Чтение 21–й страницы книги ~Мент~

большого милицейского начальника, лежала на старой тахте ментовского агента
в обществе своего любовника - опера уголовного розыска. Вот уж сюжетец!
Куды там Голливуду...

- Ну, успокойся. Все будет хорошо, я здесь, с тобой. Ну, что ты?

Зверев говорил эти слова, которые говорят в такой ситуации все мужчины в
любой стране мира и целовал соленое от слез лицо. Хозяин квартиры, агент
Зверева, пил водку в бане на деньги, выделенные для агентурной работы.
Полковник Павел Тихорецкий сидел на каком-то очень важном совещании...
пламенел клен за окном, текли слезы.

Понемножку Настя успокоилась, всхлипывая по-детски, прижалась к Звереву.
Доверчиво и беззащитно.

- Ну, объясни все-таки, Настя, что же такое случилось? - шепнул он.

Она, тоже почему-то шепотом, ответила:

- Худо все, Саша, худо... Я завтра пойду в КГБ.

- Куда ты пойдешь? - удивленно переспросил он.

- Больше некуда идти. Только к ним. Если кто и сможет что-то сделать с моим
козлом, то только они.

- Подожди, подожди,- сказал Зверев.- Ну-ка, объясни толком.

- Дай мне закурить,- попросила Настя. Сашка взял две сигареты, прикурил обе
и передал ей одну. Пепельницу поставил на свой голый живот.

- Вот слушай... Паша мой совсем озверел...

- Вот, значит, откуда синяк-то!

- Не в синяке дело, капитан. Если бы только синяк. Пал Сергеич -
преступник, Саша. Самый настоящий вымогатель.

- Это очень серьезное заявление, гражданин судья.

- Но это так и есть. Паша никогда не отличался крепостью моральных устоев.
Всегда пощипывал потихоньку (Зверев хмыкнул, подумав, что навряд ли Паша
пощипывал - щиплют щипачи), а последнее время совсем оборзел. Он теперь
вовсю крышует и разводит.

Вот оно что, подумал Зверев без особого удивления - крышевать последнее
время стали многие. Эта зараза уже проникла в милицейские ряды. Оперов и
участковых подталкивала низкая зарплата. Можно сказать, нищета. Но вот
полковник! Заместитель начальника управления! Это уже нечто...

- Он пришел пьяный, Саша. Он был очень пьяный... С пачками долларов. И
рассказал, что с помощью одного бизнесмена кинул каких-то дельцов из
Москвы. На очень большую сумму.

- А что за бизнесмен? - спросил Зверев по оперской привычке.

- Не помню... он называл фамилию, но я забыла. В общем, вдвоем они кинули
этих дельцов, разделили деньги. А теперь Паша хочет развести барыгу и
получить еще и его долю. Вот такой борец с преступностью мой муженек.

На улице начинало смеркаться. Верхушка клена стала тускнеть. В полумраке
комнаты светились две сигареты, белели тела. Короткий рассказ Насти сильно
заинтересовал Зверева. Было очевидно, что Настя говорит правду - с чего бы
ей врать? Зверев начал быстро прикидывать: а как можно использовать эту
ситуацию?

- Вот я и решила,- сказала Настя,- сообщить об этом в КГБ.

- Торопишься,- ответил Зверев. Он потушил в пепельнице сигарету и повторил:
- Ты очень торопишься.

- Почему же? Напротив,- я уже опоздала.

- В Комитет пойти никогда не поздно. Вот только захочет ли Комитет этим
дерьмом заниматься?

- Ну как же, Саша? Дело-то серьезное.

- Дело, безусловно, серьезное. Но, во-первых, не совсем их профиль.
Во-вторых, Павел Сергеич - очень крупная фигура. А в третьих, Настя, время
сейчас неподходящее: после этого дурного ГКЧП все друг на друга косятся,
милиция проверяет работу Комитета, а Комитет - милицию. Кто же захочет в
такой момент обострять отношения?

Настя молчала. Ветер за окном раскачивал клен. Сумерки сгущались, и в
темноте уже был невидим полет красных листьев.

- Что же делать, Саша? - спросила она наконец.

- Не торопись, Настюха, что-нибудь придумаем,- спокойно сказал Зверев. На
самом деле он уже знал, что собирается делать.

Да, он уже знал, что нужно сделать. Слова, сказанные Настей в ответ на
предложение выйти за него замуж, заставили Сашку задуматься. Задуматься о
предмете банальном, но необходимом - о деньгах. За тяжелую, опасную,
изматывающую - физически и морально - работу оперативники получали до
оскорбительного мало. Взяток (невзирая на все слухи) не брали. Для
нормального опера брать взятки - ЗАПАДЛО. Пропить сотню-полторы, рублей,
отпущенных по девятой статье приказа "008" на агентурную работу,- это,
конечно, было... Это запросто. Но украсть и поделить деньги между собой -
ЗАПАДЛО. Только пропить.

Раскрутить какого-нибудь спекулянта или завмага на пару бутылок водки? И
это было, чего уж... Да они и сами несли. Предлагали и деньги. Но деньги -
не водка, их нормальный опер не возьмет.

