлитсенов и нунке... Да не глядите вы на часы! Говорил же вам
- сегодня никто не позвонит... Сколько до семи?
девчонкой в восемь. Жаль, если кто-нибудь перехватит. Милашка этакая, сами
понимаете...
девочки - пальчики оближешь.
зная языка... Кстати, вы не поможете мне написать несколько цидулок и
отправить по этим адресам - портье дал мне список антикваров. Хочу разузнать
о гобеленах, чтобы напрасно не ходить.
глупость, которая привела его в школу "рыцарей благородного духа", где им
понукают, как быдлом, где всем заправляют те, кто забрался наверх и сумел о
себе своевременно позаботиться.
только достигнут своего. А я не хочу быть пешкой! И вы, я вижу, не из тех,
кого можно передвигать по доске, - горячо шептал Гарри, придвигая кресло еще
ближе к Фреду. - Когда раньше меня посылали на задание, пусть самое сложное
и ответственное, я шел не колеблясь. Я верил - это еще одна ступенька вверх.
А теперь? Вот Шлитсен предупредил, что в багаже важные документы, возможно
даже ценности. А я вдруг подумал: кому мы их повезем? Фюреру? Родине? Или
тем бонэам, что, втянув нас в авантюру, первыми сбежали? Нет у нас с вами ни
роду, ни племени! Выходит, мы два офицера, а в сущности двое нищих, должны
рисковать жизнью, как делали это не раз, в угоду честолюбию и ради кармана
тех, кто нас обманул и будет обманывать впредь, если мы не поумнеем. К нам в
руки попадет настоящий клад, ведь документы - тот же клад, а мы его
чудно-мило отдадим Шлитсену и Нунке, которые сумеют нагреть на этом руки!
Почему вы молчите, Фред?
часы.
медленно застегнул ворот рубашки, почистил щеткой туфли, поправил перед
зеркалом галстук... Фред видел, как напряженно Браун ждет ответа или
какого-либо замечания.
сигарету, как бы мысленно взвешивая все, только что услышанное.
рассказывая о той или иной местности. И не потому, что авторы справочника
сознательно допускают неточности. Просто, акцентируя внимание на главном,
наиболее характерном, они невольно затушевывают остальной фон, а это
нарушает соотношение обычного и необычного.
между действительным и воображаемым наполнило его сердце разочарованием. Он
быстро определил, где находится, узнал знакомые по фотографиям и описаниям
здания, но их характерные очертания как бы нивелировались в потоке
стандартных сооружений, обычных для центра любого большого города. Поступь
нового века! Шагая по улицам города, современное безжалостно стирает остатки
прежнего, его своеобразие, снисходительно перешагивая кое-где через
памятники старины, - в угоду поколению, еще крепко связанному с прошлым.
него сегодня волнений, чтобы им поддаваться. Хотелось поскорее отправить
письмо Курту, надо было обдумать, как вести себя с Гарри Брауном, выяснить,
насколько тот был откровенен.
и облегчало положение. В толпе легче затеряться, но можно и не заметить, что
за тобой следят. Фред несколько раз останавливался то у витрины, то у дома
интересной архитектуры, чтобы проверить, нет ли хвоста. Наблюдения как будто
не было.
окрестили ее испанцы. Большая, окруженная высокими, ярко освещенными домами,
она пульсировала, словно огромное обнаженное сердце, которое, то сжимаясь,
то расширяясь, как бы наполнялось кровью и тотчас разгоняло ее по сосудам -
улицам. Пуэрта-дель-Соль и впрямь сердце столицы, тот узел, откуда берут
начало десять главных улиц, широких и ровных, на которых никогда не
прекращается движение. Полюбовавшись фонтаном, Фред свернул на одну из самых
оживленных улиц - Алькола.
по вершинам деревьев пробегал едва уловимый трепет - последний истомленный
вздох умирающего дня. Прохлада словно струилась с вечернего небосвода, на
котором одна за другой зажигались звезды. Отсюда, с земли, они казались едва
заметными пятнышками - ведь на улице вспыхивали свои ночные огни. Огоньки
пробегали и гасли вдоль фасадов на рекламных транспарантах, загорались в
глубине зеркальных витрин, мигали в окнах вечно бодрствующих гостиниц,
мерцали над входами бесчисленных ресторанов и кафе. Казалось, люди
сознательно хотят ослепить себя искусственным светом, будучи не в силах
преодолеть страх перед бездонной пропастью неба.
пить, надо было достать конверт... Зайти в маленькое кафе, а потом
продолжить вечернее путешествие по Мадрид'?
ломаном немецком языке.
чуть сдавленный у висков лоб, на который спадала прядь черных волос. Глаза,
близко поставленные к переносице, лихорадочно блестели в глубоких
ввалившихся глазницах. Узкое лицо казалось болезненно изможденным.
приветливо.
словах. Но шофер, видно, почувствовал, что ведет себя не слишком учтиво,
поспешно добавил: