ходил по XVI округу, потому что возникшая в моей памяти безлюдная улица,
обсаженная деревьями, напоминала улочки этого района. Я был подобен
колдуну-водоискателю, следящему за малейшим подрагиванием своего прутика.
Я останавливался в начале каждой улицы, надеясь, что при виде деревьев и
домов во мне что-то дрогнет. И вроде бы я почувствовал это на углу улиц
Молитор и Мирабо - внезапно у меня появилась уверенность, что каждый
вечер, выходя из миссии, я оказывался где-то здесь.
пишущей машинки и просовывал голову в дверь. Мужчины уже не было, женщина
сидела в одиночестве перед своей машинкой. Я прощался с ней. Она бросала
печатать и оборачивалась. Красивая брюнетка - я помню ее тропически яркое
лицо. Она говорила мне что-то по-испански, улыбалась и вновь принималась
за работу. Постояв немного в вестибюле, я наконец решался выйти.
что я прибавлял шагу, боясь быть замеченным, - кроме меня, там не было ни
одного прохожего. Ниже, на углу Версальской авеню, еще светились окна
кафе.
Там я чувствовал себя в безопасности. В конце концов я выходил на шоссе
Мюэтт. Я помню высокие дома на бульваре Эмиль-Ожье и улицу справа, куда я
сворачивал. На первом этаже в окне с матовым стеклом, как в зубоврачебных
кабинетах, всегда горел свет. Дениз ждала меня чуть дальше, в русском
ресторане.
изредка не возникали таблички с названием улицы или сверкающая вывеска,
как бы я находил дорогу?
был виден зал, затянутый красным бархатом. Было еще совсем светло, когда
мы садились за столик в саду. Музыкант играл на цитре. Звучание этого
инструмента, зеленый сумрак сада, запах листвы, доносившийся, наверное, из
Булонского леса - он был совсем рядом, - все это тоже вбирала в себя тайна
и печаль тех лет. Я пытался найти этот русский ресторан. Тщетно. Сама
улица Мирабо не изменилась. В те вечера, когда я допоздна засиживался в
миссии, я возвращался по Версальской авеню. Я мог бы спуститься в метро,
но предпочитал пройтись по свежему воздуху. Набережная Пасси.
Бирхакеймский мост. Потом Нью-Йоркская авеню, по которой я шел недавно
вместе с Уолдо Блантом, и теперь я понимаю, почему у меня тогда защемило
сердце. Не отдавая себе отчета, я ступал по давним своим следам. Сколько
раз проходил я по Нью-Йоркской авеню... Площадь Альма, первый оазис. Потом
деревья и свежесть аллеи Королевы. Остается еще пересечь площадь Согласия,
и я у цели. Улица Руаяль. Я поворачиваю направо, на улицу Сент-Оноре.
Налево - улица Камбон.
от витрины. Я слышу, как отдается звук моих шагов по тротуару. Я один. И
снова меня охватывает страх, тот страх, который я испытывал всякий раз,
спускаясь по улице Мирабо, - страх, что меня заметят, остановят, потребуют
документы. Было бы обидно - за несколько десятков метров до конечной цели.
Только не бежать. Идти спокойно, ровным шагом.
маленькую гостиную, чтобы перевести дух, отереть пот со лба. В эту ночь я
снова избежал опасности. Наверху меня ждет она. Она одна ждет меня, она
одна заметила бы мое исчезновение в этом городе.
постели горит ночник. Я слышу пряный аромат ее духов, и я не вижу ничего,
кроме веснушек на ее коже и родинки на правом боку.
больше всего. Он держал мальчика за руку, или тот бежал впереди.
шли вдоль аркад, и мальчик всякий раз застывал перед кондитерской "У
королевы Астрид". А он разглядывал витрины книжного магазина.