Ну, еще опер мог продать, например, сапоги офицерские да портупею. Сапоги
давали раз в два года. Они сразу же относились на рынок. Рынки обслуживало
сорок четвертое отделение милиции. Между собой его называли "авроровским" -
находилось оно во дворе, где кинотеатр "Аврора". Отделение не
территориальное - общегородское, на каждом рынке постоянно работают по два
опера. Вот через них-то и продавались сапоги. Ну зачем сотруднику ОУР
сапоги? Ему в форме ходить противопоказано...

А больше продать было нечего. Бесплатный проезд в отпуск раз в году не
продашь. Случались какие-то вешдоки, установить происхождение которых,
говоря языком официальным, "не представляется возможным". Если "вешдок" -
стоящий (ну, например, лежит у угонщика в гараже комплект резины... он уже
и сам не помнит: откуда?)... так вот, ежели этот вешдок стоящий, то можно,
конечно, отнести в комиссионку. Но и эти, вырученные через комиссионку
деньги зачастую просто пропивались...

Вот и все доходы оперские. Кстати, дорогой наш читатель, о пьянстве. Было
ли оно? Было. Было, и не могло не быть. Водка, как ты уже понял, постоянно
присутствовала в реальной жизни каждого отделения милиции. Каналы ее
поступления тоже, наверно, понятны... А уж коли водка есть, то она
выпивается. Тяжелая во всех отношениях работа оперативника, вечный стресс,
вечный цейтнот... и появляется его величество Граненый Стакан. Кто может
упрекнуть опера, замордованного жалобами потерпевших и втыками начальства,
если он после службы - а это бывает и в полночь, и за полночь - выпьет
водки? Авторы, во всяком случае, осуждать не берутся...

Но десятки, сотни, тысячи оперов по всему Советскому Союзу захлебнулись в
этой водочной реке. Это горькая правда, страшная!.. Они ли в этом виноваты?
Задумайся, читатель. А не хочешь - не надо.

...Итак, Зверев принял решение. Он еще ничего не сказал Насте, но сам уже
принял решение. Для конкретной операции у него пока не хватало данных и
помощников. Но он знал, как добыть и первое, и второе. Оставался, правда,
еще один пустяк. Так называемая этическая сторона вопроса. Покойный
Сухоручко сказал бы: херня, если по-научному. Может, оно и так, но Сашка
Зверев принимал решение тяжело. Все-таки он был мент по жизни... Уже не тот
салага, который перешагнул порог кабинета начальника розыска в восемьдесят
пятом году. Но тем труднее ему было.

* * *

- Ты сошел с ума,- сказала Настя.- Саша, ты просто сошел с ума.

- Я сошел с ума уже давно. Когда тебя в том кафе увидел. А как раз
теперь-то предлагаю здравую идею.

- Нет, это невозможно. Ведь мы с тобой оба работаем на обеспечение
законности. Ты - милиционер, я - судья. За то, что ты сейчас мне предложил,
я людей свободы лишаю, Саша...

Настя смотрела Звереву в глаза. Он понимал, что долго спорить с ней не
сможет. Силу серых Настиных глаз он знал. Сашка перешел в атаку.

- Успокойся, Настя,- сказал он.- Давай рассуждать без эмоций. В чем,
собственно, суть? Существует криминальный дуэт милицейского полковника и
некоего дельца. Вдвоем они обокрали других дельцов... самая обычная в их
среде ситуация, кстати... Теперь твой муженек хочет кинуть своего
подельника. И он - уверяю тебя - это сделает! Помешать ему ты не в силах.
Да и зачем?

- Как это - зачем? - удивилась Настя. За три дня, что они не виделись,
Настя изменилась: осунулась, под глазами залегли тени.- Это же чистый
криминал, квалифицируется по статье...

- Настя! - оборвал Зверев.- Не надо юридического ликбеза, кодекс я знаю. Я
предлагаю тебе вдуматься в суть: один негодяй хочет обобрать другого. Но
этот, пострадавший, даже не напишет заявления в милицию. Потому что
деньги-то у него неправедные. Они ему не принадлежат... он - вор! У тебя
есть желание защищать интересы ворюги?

- Нет, но...

- Да проснись же, Настюха. Я предлагаю не у пенсионера отобрать, не у
матери-одиночки, не у работяги, который всю жизнь у станка грыжу наживал...
Я предлагаю конфисковать нажитое преступным путем.

- Конфискация производится только по решению суда,- ответила Тихорецкая.
Сашке показалось, что эти слова она произнесла автоматически. Он усмехнулся
и ответил:

- Так и мы есть суд. Ты судья, я прокурор. Кивалы [Кивала - народный
заседатель (жарг.)] нам к черту не нужны. Адвокаты? Тебе ли не знать, что
такое адвокаты?

- Даже если так, Саша, тем не менее, остается один нюанс.

- Какой? - спросил Зверев, закуривая. Он начинал злиться.

- Конфискованное имущество суд никогда не оставляет себе. Он обращает его в
доход государства, милый. Ты не знал этого?

- Я это знаю. И еще три года назад, даже год назад, я бы согласился с
тобой. Но сейчас я вижу государство, которое грабит собственный народ.
Проводит "шоковую терапию", отбирая у стариков сбережения, а у молодых
будущее. Ты можешь мне ответить, куда пойдут сданные государству
конфискованные деньги, а?