ее снедала какая-то тоска. Дело было не только в уникальном даре Лорин: он
просто питал к ней по-настоящему теплые чувства и выделял из труппы, хотя в
нее входили несколько прим, каждая из которых составила бы славу любому
театру мира. Сам Мартин был известен как противник традиционной балетной
школы, к звездам относился так, словно они были простыми смертными, но слава
его компенсировала все. Он поставил несколько балетов специально для Лорин и
ему вовсе не улыбалось потерять такую танцовщицу.
чтобы не расплакаться, она чувствовала, что из глаз вот-вот хлынут слезы.
Она сжала зубы и приказала себе: ?Не реви, идиотка, не реви!?.
мужества и силы воли, чем она могла себе представить. Да еще сказать то, что
она ему сказала! Она не могла поверить, что у нее хватит на это сил, но
потом ее всю трясло, и даже сейчас в горле все еще стоял комок.
домой в свою маленькую квартиру на Семьдесят шестой улице, вдруг обнаружила,
что напрочь не помнит, чем она эти четыре часа занималась.
думала, а просто прижималась к мягкому матрасу, как ребенок к матери, и в
какой-то момент у нее возникло чувство защищенности и покоя.
она заниматься? Ответ простой, но страшный: ничем. Она прижалась щекой к
подушке. О Господи, что же делать?
голос отца, доносившийся из гостиной. Была поздняя ночь, родители думали,
что она давным-давно уснула. Лорин тогда было шесть лет.
непрактичное ремесло. Оно не имеет ни малейшего смысла!
значит, она будет этим заниматься.
занятия? Считай, что детство ее уже кончилось. Ей придется отказаться от
всего на свете.
- ему приходится идти на жертвы. Это закон жизни. И, потом, она куда
дисциплинированнее, чем Бобби.
всегда будет рохлей, и нет ничего страшного в том, что Лорин его дразнит, он
это заслужил. Пора ему повзрослеть.
раздался резкий стук высоких каблуков по паркетному полу. Лорин забралась с
головой под одеяло и притворилась спящей.
Собственно, это была не квартира, а студия в старом обветшалом доме. Она,
конечно, могла бы себе позволить приличную двухкомнатную квартиру с окнами
на восток - для этого достаточно было взять у матери деньги, которые она еще
пять лет назад предлагала ей для создания собственной труппы. Тогда она
отказалась. И хотя она не протестовала, когда отец засовывал ей в карман
свернутые трубочкой десятидолларовые бумажки, от матери она не взяла ни
цента. Она не могла бы объяснить, почему - более того, просто не хотела
этого знать. Хотя, возможно, думала Лорин, это как-то связано с
заклинанием ?моя малышка?, а, может, достаточно того, что мать вложила в нее
всю свою жизнь.
***
давались допросы, именно благодаря тому, что он скорее руководствовался
чувствами, чем трезвым расчетом, он справлялся с возложенными на него
миссиями по доставке ?материала?, живого человеческого ?материала?.
Настроения его часто менялись, что было, в общем-то, странно для человека
его профессии. Возможно, и шрамом своим он был обязан эмоциональной
неустойчивости.
губернаторскому особняку. Однажды, это было давно, случилось так, что Кима
предали. Он пересекал камбоджийскую границу - на него опять была
возложена ?миссия? - и напоролся на засаду красных кхмеров. Они знали, кто
он такой, они знали, как много крови он пролил.
не могли так просто с ним расстаться: они жаждали превратить его в
назидание, в урок для других. Как бы то ни было, они его уничтожили не
сразу.
начали резать - бессистемно, непрофессионально. Просто тыкали ножами, как бы
развлекались.
Потому что в том случае он бы мерился умом и стойкостью с профессионалом, и
гордость его не была бы задета. Красные кхмеры лишили его гордости и,
следовательно, его мужского ?я?. Ким был воином, а они отнеслись к нему как
к животному, на которого-то и плевка жалко.
перерезал веревки и, взвалив Кима на плечи, утащил в джунгли.
умоляя Трейси спустить его на землю. Он попросил у Трейси нож, чтобы
?обрезать лоскуты, в которые они превратили мою одежду?. Взяв нож, он отошел
на несколько шагов и скрылся за деревьями, а Трейси, в ожидании
преследования, повернулся в сторону неприятельского лагеря.
вправо. Во рту все пересохло, он чувствовал мерзкий металлический привкус
поражения. Он был бойцом, а они, эти мерзкие камбоджийцы, унизили его. Он
был полон ненависти.
лицо. Порезы сами по себе были не очень значительными - кхмеры запланировали
для него долгую и унизительную смерть: со временем порезы начали бы
гноиться, вонять, наступило бы заражение крови. Вот этого - медленной,
унизительной смерти - Ким и не мог им простить. О мести он тогда не думал.
Он думал о другом.
Бан Me Туоте, об унижении, через которое он прошел. А ведь они знают, хорошо
знают, что он воин, что к нему следует относиться как к воину, что он должен
был бы погибнуть как воин, и в этом была бы его победа. Теперь они начнут
сомневаться в нем.
должен был становиться свидетелем его унижения! И в этот миг ненависть,
которую он испытывал к камбоджийцам, обратилась на Трейси. Он не имел права
появляться там, он не имел права видеть Кима униженным! Это из-за него Ким
вынужден совершить то, что он сейчас совершит, и Ким никогда его за это не
простит!
разум воина. Он вспоминал эти дни и ночи, долгие дни и ночи своего унижения.
Ненависть бушевала в нем и не находила выхода.
в собственную плоть. Рука не слушалась, чудовищная боль не давала ей
двигаться, но воля воина подталкивала руку с ножом, и разрез двигался,
двигался, от левого уха вниз через всю шею. Этот разрез превратится в шрам,
пусть заметный, но этот шрам он сможет носить с гордостью. Шрам, о котором в
Бан Me Туоте станут говорить с восхищением: вот что маленький Ким-вьетнамец
претерпел ради своих белых братьев! И с какой честью он вышел из всех
испытаний, так мог держаться только истинный воин!
горячая и соленая - он чувствовал ее вкус, потому что от боли прокусил
нижнюю губу.
Трейси видел, что, если он заподозрит? Как тогда Ким сможет жить в таком
стыде? Ответ был прост: не сможет. Он закончит свою жизнь здесь. Лучше он
доделает то, что не доделали красные кхмеры, чем позволит себе доживать в
стыде.
жизни, путь несокрушимой чести, для него не было иной жизни, чем жизнь
воина, все остальные - жалкое животное прозябание.
пропитывала лохмотья. Он вновь и вновь втыкал нож в густую листву, стирая с
него последние капли крови.
и ближе, я слышу.
разогнулся, и мир закружился вокруг него в причудливом хороводе теней.
Застонав, он ухватился за ворсистую лиану и почувствовал, как она убегает у
него из руки, словно обезьяний хвост.
какой-то корень и полетел вперед. Трейси подхватил его и поволок сквозь
Аникина Наталья
Лондон Джек
Влодавец Леонид
Бажанов Олег
Майер Стефани
Каргалов Вадим