В заглавии, напечатанном гранатовыми буквами, было слово "Кастилия", и,
пока он шел под аркадами, сжимая руку сына, а тот веселился, перепрыгивая
через солнечные лучи, бороздившие тротуар, это слово "Кастилия" воскресило
в его памяти отель в Париже, неподалеку от улицы Фобур-Сент-Оноре.
"Кастилия". Он уже встречался с ним в особняке на авеню Гош, где толпились
эти странные люди, которые, понизив голос, обделывали, видимо, какие-то
свои дела. Этот человек предложил ему два брильянтовых браслета и зажим
для галстука, потому что хотел бежать из Франции. Он оставил ему
драгоценности, уложенные в кожаный футляр, они договорились встретиться на
следующий день вечером в отеле "Кастилия", где тот жил.
и сад, обнесенный стеной с зеленой решеткой поверху. Швейцар позвонил,
чтобы предупредить о его приходе, и назвал номер комнаты.
втягивал дым, а нервно выбрасывал его плотными облачками. Высокий брюнет -
накануне, на авеню Гош, он представился как "бывший торговый атташе одной
из латиноамериканских миссий". Но назвал только свое имя - Педро.
он испытывал симпатию к этому Педро, хотя совсем его не знал. Казалось,
тот чувствует себя в гостиничном номере как в западне. Он тут же протянул
Педро конверт с деньгами. Накануне ему удалось перепродать драгоценности,
получив большую прибыль. "Вот, - сказал он, - я добавил к условленной
сумме половину прибыли". Педро поблагодарил его и сунул конверт в ящик
ночного столика.
На плечиках висели платья и меховая шубка. Значит, Педро жил здесь с
женщиной. И он снова подумал, что положение Педро и этой женщины было,
наверное, весьма ненадежным.
почувствовал к нему доверие, потому что сказал:
мне бывает так страшно, что я весь день не встаю с постели...
Педро произнес глухим голосом. Он не нашелся, что ответить. И вышел из
положения каким-то общим замечанием, вроде: "В странное все-таки время мы
живем".
возможно...
дождевые капли... И от этого падающего снега, и ночи, и тесного номера ему
стало трудно дышать. Можно ли еще бежать куда-то, даже имея деньги?
Португалию... Через Швейцарию...
оранжад, который потягиваешь через соломинку, сидя под тентом. Быть может
- кто знает? - подумал он в ту минуту, мы когда-нибудь встретимся с Педро,
летом, в кафе, в Лиссабоне или Эшториле... Будем наливать себе
сельтерскую, небрежно нажимая на рычажок сифона... И какими далекими
покажутся тогда жалкий номер в отеле "Кастилия", снег, тьма, мрачный
зимний Париж и все эти перепродажи, чтобы как-то вырваться отсюда...
Уходя, он сказал Педро: "Удачи вам".
всего два раза в жизни много лет назад, чувствовал себя так же покойно и
счастливо, как он сегодня, в тихий летний вечер, гуляя с ребенком,
перескакивающим через последние солнечные блики на тротуаре.
старую русскую церковь на улице Лоншан, куда меня часто водила бабушка.
Это было в тот самый год, когда я пристрастился к теннису вслед
за-шведским королем Густавом... В Ницце каждый закоулок напоминает мне
детство.
шкафами. Посередине - большой стол вроде бильярдного и старые кресла.
Каждую среду бабушка приходила сюда за книгами, и я увязывался за ней.
того времени. Я провожу в ней долгие часы, читая по-русски, хотя уже
подзабыл язык.
среди этих тропических деревьев вдруг возникает береза с серебристым
стволом. Я думаю, ее посадили здесь, чтобы напомнить нам нашу далекую
Россию.
библиотекаря? Если все получится - а я на это очень уповаю, - мне будет
приятно принять Вас в местах моего детства.
был частным детективом) я возвращаюсь к своим истокам.
Афанасьев Роман
Курылев Олег
Орловский Гай Юлий
Ильин Андрей
Никитин Юрий
Акунин Борис