Чтение 21–й страницы книги ~Журналист~

Собственно говоря, местечко Шакр, захваченное северянами, считалось
спорной территорией, поскольку граница между ЙАР и НДРЙ не была
декларирована. В некоторых населенных пунктах приграничья понятие
принадлежности к одному или другому государству было весьма условным. По
негласному уговору эти деревушки были на особом статусе - "не наши и не
ваши", но южане на своих картах всегда рисовали условную границу несколько
севернее Шакра...

По большому счету и этот Шакр был никому не нужен - там проживали всего
около полутора сотен полуоседлых бедуинов, промышлявших в основном мелкой
контрабандой, и не стали бы его северяне никогда захватывать, если бы не
одно обстоятельство. Когда-то давно в этих примерно местах англичане вели
геолого-разведочные работы, которые в конце концов увенчались-таки успехом -
британцы нашли нефть. Но нашли они ее несколько не вовремя - шел 1967 год,
Англия уходила из Йемена.

Все следы геолого-разведочных работ были тщательно уничтожены, а местные
жители, помогавшие английским геологам, исчезли неизвестно куда... Остались
только легенды о необычайно богатом месторождении, которыми тешило себя
бедное, как церковная крыса, правительство НДРЙ. Однако со временем этими
легендами заинтересовались "друзья" из Советского Союза, направившие в Южный
Йемен целый отряд геологов. (В Адене даже был такой городок советских
геологов - в районе Хур Максар.)

Советские ученые несколько лет бродили по безжизненным йеменским
пустыням, ища эту распроклятую нефть, как мифические копи царя Соломона, -
никто уже не верил в успех, когда в конце февраля 1985 года малочисленная,
не основная экспедиция наткнулась-таки на месторождение как раз невдалеке от
этого самого Шакра...

Ничего сверхъестественного в том, что координаты нефтеносного пласта
стали известны в Сане в то же самое время, что и в Адене, не было. Геологи
ведь не работали в режиме абсолютной секретности, наоборот, они активно
общались с местным населением, покупая у него дешевые контрабандные шмотки
из "капиталистического" Йемена, а контрабандисты народ такой, что среди них
почему-то всегда оказывается масса агентов самых разных разведок, иногда
вовсе даже экзотических...

Пока в Адене тихо балдели от неожиданной радости, северяне выкинули в
этот самый Шакр батальон из трех рот глубинной разведки и заявили, что
"город Шакр всегда был исконной северной провинцией". В Адене к такому
заявлению отнеслись очень нервно и потребовали немедленно отвести войска.
Сана это требование проигнорировала, а батальон, занявший Шакр, начал
усиленно окапываться и оборудовать линию обороны.

Тогда президент Южного Йемена совсем рассвирепел и, грохнув по столу
кулаком, повелел немедленно уничтожить "захватчиков и оккупантов", в чем
его, кстати, с трогательным единодушием поддержала вся оппозиция. Чтобы
северяне много о себе не думали, им решено было показать, что в Южном Йемене
тоже есть десантные войска, поэтому почетная обязанность "отразить
вероломную агрессию" была возложена на Седьмую бригаду спецназа. Но
поскольку даже самые горячие головы в аденском генштабе понимали, что
Седьмой бригаде всего несколько месяцев и она пока может только на параде
пройтись (и то, если честно, довольно хреново), десантникам были приданы для
усиления еще пять рот курсантов офицерского колледжа в Салах-эд-Дине и
Восьмая танковая бригада, базировавшаяся там же.

Обнорский ничего этого, естественно, сначала не знал. Около пяти вечера 5
марта он вернулся вместе с Громовым и Дорошенко в Тарик из бригады, с
наслаждением стянул с себя насквозь пропыленную и влажную от пота форму,
сходил в душ, переоделся в гражданку и собрался идти в дукан за продуктами.
Андрей надеялся, что к 8 марта съедутся все бригадные, вернется и Илюха из
Эль-Анада, и Володька Гри-дич из Мукейраса, даст бог, и Леха с Сокотры
прилетит, да и все остальные подтянутся - и будет у переводяг самый что ни
на есть законный повод сесть за праздничный стол и отметить международный
бабский день.

Поскольку из всех бригадных переводчиков Андрей один постоянно жил в
Адене, на него, естественно, и пали все хлопоты по торжественной встрече
коллег. Обнорский уже предвкушал, как они все соберутся, как сядут и выпьют
по первой, а потом не торопясь пойдет неспешный мужской разговор о разных
разностях... Ну а потом, уже после хорошей дозы, ребята начнут врать друг
другу о бабах, и не важно, что все знают - вранья в рассказе очередного
спикера минимум процентов шестьдесят, все равно слушать интересно... Правду
говорят, что канун праздника гораздо приятнее самого праздника... и вот этот
самый канун предвкушения и был безжалостно порушен Семенычем, который влетел
в комнату к Андрею с безумными глазами и выпалил:

- Одевайся в камуфляжку, в бригаду едем!

Андрей недоуменно посмотрел на Дорошенко и спросил:

- Зачем? Ночные прыжки, что ли, решили провести?

Семеныч скривился, как от зубной боли, и перешел почему-то на шепот:

- Какие прыжки, сынок, какие, в жопу, прыжки... Война, похоже,
началась...

Собрался Обнорский быстро - да и что там было собирать-то? Запасной
комплект формы в вещмешок, пару банок консервов, блок сигарет, бутылку
коньяка да разные туалетные мелочи...

