своей веры в изобретательность этого философа.
зайдя предварительно узнать, как здоровье мистера Домби, хотя дом, где лежал
больной, находился за городской чертой, там, где начинались луга. Когда
капитан уставал, он просил кого-нибудь подвезти его, и таким образом
путешествие прошло весело.
решался постучать. Но, прислушавшись у двери, он различил приглушенные
голоса, тихонько постучал и был впущен мистером Тутсом. Мистер Тутс с женой
только что приехали сюда, побывав сначала во владениях Мичмана, чтобы
повидать капитана, и узнав там адрес.
младенцем, взяла его на руки и, присев на ступеньку лестницы, обнимала его и
ласкала. Флоренс стояла тут же, наклонившись к ней, и никто не мог бы
сказать, кого нежнее обнимала и ласкала миссис Тутс - мать или ребенка - и
кто к кому относился с большею нежностью: Флоренс к миссис Тутс, или миссис
Тутс к ней, или они обе к младенцу - столько было здесь любви и волнения.
Сьюзен.
называйте меня так, как называли раньше. Но что это значит? - с удивлением
спросила она, коснувшись ее платья. - Ваше прежнее платье? Прежняя шляпка и
локоны, все по-старому?
недоумением прикоснувшуюся к ней.
объясню. Это удивительнейшая женщина. Мало кто может с ней сравниться! Она
всегда говорила - говорила еще до нашей свадьбы и повторяет по сей день, -
что, когда бы вы ни вернулись, она придет к вам в том самом платье, какое
носила прежде, когда служила у вас, потому что боится - вдруг она покажется
вам чужой и вы будете меньше любить ее. Я лично восхищаюсь этим платьем, -
сказал мистер Тутс. - Я обожаю ее в нем! Дорогая мисс Домби, она опять будет
вашей горничной, няней, всем, чем была раньше. Она совсем не изменилась. Но,
Сьюзен, дорогая моя, - сказал мистер Тутс, который говорил с восторгом и
глубоким чувством, - я прошу только одного: ты должна помнить советы врача и
не переутомляться!
ГЛАВА LXI
старой ее приятельницы были неоценимы. Смерть стояла у его изголовья. От
человека, каким он был раньше, осталась только тень. Потрясенный духом и
опасно больной, он опустил измученную голову на подушки постели,
приготовленной для него руками дочери, и с тех пор ни разу не приподнял ее.
отодвигал в прошлое то, что происходило вокруг. Иногда он говорил так,
словно его сын только что умер; и хотя, по его уверениям, он ни слова ей не
сказал о том, как она бодрствовала у маленькой кроватки, однако он это видел
- он это видел. И он прятал лицо в подушку, рыдал и протягивал исхудавшую
руку. Иногда ой спрашивал ее: "Где Флоренс?" - "Я здесь, папа, здесь". - "Я
не узнаю ее! - восклицал он. - Мы так долго были разлучены, что я не узнаю
ее". И тогда его охватывал ужас, пока она не успокаивала его смятения и не
вызывала у него слез, которые иной раз с таким трудом старалась осушить.
слушая его, теряла нить - иногда на несколько часов. Он повторял тот
знакомый детский вопрос: "Что такое деньги?" - и задумывался, размышлял,
рассуждал сам с собою более или менее связно, стараясь дать наилучший ответ,
словно этот вопрос был задан ему впервые. Десятки тысяч раз он задумчиво
повторял название своей прежней фирмы и каждый раз пытался приподнять голову
с подушки. Он принимался считать своих детей: один... двое... и снова
начинал сначала.
длительные, он неизменно думал о Флоренс. Чаще всего бывало так: он
воскрешал в памяти ту ночь, которую так недавно вспоминал, - ночь, когда она
пришла к нему в комнату, и ему грезилось, будто сердце у него заныло и он
вышел вслед за нею и в поисках ее стал подниматься по лестнице. Затем,
смешивая давно прошедшее с недавними днями, он видел следы башмаков,
удивлялся их количеству и начинал их считать, поднимаясь за Флоренс. Вдруг
среди них появлялся кровавый след, а потом он замечал раскрытые настежь
двери и за ними в зеркалах видел страшные отражения обезумевших людей,
прятавших что-то у себя на груди. Но все время среди бесчисленных следов,
среди кровавых следов он различал следы Флоренс. Все время она была впереди.
