в себе и от которого он очнулся внезапно, задыхаясь, судорожно шевеля
пальцами, в минуту, когда был на грани подлости. "Что я ей написал!.. -
думает он. Но она ему отвечает:
дешь застигнут врасплох. Я затем и создала своего Марка, чтобы он риско-
вал. Но я создала его и затем, чтобы он умел сопротивляться. Рискуй! Я
тоже рискую, и я рисковала. Погибнуть суждено не всем".
кой:
ня ты не будешь. Смиримся, мой мальчик, и поцелуй меня!"
под ногами. Вместе с дымом сигареты он выпустил все свое затаенное, чего
он всегда стыдился.
говорил себе с вызовом и насмешкой:
у меня кровь моей матери, моей Ривьер".
ни в чем не было удачи, да и здоровье сдавало, сказывались лишения. Он
не хотел обращаться за помощью к матери, и даже когда она сама предложи-
ла ему деньги, он из глупого самолюбия отказался. Во-первых, он подозре-
вал, что ради него мать отказывает себе в самом необходимом. Во-вторых,
этот глупенький петушок не считал возможным принимать деньги от женщи-
ны... Разве мать-женщина?.. Да, для него - женщина!.. Он сухо отказался:
"Не вздумай настаивать!" Она и не настаивала... Какие дураки эти мужчи-
ны... она была очень рада, что Марк - мужчина.
чувствовал бы себя очень одиноко в ту суровую зиму, он бы замерз. Он
грелся у этих мыслей, как у костра, которого никто не видит, которого,
как он думал, не видит сама Аннета. Но мать была связана с ним тайными
нитями. И она не могла не видеть, что в некоторых его суровых и сдержан-
ных словах сверкает, точно в каменном угле, скрытый огонь. Она смутно
догадывалась, что сделалась для сына предметом страстного и чистого,
почти религиозного преклонения. Она считала это нелепым, но в глубине
души испытывала к сыну смиренную благодарность. Бойцам бывает нужна ил-
люзия любви и почитания... "Non sum digna [121] Но я все же благодарна
тебе, мой маленький рыцарь..."
бойцу в нужде и одиночестве держаться на поверхности темных и холодных
вод и не тонуть... Но у него мерзли ноги! Однажды поздно ночью он шел по
улице, топая ногами от холода, и вдруг увидел сквозь туман на плохо ос-
вещенном углу тротуара словно бы знакомую фигуру. Он быстро отошел в
сторону, чтобы незаметно рассмотреть ее. Он не ошибся: это была она -
Рюш. Прислонившись к закрытому газетному киоску - так, чтобы на нее не
падал свет электрического фонаря, - она, видимо, подстерегала кого-то,
кто должен был выйти из дверей дома напротив. Она прижалась к киоску и
лишь слегка подалась вперед из своего укрытия. Марк в изумлении остано-
вился в нескольких шагах и спрятался. Улица была безлюдна. Часы показы-
вали час. Рюш не двигалась. Ее взгляд был прикован к закрытой двери...
Наконец дверь приоткрылась. Рюш чуть не выскочила из засады. Правая ее
рука вынырнула из темноты и вытянулась вперед, но Рюш сейчас же ее от-
дернула - человек, который вышел Из дому, был не тот, кого она ждала...