Перед отъездом из Тарика Громова, Дорошенко и Обнорского вызвал к себе
Главный. Генерал долго молчал. Андрей впервые видел Сорокина таким
растерянным и явно не знающим, что, собственно, говорить. Наконец Главный
собрался и, хмурясь, сказал по-простому:

- Вы, мужики, давайте там поосторожнее... На рожон не лезьте - ваше место
с командиром бригады, и не более того. Поставленная задача ясна?

- Так точно, товарищ генерал, - ответил за всех Громов, но по его
невеселому тону было понятно, что ничегошеньки на самом деле не ясно - как
себя вести, брать ли оружие, что делать, когда все подойдет к
непосредственному огневому контакту.

Видимо, некую двусмысленность ситуации понимал и Сорокин, но что он мог
сказать офицерам? Что четких и ясных директив из Москвы не поступило? Легче
ли от этого стало бы этим троим, стоявшим перед ним навытяжку? Генерал
вздохнул и махнул рукой, скрывая досаду.

- Насчет оружия... и прочего... Действуйте по обстановке... Да, вот еще
что. У нас есть данные... не очень, правда, проверенные. Относительно этого
батальона в Шакре - там могут оказаться несколько наших... Вполне такое
может быть, и вы... постарайтесь, чтобы это как-то поделикатнее, если...

Главный окончательно запутался, от этого разозлился и оборвал сам себя
энергичным взмахом руки:

- Ладно, долгие проводы, как известно... Можете идти.

...Дорошенко и Громова из Тарика провожали жены - обе приехали в Йемен к
мужьям почти одновременно, вскоре после Нового года. Советники сказали своим
супругам, что уезжают на несколько дней на внеплановые КШУ, жены сделали
вид, что поверили, но у обеих глаза были на мокром месте...

В бригаду приехали уже затемно. Там творился настоящий кавардак, все
суетливо носились туда-сюда, получали оружие, патроны и сухпай, о времени
выступления не знал даже Абду Салих, взвинченный до белого каления. После
короткого совещания советники решили вопрос с оружием - Дорошенко и Громов
взяли себе по ПМ и по "эфке". Обнорский же получил полный набор: пистолет,
автомат с четырьмя рожками, три гранаты, боевой нож десантника и маленькую
аптечку, которая совсем уж направила его мысли в невеселое русло.

Из Красного Пролетария выступили уже за полночь, когда из Адена пришли
тяжелые грузовики, в которые полезли солдаты и офицеры, - по штату Седьмой
бригаде полагались собственные автомобили и бээмдэшки, но они существовали
пока лишь на бумаге штатного расписания: сроки поставки техники из Союза,
как обычно, затягивались и срывались...

Дальше все происходило как в дурном сне. Сначала колонна зачем-то
направилась в Салах-эд-Дин - очевидно, чтобы узнать о том, что курсантские
роты смогут выступить не ранее чем вечером следующего дня, а Восьмая
танковая бригада реально в состоянии поддержать спецназовцев всего лишь
двенадцатью машинами - остальные танки были либо вовсе не на ходу, либо не
выдержали бы дальний марш-бросок...

После Салах-эд-Дина колонна заходила еще в несколько населенных пунктов с
абсолютно уже непонятными целями, но Обнорский, вымотанный нервным
напряжением, голодом (дома он даже не успел толком перекусить) и духотой,
царившей в набитом под завязку командирском "ландкройзере" (там, как на
грех, сломался кондиционер), ничему не удивился. Он впал в полусонное, тупое
оцепенение, то задремывая, то просыпаясь на плече такого же прибабахнутого
Семеныча. Громов был более собран и деловит - он сидел впереди, рядом с Абу
Салихом, и они постоянно о чем-то переговаривались и даже, как равнодушно
отметил Обнорский во время очередного пробуждения, оживленно спорили. Андрей
вслушиваться в их перепалку не стал (кажется, там дискутировался вопрос о
возможности атаковать Шакр с ходу), надеясь снова уснуть и досмотреть
красивый сон: ему снилась какая-то женщина в короткой юбке, сидевшая на
скамье у осеннего пруда в Москве - пруд Андрей узнал, это было место за
недавно открывшимся в столице индийским рестораном, а вот лицо девушки
разглядеть не успел - проснулся. По фигуре вроде бы это была Маша, но...

Когда Обнорский задремал снова, картина сна сменилась. Он увидел себя,
праздно шатающегося по аэропорту Шереметьево-2. Снова знакомая фигура
женщины - на этот раз девушка торопливо шла к прозрачным дверям какого-то
служебного входа, уже у самых дверей она медленно обернулась, и Андрей узнал
стюардессу Лену из экипажа, доставившего его в Аден. Обнорский бросился было
за девушкой, но споткнулся о какой-то чемодан, начал падать, а потом услышал
знакомый голос Степаныча:

- Та не пихайся ты, Андрюха, спи мирно... Или ты меня спутал с кем?

Короткие смешки, вспыхнувшие в машине, на мгновение разрядили невеселую
атмосферу, но мгновение это быстро прошло - словно спичка вспыхнула и
погасла в угрюмой темноте...

До Шакра добрались лишь через день, и все были настолько вымотаны
дорогой, что ни о каком "штурме с ходу" не могло быть и речи - в этом
варианте скорее всего просто полегла бы вся бригада. Да и вообще, когда