кукол, иногда по то, какое вкусное мороженое... Не знаю, - повторила она,
и в интонации ее прозвучало что-то взрослое и чужое - то, что Степанову не
дано было понять.
хотелось потанцевать ламвонг - здесь это самый любимый танец, который
танцует каждый.
серовато-синюю землю. - Это война несостоявшихся честолюбцев - политиков и
генералов. И писателей. И ученых. Вообще - всех неудачников.
война хитрых людей. Они сплачивают нашей жестокостью всех азиатов против
белых. У нас с ними нет границы. Граница у Азии есть только с красными. С
Кремлем. Гнев Азии против белых, который мы уже создали, выльется в бойню
красных и белых... Помяни мое слово...
грязном мире мы с тобой живем. В каком жестоком и грязном мире мы живем,
Эд.
приятно сознавать себя подлецом. В другое время я боюсь даже подумать об
этом. Мы ведь все так любим себя, Файн, что даже противно.
может жить Моцарт.
точно рассчитал, Файн. Я их здесь догоню, этих чарли. Им здесь будет
некуда деться...
скорость. Машина неслась по ухабам и рытвинам, и от этого отчаянно гремели
канистры, взятые Ситонгом про запас.
быть. Я не имею права уйти, не сделав того, что я обязан сделать. Это
будет слишком бессмысленным, чтобы случиться".
хотят, чтобы я бросил бомбы в тот момент, когда они останавливаются.
делаюсь спокойным и расчетливым, когда вижу их.
нос внезапно заострился, губы были поджаты, как у старика, и чуть
посинели, и ноздри тонко трепетали.
другому, вперед и назад. Мимо нее пронесся самолет, и горячий вихрь увлек
ее следом, и она пробежала несколько метров вдоль по бетонной дорожке, не
в силах противиться этому жаркому, устремленному, тугому движению воздуха.
смогу устоять и не двинуться с места".
самолету, который несся прямо на нее по широкой бетонной полосе. И снова
горячий вихрь обнял ее, и она, чувствуя, что может устоять, позволила себе
пробежать следом за самолетом, уносившимся в небо.
Так хорошо, как у нас никогда не было. Только б он скорей вернулся".
услышать ту мелодию, которую пела. Эту песенку кричал ночью лилипут в
коротких штанишках. Она продолжала петь, меряя расстояние большими шагами
- от одного фонаря к другому. Она шла чуть пританцовывая, улыбаясь и
чувствовала себя так хорошо, как никогда раньше.
залепили ветровое стекло, и шофер машинально затормозил. Но в следующий
миг он что есть силы нажал на акселератор, и машина, проехав метров
десять, ухнула в воронку. Это была старая воронка, уже заросшая травой,
поэтому шофер решил дать задний ход, чтобы выбраться с помощью включенного
демультипликатора. Машина начала буксовать.
запасе еще есть пара минут.
что громоздились в ста метрах, а наоборот - в равнину. Степанов и шофер
побежали к горам, но шофер вдруг повернулся и бросился к машине.
старую себе под ноги. Огромная, стремительная, все увеличивающаяся
расплывчатая тень самолета неслась на Ситонга. Он упал на колено и пустил
по самолету очередь, и Степанов, падая, понял, отчего он менял обойму: он
поставил обойму с трассирующими пулями, чтобы отвлечь пилота на себя,
чтобы заставить его на себя сбросить все бомбы.
земли, и настала оглушительная, рвущая перепонки тишина, а после этот
громадный столб жара начал медленно оседать, а после из этого - теперь уже
коричневого - столба вырвалось бело-красное пламя.
порядке. Сейчас мы поохотимся за тем, который в нас стрелял.
хотелось быть близко к этому человеку, который, по-заячьи петляя, метался
на земле.
плечо. - Что с тобой, Эд?!
забурлили серые фонтанчики. Человек упал на колени, как при молитве, и
пустил по самолету еще одну очередь.
потому что он снова нажал на гашетку. Он увидел, как человек пустил по
самолету очередь, он видел, как белые длинные тире пуль медленно неслись
навстречу самолету, но он был уже не в силах свернуть от этих длинных
белых тире, потому что наблюдал за тем, как человек, нелепо взмахнув
руками, бросил автомат и повалился на землю.