закинув голову, словно стараясь вдохнуть воздух, артиллерист два раза
перевернулся на месте, затем повалился боком на пушку и остался недвижим.
Видно было, что по спине его. между лопатками, течет струя крови. Пуля
пробила ему грудь навылет. Он был мертв.
несколько минут.
Глава девятая. НА ЧТО МОГУТ ПРИГОДИТЬСЯ СТАРЫЙ ТАЛАНТ БРАКОНЬЕРА И МЕТКОСТЬ В
СТРЕЛЬБЕ, ПОВЛИЯВШИЕ НА ПРИГОВОР 1796 ГОДА
картечью им не протянуть и четверти часа. Необходимо было ослабить силу
удара.
между колен, до этой минуты не принимал никакого участия в происходящем.
Казалось, он не слышал, как бойцы ворчали вокруг него:
какая-то старуха, предвидя стрельбу, загородила свое окно тюфяком. Это было
чердачное окошко на крыше шестиэтажного дома, стоявшего немного в стороне от
баррикады. Тюфяк, растянутый поперек окна, снизу подпирали два шеста для
сушки белья, а вверху его удерживали две веревки, привязанные к гвоздям,
вбитым в оконные наличники. Эти веревки, тонкие, как волоски, ясно
выделялись на фоне неба.
мансарды. Тюфяк скользнул меж шестами и упал на мостовую.
осажденными. Мало того, несколько минут назад солдаты, взбешенные гибелью
сержанта-наводчика, залегли за устроенным ими валом из булыжников и открыли
огонь по баррикаде, чтобы заменить пушку, поневоле молчавшую в ожидании
пополнения орудийного расчета. Повстанцы не отвечали на пальбу, чтобы не
тратить боевых припасов. Для баррикады ружья были не страшны, но улица,
засыпаемая пулями, грозила гибелью.
под градом пуль добрался до тюфяка, поднял его, взвалил на спину и вернулся
на баррикаду.
артиллеристы не могли его видеть.
застряла в тюфяке. Задуманный эффект удался. Баррикада была надежно
защищена.
благодарит вас.
подстилка торжествует над громовержцем! Все равно, слава тюфяку, победившему
пушку!
Глава десятая. ЗАРЯ
выходившим на задний двор, на восток.
нигде не была и уже ушла в свою спальню, когда Тусен сказала:
потому, что се постелька была совсем белая. Ей пригрезился кто-то похожий на
Мариуса, весь сияющий. Солнце светило ей прямо в глаза, когда она
проснулась, и ей почудилось сначала, будто сон продолжается.
незадолго перед тем Жан Вальжан, она отогнала все тревоги; ей не хотелось
верить в несчастье. Она надеялась всем сердцем, сама не зная почему. Затем у
нее вдруг сжалось сердце. Она не видела Мариуса уже целых три дня. Но она
убедила себя, что он наверное получил ее письмо и знает теперь, где она; он
ведь так умен, он придумает способ с ней повидаться. И непременно придет
сегодня, может быть, даже утром. Было уже совсем светло, но лучи солнца
падали отвесно; еще рано, однако пора вставать, чтобы успеть встретить
Мариуса.
довольно, чтобы Мариус пришел. Никаких возражений не допускалось. Ведь это
было бесспорно. И то уже нестерпимо, что ей пришлось страдать целых три дня.
Три дня не видеть Мариуса - как только господь бог допустил это! Теперь все
жестокие шутки судьбы, все испытания позади. Мариус придет и принесет добрые
вести. Такова юность: она быстро осушает слезы, она считает страдание
ненужным и не приемлет его. Юность-улыбка будущего, обращенная к неведомому,
то есть к самому себе. Быть счастливой - естественно для юности, самое
дыхание ее как будто напоено надеждой.
возможном своем отсутствии - самое большее на один день - и чем он объяснял
его. Все мы замечали, как ловко прячется монета, если ее уронишь на землю, с
каким искусством превращается она в невидимку. Бывает, что и мысли
проделывают с нами такую же штуку: они забиваются куда-то в уголок мозга - и
кончено, они потеряны, припомнить их невозможно. Козетта подосадовала на
бесплодные усилия своей памяти. Она сказала себе, что очень совестно и
нехорошо с ее стороны позабыть, что ей сказал Мариус.
молитву и умывание.
никак не в девичью спальню. Даже стихи редко на это осмеливаются, а прозе
вход туда запрещен.
нераскрывшейся лилии, куда не должен заглядывать человек, пока в нее не
заглянуло солнце. Женщина, еще не расцветшая, священна. Полураскрытая
девичья постель, прелестная нагота, боящаяся самой себя, белая ножка,
прячущаяся в туфле, грудь, которую прикрывают перед зеркалом, словно у
зеркала есть глаза, сорочка, которую поспешно натягивают на обнаженное
плечо, если скрипнет стул или проедет мимо коляска, завязанные ленты,
застегнутые крючки, затянутые шнурки, смущение, легкая дрожь от холода и
стыдливости, изящная робость движений, трепет испуга там, где нечего
бояться, последовательные смены одежд, очаровательных, как предрассветные
облака, -рассказывать об этом не подобает, упоминать об этом - и то уже
дерзость.
благоговением, чем на восход звезды. Беззащитность должна внушать особое
уважение. Пушок персика, пепельный налет сливы, звездочки снежинок,
бархатистые крылья бабочки - все это грубо в сравнении с целомудрием,
которое даже не ведает, что оно целомудренно. Молодая девушка - это неясная
греза, но еще не воплощение любви. Ее альков скрыт в темной глубине идеала.
Нескромный взор - грубое оскорбление для этого смутного полумрака. Здесь
даже созерцать - значит осквернять.
взглянул на нее, когда она распустилась, и она застыдилась и заалела. Мы из
тех, кто смущается перед молодыми девушками и цветами, мы преклоняемся перед
ними.
просто в те времена, когда женщины не взбивали еще кудрей, подсовывая снизу
подушечки и валики, и не носили накладных буклей. Потом она растворила окно
и осмотрелась, в надежде разглядеть хоть часть улицы, угол дома, кусочек
мостовой, чтобы не пропустить появления Мариуса. Но из окна ничего нельзя
было увидеть. Внутренний дворик окружали довольно высокие стены, а в
просветах меж ними виднелись какие-то сады. Козетта нашла, что сады
отвратительны: первый раз в жизни цветы показались ей безобразными. Любой
кусочек канавы на перекрестке понравился бы ей гораздо больше. Она стала
смотреть в небо, словно думая, что Мариус может явиться и оттуда.
настроений, но упадком духа от несбывшихся надежд. Она смутно почувствовала
что-то страшное. Вести и впрямь иногда доносятся по воздуху. Она говорила