Все время, не находя покоя, он шел за нею все дальше, считая следы,
поднимался все выше, словно к вершине величественной башни, до которой нужно
взбираться годы.
видеть.
уходить, прощал ей все, что она когда-то ему говорила; пусть она здесь
останется. Теперь у него с Флоренс совсем другие отношения, - сказал он, - и
они очень счастливы. Пусть она посмотрит! Он притянул к себе кроткую головку
и заставил ее опуститься на свою подушку.
он стал спокойнее: лежал в постели - жалкая тень человека - и говорил так
тихо, что, только наклонившись к самым его губам, можно было услышать его.
Теперь ему доставляло какое-то удовольствие лежать у открытого окна,
смотреть на летнее небо и деревья, а по вечерам - на заходящее солнце;
следить за тенями облаков и листвы, словно чувствуя какую-то симпатию к
теням. Это было естественно. Для него жизнь и мир были только тенью.
свою слабость, чтобы прошептать, обращаясь к дочери: "Пойди погуляй,
дорогая, подыши свежим воздухом. Пойди к своему мужу!" Однажды, когда у него
в комнате был Уолтер, он поманил его к себе, попросил нагнуться и, пожав ему
руку, прошептал, что, умирая, он может доверить Уолтеру свою дочь - он это
знает.
у него в комнате - он любил видеть их вместе. - Флоренс, держа в руках
своего малютку, потихоньку начала напевать ему ту старую песенку, которую
так часто певала умершему мальчику. Мистер Домби не мог этого вынести. Он
поднял дрожащую руку, умоляя ее перестать, но на следующий день он попросил
ее спеть эту песню еще раз. И с тех пор но вечерам часто повторял свою
просьбу, и она пела. Он слушал, отвернувшись к стене.
бывшей ее горничной, которая по-прежнему была ее верной помощницей,
помещалась корзинка с рукоделием. Он задремал. Был чудесный вечер, еще часа
два оставалось до сумерек, и тишина навеяла на Флоренс глубокую
задумчивость. На минуту она забылась, вспоминая тот день, когда человек,
который лежал сейчас здесь, такой изменившийся, познакомил ее с новой мамой.
Она вздрогнула, когда Уолтер, облокотившись на спинку стула, коснулся ее
плеча.
который хотел бы с тобою поговорить.
спросила, не случилось ли что-нибудь.
поговорил с ним.
миссис Тутс, занимавшейся шитьем с таким рвением, на какое только способны
черноглазые женщины, сошла вниз вместе с мужем. В уютной маленькой гостиной,
выходившей окнами в сад, сидел джентльмен, который при виде Флоренс встал,
чтобы пойти ей навстречу, но, подчиняясь своеобразному устройству ног,
свернул в сторону и остановился, лишь наткнувшись на стол.
так как деревья перед окнами отбрасывали густую тень. Кузен Финикс пожал ей
руку и поздравил со вступлением в брак.
свои поздравления, - сказал кузен Финикс, усаживаясь после того, как села
Флоренс, - но, собственно говоря, случилось столько мучительных
происшествий, следовавших, если можно так выразиться, по пятам друг за
другом, что я сам находился в чертовски скверном состоянии и решительно не
мог появляться в обществе. Я довольствовался своим собственным обществом, и,
право же, не очень-то приятно человеку, бывшему высокого мнения о своих
возможностях, узнать, что он способен надоесть самому себе, собственно
говоря, до последней крайности.
джентльмена, который всегда оставался джентльменом, несмотря на свойственные
ему маленькие безобидные странности, а также вид Уолтера навели Флоренс на
мысль, что за этим следует нечто более непосредственно связанное с целью
визита.
этим именем, - сказал кузен Финикс, - с какою радостью я узнал о полном
выздоровлении своего друга Домби. Надеюсь, мой друг Домби не допустит, чтобы
потеря состояния подействовала на него угнетающе. Не могу сказать, чтобы мне
самому случилось потерять большое состояние: большого состояния у меня,
собственно говоря, никогда не было. Но то, что я мог потерять, я потерял и
не замечаю, чтобы меня это очень беспокоило. Мой друг Домби чертовски
Лондон Джек
Ильин Андрей
Доставалов Александр
Шилова Юлия
Контровский Владимир
Лукьяненко Сергей