тому же решению, что и Ламбер?
но - задолго до того, как люди стали находить, что он скверно выглядит.
Ему хотелось, чтобы хоть раз ему позволили объясниться. Но он бы не стал
исповедоваться кому попало. Уж точно не матери, которая его ненавидит. И
не людям вроде того картежника с фиолетовым лицом, в версальском кафе.
чи, на которые раньше не обращал внимания. Ну, к примеру, надпись на
зеркале белыми буквами, над головами игроков:
Батиньоль, где дома все беднее и беднее по мере того, как удаляешься от
бульвара Курсель, он опять натолкнулся на такую же надпись в витрине еще
открытой пивнушки.
именно эльзасцу. Они бы поняли друг друга. Но теперь уже поздно. Если
они встретятся, то только чудом.
ему было бы противно уйти, так ничего и не поняв. Сколько людей обраща-
ются к нему с просьбой подумать за них - и в целом мире некого ему поп-
росить о такой же услуге!
такое впечатление, так это потому, что ему присуще некое достоинство, и
вытекает оно не из его личных свойств, нет - это достоинство связано с
его профессией. Вот этого-то никто в нем так и не понял. Сам он всегда
знал свои слабости - потому-то прилагал столько сил, чтобы справиться с
ними.
ние. Может быть, он зря потерял на этом время. Вероятно, потребность
учить других оттого и возникла, что он должен был сам убедиться в своей
значительности, и по той же самой причине он впоследствии ожесточенно
принялся зарабатывать деньги. Он не хотел, чтобы его раздавили люди вро-
де тех, у кого он только что побывал и которым все-таки удалось разда-
вить его.
всегда кто-то был! Он навязал эту роль Вивиане. И что получил взамен?
Иронические усмешки студентов над тем, что она ждет его во дворе Инсти-
тута материнства...
вую истину, но он не виноват, напротив - потому так и получается, что он
добросовестно ищет.
тастрофы, как некоторые жаждут войны, которая положит конец всем их пов-
седневным неприятностям. Избавиться разом от всех забот, всех тягот,
возложенных им на свои плечи, избавиться от стыда, от угрызений совести.
Не быть обязанным по утрам, в определенный час, становиться непогрешимым
профессором, который непременно всех спасет.
ком поздно, уже ничего не изменишь, поэтому ему только и остается играть
свою роль дальше, он - как заведенный автомат. До сих пор ему сходило с
рук. Но настал миг - и все разладилось.
мент, когда он пошел ко дну, и в глазах мадам Рош отразилось его смяте-
ние!
он не уверен, что профессиональный автоматизм сработает?
шей на тротуаре. Он бы тоже с удовольствием привалился спиной к стене
дома - лишь бы уснуть и ни о чем не думать.
ки, окна кафе и баров, куда-то спешили люди, а он застыл в оцепенении,
неспособный ни на какое действие, и смотрел на проходившую мимо вереницу
свободных такси с тем же выражением, с каким смотрел у Филиппа на амери-
канку с паклей волос, выходившую из туалета.
це, и у него возникло искушение последовать его примеру. Всего-то и надо
было для этого поднять руку - такси доставит его домой, он выберет свое
место, свой угол - допустим, кресло в маленькой гостиной, в котором ему
случалось задремать днем и которое отныне примет его навсегда...
фонные звонки, неразрешимые задачи, приглашенных врачей, призванных на
помощь психиатров, напрасно пытающихся что-либо понять...
всю эту механику, в том числе и обследование новоиспеченной мадам Лам-
бер.
ным внутренним спокойствием!
или калеку? Кристина? Вивиана? Мадмуазель Бланш, которая когда-то была
его любовницей и до сих пор еще с нежностью поглядывает на него?
приют. Он прикинул какой.
такой крайности, что готов взывать о помощи. Это ничуть не унизительно,
тем более что он ничего не обязан объяснять.
торый о чем-то спорил, размахивая руками.
ход, прошел в глубину помещения и закрылся в стеклянной кабинке.
жали. Он полностью овладел собой. Все равно, что он скажет ей - что очу-
тился на Мормартре, что хочет ее видеть, и пусть она возьмет такси.
снова опустил его в щель, и снова набрал номер со всей тщательностью.
случилось впервые.
аппарат почти с таким же выражением, с каким глядела на него мадам Рош
во время родов.
ваться страху, и только вполголоса повторял как молитву, как заклинание:
тил его в карман и, пройдя сквозь бар, направился к выходу.
его тянут за рукав, увидел, что это какой-то незнакомый человек, сидящий
за столиком, и удивился. Чего от него хотят?
ли.
больше помочь. Он уставился на кинотеатр, словно не видя его. Реклама не
горела. Может быть, эта киношка - его последний шанс. И в самом деле -
постепенно здание обрело смысл, пробудило воспоминания. Когда-то очень
давно, лет двадцать назад, он был в этом кинотеатре с Кристиной, он даже
вспомнил, какой тогда шел фильм и на каких местах они сидели.
когда они вышли из зала, вспомнил цвет неба - тогда было летнее утро и
они оттуда отправились обедать у Траффа, в пивную на площади Бланш, не-
подалеку от Мулен-Руж. Еще небольшое усилие - и он вспомнит, в каком это
было году, в каком месяце, вспомнит, может быть, даже число.
него с дочерью, Элианой. Он вел ее к своему старому товарищу Барнаклю.
тельствовал ясность его рассудка! Память работала с фотографической точ-
ностью.
тился с ним в больнице Святой Анны, где они вместе проходили практику.
Среди студентов Барнакль был самым некрасивым. Он напоминал гнома, одно-
го из семи гномов Белоснежки; рыжий, с непропорционально крупной головой
и расплывчатыми, словно резиновыми чертами. Глаза у него были невелики,
но сквозь толстые стекла очков увеличивались до неправдоподобного разме-
ра.
Лукьяненко Сергей
Шилова Юлия
Гюго Виктор
Сертаков Виталий
Володихин Дмитрий
Самойлова Елена