Она снова притаилась, прислушиваясь к удалявшимся шагам незнакомца. И
Марк тоже притаился. Но он видел руку - и понял все. Он подкрался к ки-
оску, обошел его и схватил Рюш за руку. Она испуганно подскочила, затем
пришла в ярость и стала молча отбиваться, вонзаясь в Марка ногтями. Марк
крутил ей руки и в конце концов вырвал револьвер. Он прижимал ее к сте-
не, но женщина была в бешенстве - она нагнулась и стала кусать ему руку,
а он шептал ей прямо в затылок:
побежденной, сдалась, перестала дергаться и разразилась рыданиями. Она
заливалась слезами, а Марк, прижимая к своей груди ее мокрый рот, шеп-
тал:
платка, вытер ей, как нянька, щеки и нос пальцами: она была сломлена и
не мешала ему. Он нахлобучил ей на лоб шляпку в форме каски, съехавшую
на сторону, привел в порядок расстегнувшееся пальто и, убедившись, что
она больше не сопротивляется, просунул руку ей под локоть, крепко сжал
его и потащил ее за собой. Она шла, как сомнамбула... Куда они шли? Они
не знали. Рюш об этом не думала. Куда шел он, туда и она. Она переходила
улицы не глядя, покорно поворачивала направо, налево. Какое ей дело? Ей
и на дне реки было бы не лучше и не хуже. Марк говорил машинально; ни
он, ни она не слышали, что он говорит. Он все думал: "Что же мне с ней
делать"?.." Отвести ее к ней домой? Оставить ее одну в таком состоянии
было бы и бесчеловечно и неосторожно. Ноги сами привели его на улицу Кю-
жас, к гостинице, где он жил. У самых дверей он сказал:
ют.
ни согласия. Она поднялась по лестнице.
стыдно, что Рюш все это видит... Но она ничего не видела - она стояла,
точно окаменев. Он усадил ее на кровать. Она делала все движения, какие
он заставлял ее делать, но безучастно, руки ее повисли, как плети. Марк
хмурил брови, кусал губы и, наконец, решился. Он снял с нее шляпку, рас-
стегнул пальто, распустил шнурки на ботинках и уложил ее на кровать. Те-
перь у нее наступила реакция, нервы не выдержали, все ее тело сотрясал
озноб. Марк прошептал:
- глаза ее были открыты, но смотрела она отсутствующим взглядом. Ее ху-
дые плечи не чувствовали прикосновения неловких пальцев, которые ее раз-
девали. Он прикрыл ее всем, что только нашлось у него в чемодане тяжело-
го и теплого из платья. И покуда на спиртовке согревалось питье, он си-
дел возле кровати и, сунув руки под одеяло, согревал ее окоченевшие но-
ги. Оба были измучены и оба неподвижны. Марк вышел из оцепенения, как
только зашипела вода, выливавшаяся из чайника на огонь. Он встал, приго-
товил грог и приподнял Генриетте голову, чтобы заставить ее сделать нес-
колько глотков. Сначала жидкость вылилась у нее изо рта и побежала по
подбородку и вдоль шеи. Горячий грог привел ее в чувство. Она посмотрела
на Марка и наконец увидела его. Она взглянула в его встревоженные глаза,
заметила дымящийся стакан в его руке, - он в это время неловким движени-
ем пытался влить ей в рот ложку горячего питья. Она открыла рот и глот-
нула, как ребенок. Легкая краска проступила у нее на щеках. Слабым дви-
жением руки она отвела ложку. Марк с облегчением следил за тем, как она
возвращается к жизни. Он крепко сжал ей виски и сказал:
лова ее лежит на подушке с грязной наволочкой, и ему стало ужасно нелов-
ко. Но, вместо того, чтобы скрыть свое смущение, он сказал:
Его наивное смущение вернуло Рюш к жизни. Приподняв краешек полотенца,
она улыбнулась, стащила его, сбросила на пол, прижалась щекой к подушке
и закрыла глаза.
устроился на двух стульях и потушил свет.
Рюш, почти упираясь головой в ее ноги.
тели.
ло, чтобы ты попал в мою паутину...
кая история обманутой любви, если только можно это назвать любовью...
иначе? Он меня хотел, и я его хотела. Он меня взял, и я взяла его. А те-
перь он меня бросает, я ему надоела. Он хочет другую, он берет другую. Я
Мережковский Дмитрий
Суворов Виктор
Каменистый Артем
Посняков Андрей
Доставалов Александр
Афанасьев Роман