внизу. Она поняла, что шаги ведут ее под купол храма. Ощущение твердой почвы
под ногами она утратила, едва лишь переступив порог, и теперь поднималась
ввысь безо всяких усилий, словно в нее вселился тот же самый опровергающий
законы природы добрый гений, который жил в волшебных водах. Впереди и вверху
она увидела новые формы движения, более сложные, чем те, что встретили ее у
входа, и, словно подчиняясь неведомому приказу, молясь о том, чтобы в нужный
момент губы и слова не изменили ей, она двинулась им навстречу. Движение
стало более ясным, и если внизу она еще сомневалась, реально ли оно или это
только плод ее воображения, то теперь настало время отбросить эти
разграничения.
воздухе перед ней висел сияющий иероглиф, водяная лента Мебиуса, бесконечная
петля которой регулярно сокращалась, рассылая по всем направлениям волны
ослепительного света, ниспадающего на нее искрящимся дождем. Здесь была та,
кто заставила фонтаны забить, та, кто вызвала реки, та, чья божественная
сила разрушила дворец и построила дом для воды и детей на том самом месте,
где раньше царили ужас и мрак. Здесь была Ума Умагаммаги.
намека на нечто, способное дышать, потеть или разлагаться. Но несмотря на
эту бесплотность, от него исходила такая волна нежности, что Юдит
показалось, будто она чувствует улыбку Богини, Ее поцелуй, Ее любящий
взгляд. И действительно, это была любовь. Хотя заключенная в иероглифе сила
совсем не знала ее, Юдит ощущала такую ласку и такой покой, которые только
любовь и может подарить. До этого момента в ее жизни не было такой секунды,
когда страх не подтачивал бы ее изнутри. Это было необходимое условие
существования: даже блаженство было отравлено боязнью того, что скоро ему
придет конец. Но здесь все подобные страхи казались нелепыми. Это лицо любит
ее и будет любить всегда, независимо ни от каких обстоятельств.
что эти несколько слогов превратились в настоящую арию. - Милая Юдит, какое
срочное дело заставило тебя рисковать жизнью, чтобы прийти сюда?
воздуха появилось ее собственное лицо. Спустя несколько мгновений оно
сделалось ярче и по тонкой световой ниточке скользнуло в иероглиф Богини.
Она читает меня, подумала Юдит, она пытается понять, зачем я здесь, а когда
это произойдет, Она снимет с меня всю ответственность, и я смогу остаться с
Ней в этом волшебном месте, навечно.
приходится выбирать: либо остановить Примирение, либо позволить ему
свершиться, рискуя, что Хапексамендиос воспользуется этим для своих злых
дел.
необходимости все объяснять. - Я не знаю, что замышляет Незримый. Может
быть, ничего...
причинял вред Нашим храмам и Нашим сестрам, и своей рукой, и руками своих
помощников. Это заблудшая душа, и Его уже ничто не спасет.
Но мне будет жаль, если шанс завершить круг будет упущен.
Доминионы не созданы для того, чтобы быть разделенными, как сейчас. В этом
повинны души первых людей, живших на земле. Да и вины-то в этом никакой не
было, и вреда тоже. Во всяком случае, поначалу. Просто это был их способ
существования, который пугал их. Когда они поднимали головы, они видели
звезды. Когда они смотрели себе под ноги, они видели землю. То, что было
наверху, не подчинялось им, но то, что было внизу, могло быть разделено на
участки, стать собственностью, предметом спора и борьбы. С этого разделения
начались и все остальные. Люди распылили себя по территориям и нациям, стали
называть себя мужчинами и женщинами. Они даже стали хоронить себя в земле,
чтобы более полно обладать ею, предпочитая общество червей - свету. Они
перестали видеть Имаджику, и тогда круг распался, а Хапексамендиос,
созданный волей этих людей, сделался достаточно сильным, чтобы покинуть
своих создателей и переселиться из Пятого Доминиона в Первый...
