его сестра не подозревала, что он там и все слышит.
размышлениям.
дук, и тетка стала ей помогать, стараясь не выглядеть заинтересованной
его содержимым.
Ты можешь закрыть свою дверь; Спокойной ночи, Мад.
ния:
должно быть, не раз прислушивалась у двери ко всем хождениям в доме. Ей,
конечно, хотелось есть. Мать была внизу. Где ее брат, она не знала. А
знала ли она, что тетка не выходила из комнаты?
пенька лестницы; кто-то остановился на полдороге.
ряженно вслушивалась, что до нее доносилось даже тиканье часов в одной
из комнат второго этажа.
вая свои бесцветные волосы, глубоко вздохнула, улыбнулась и наконец про-
изнесла:
вперед.
но нерешительность племянницы - едва ощутимая, словно излучение, улавли-
ваемое лишь некоторыми сверхчувствительными приборами, - заставила Жанну
добавить:
у меня заболят глаза.
чуть ли не как в исповедальню, и девушку лучше отделить от освещенного
солнцем города. Мад снова надела черное платье; от нее пахло свежевымы-
тым телом, ее опрятность сразу обращала на себя внимание, волосы были
приглажены с особой тщательностью. Она почти не воспользовалась пудрой и
совсем не накрасила губы.
лившиеся бедра и живот, которые делали ее зрелой женщиной.
держа руку на спинке стула.
зать, они погрузились во взаимное созерцание, значительное и целомудрен-
ное, Мадлен не смотрела в глаза тетке, а остановила свой взгляд на ее
руке - опухшей, посиневшей, лежащей поверх простыни; Жанна видела, как
хлопают длинные ресницы девушки, и понимала, что та в конце концов
вздернет подбородок, но до этого момента говорить ничего не следовало.
лишь с выражением усталости.
лием воли заставила не дрожать.
рая отдала бы все на свете, чтобы ощутить себя чистой.
нуть на руку своей тетки и разразиться плачем.
обильные горячие слезы, текущие в три ручья, были слишком драгоценными,
чтобы их останавливать. Мад не отрывала лица от старой опухшей руки,
сотрясения рыдающего тела передавались кровати, а Жанна свободной рукой
задумчиво перебирала мягкие каштановые волосы девушки.
слова, снова заплакала, но ее лицо, залитое слезами, уже было просвет-
ленным.
шей говорить.
задавалась тем же или почти тем же вопросом, что и доктор Бернар. Другие
тоже задавали себе этот вопрос - Луиза, Анри, даже месье Сальнав, - каж-
дый по-своему, и все, вплоть до Дезире, были заинтригованы и поставлены
в тупик.
племянницы, в ответ на который она грустно и чуть таинственно улыбалась.
Мад не могла разгадать эту улыбку. Она была еще в том возрасте, когда
все окружающее воспринимается лишь в преломлении к собственной персоне.
маленькой девочкой, а мать мне постоянно говорила: "Спорю, что ты
врешь!" И папа, когда у меня возникало желание приласкаться к нему,
спрашивал с усмешкой: "Чего ты хочешь? Что тебе нужно? "
упрекали.
никто не верит, что у меня могут быть угрызения совести или вообще ка-
кие-нибудь чувства. Меня считают черствой, властолюбивой, интересующейся
только собой да своими развлечениями. Особенно развлечениями, верно?
взяла фальшивую ноту.
забавах. Вчера вечером он заявил мне, что сейчас вам все скажет, чтобы
вы помешали мне уехать. Я ждала, что вы появитесь в моей комнате - разг-
неванная, переполненная обвинениями, будете стыдить меня за мое поведе-
ние. Однако вы ничего не сказали. Вы и сейчас мне ничего не говорите.
я так тщательно мылась, словно мне нужно было что-то стереть с себя.
Каждый раз, когда я возвращалась домой, я принимала ванну. Вы будете
смеяться, но я даже мыла голову и полночи сушила волосы.
комнате, останавливаясь, чтобы выжидательно взглянуть на тетку.
думаю, что поступила так только из желания замарать себя.
сят, все эти мелкие каждодневные заботы... В ваше время тоже было так?
гораздо строже и мы не имели права разговаривать за едой, покидать сто-
ловую без разрешения, выходить на улицу без сопровождения прислуги. Он
запрещал возражать ему и опаздывать хоть на минуту к столу. Если бы я
спустилась к завтраку в тапочках и халате, то, думаю, мне могли бы нада-
вать оплеух, но мне и в голову не могла прийти мысль попробовать. В семь
тридцать утра я должна была прибрать комнату, застелить постель и быть
готовой.
это объясняло все.
ли, что во мне есть чистота. Еще, может быть, потому, что я знала, что
Флинт Эрик
Василенко Иван
Никитин Юрий
Пехов Алексей
Белов Вольф
Сапковский Анджей