форму Имаджики. Он мог бы открыть ту тайну, что скрывалась в круге, и
отправиться туда.
будешь знать, тем лучше для тебя. А когда настанет время, мы распутаем
клубок этих тайн вместе, как сестры. А до этих пор утешай себя мыслью о том,
что ошибка Сына - это прежде всего ошибка Отца, и по прошествии времени все
заблуждения развеются и исчезнут.
должна возвращаться в Пятый Доминион?
Юдит и Богиней поднялся вихрь сверкающих частиц. Юдит ощутила, как они
покалывают ее плоть, напоминая о том состоянии, в котором тело знает, что
такое лед и пламень.
Богиня.
на то место, где умерла ее сестра? - сказала Джокалайлау. - Женщина, которая
бесстыдно явилась Нам на глаза с ребенком Автарха Сартори в утробе?
глаза. - А у меня - полно.
иероглиф был более сложным, чем у Умагаммаги, и менее совершенным, так как
пробегавшее по нему движение было более лихорадочным. Ее форма не столько
пульсировала, сколько кипела, рассылая во все стороны свои язвящие стрелы.
с одним из наших врагов, - сказала Она.
защиту.
охватившее ее, когда неожиданное вторжение Джокалайлау испортило ее общение
с Умой Умагаммаги, укрепило ее решимость. - Я не знала, что он Автарх.
вещи?
Умагаммаги. Тон ее, как всегда, был безмятежным.
Она пострадала от рук Незримого куда больше, чем я или Тишалулле, поэтому
она не может с такой готовностью простить плоть, к которой прикасался Он сам
или Его дети. Прошу тебя, пойми Ее боль, а я попробую сделать так, чтобы Она
поняла твою.
стыд, в отсутствии которого ее обвинила Джокалайлау, - но не за ребенка, а
за свой гнев.
время мы вновь поговорим.
поняла, что разлука неизбежна. Но она не была готова к тому, чтобы покинуть
объятия Богини так скоро, и когда сила тяжести вновь овладела ей, это было
настоящей агонией. Даже если Ума Умагаммаги и знала о ее страданиях - а как
могла Она не знать? - то она не сделал ничего, чтобы смягчить боль. Ее
иероглиф свернулся в свое прежнее состояние, и Юдит полетела вниз, словно
лепесток с цветущего дерева, - не так уж и быстро, но с чувством утраты,
которое было куда хуже любых ушибов. Светящиеся конфигурации женщин, сквозь
которые она проходила несколько минут назад, по-прежнему распускались все
новыми и новыми формами, такими же совершенными, как и прежде, а музыка воды
у входа была такой же успокаивающей, но это не могло смягчить потерю.
Мелодия, которая звучала так радостно, когда она впервые вошла сюда, теперь
показалась ей элегической, словно песнь жнецов, исполненная благодарности за
щедрые дары, к которой, однако, примешивалась боязнь перед наступающим
сезоном холодов.
также смеялись на берегу, а водоем по-прежнему представлял собой
великолепное зрелище света и движения, она покинула присутствие любящего
духа, и скорбь ее была безгранична. Слезы ее удивили собравшихся у порога
женщин, и несколько из них поднялись, чтобы успокоить ее, но она помотала
головой, и они тихо расступились, пропуская ее к воде. Там она села и, не
осмеливаясь оглядываться на храм, где решалась ее судьба, устремила взгляд
на водоем.
что она недостойна принимать какие-либо решения по поводу Примирения, она
будет только рада этому. Тогда она сможет переложить ответственность на
более надежные плечи и вернуться в окружающие водоем коридоры, где через
некоторое время ей, возможно, удастся сбросить с себя груз забот и
воспоминаний, чтобы вновь прийти в храм в качестве послушницы и обучиться
игре световых превращений. Но если, с другой стороны, ей просто-напросто
дадут понять, что здесь ей не место (именно это, судя по всему,
соответствовало желанию Джокалайлау), и она будет изгнана за пределы этого