Чтение 206–й страницы книги ~Граф Монте-Кристо~

дверь кабинета, и немного погодя шелест платья возвестил о приходе Ва-
лентины.

В трауре Валентина была необыкновенно хороша.

Моррелю казалось, что он грезит наяву, и он готов был отказаться от
беседы с Нуартье; но вскоре послышался шум кресла, катящегося по парке-
ту, и появился старик.

Нуартье приветливо слушал Морреля, который благодарил его за чудесное
вмешательство, спасшее его и Валентину от отчаяния. Потом вопрошающий
взгляд Морреля обратился на Валентину, которая сидела поодаль и робко
ожидала минуты, когда она будет вынуждена заговорить.

Нуартье в свою очередь взглянул на нее.

- Я должна сказать то, что вы мне поручили? - спросила она.

- Да, - ответил Нуартье.

- Господин Моррель, - сказала тогда Валентина, обращаясь к Максимили-
ану, пожиравшему ее глазами, - за эти три дня дедушка сказал мне многое
из того, что он хотел сообщить вам. Сегодня он послал за вами, чтобы я
это вам пересказала. Он выбрал меня своей переводчицей, и я вам все пов-
торю слово в слово.

- Я жду с нетерпением, мадемуазель, - отвечал Моррель, - говорите,
прошу вас.

Валентина опустила глаза; это показалось Моррелю хорошим предзнамено-
ванием: Валентина проявляла слабость только в минуты счастья.

- Дедушка хочет уехать из этого дома, - сказала она. - Барруа подыс-
кивает ему помещение.

- А вы, - сказал Моррель, - ведь господин Нуартье вас так любит и вы
ему так необходимы?

- Я не расстанусь с дедушкой, - ответила Валентина, - это решено. Я
буду жить подле него. Если господин де Вильфор согласится на это, я уеду
немедленно. Если же он откажет мне, придется подождать до моего совер-
шеннолетия, до которого осталось десять месяцев. Тогда я буду свободна,
независима и...

- И?.. - спросил Моррель.

- ...и, с согласия дедушки, сдержу слово, которое я вам дала.

Валентина так тихо произнесла последние слова, что Моррель не расслы-
шал бы их, если бы не вслушивался с такой жадностью.

- Верно ли я выразила вашу мысль, дедушка? - прибавила Валентина, об-
ращаясь к Нуартье.

- Да, - ответил взгляд старика.

- Когда я буду жить у дедушки, - прибавила Валентина, - господин Мор-
рель сможет видеться со мной в присутствии моего доброго и почитаемого
покровителя. Если узы, которые связывают наши, быть может, неопытные и
изменчивые сердца, встретят его одобрение и после этого испытания послу-
жат порукой нашему будущему счастью (увы! говорят, что сердца, воспламе-
ненные препятствиями, охладевают в благополучии!), то господину Моррелю
будет разрешено просить моей руки; я буду ждать.

- Чем я заслужил, что на мою долю выпало такое счастье? - воскликнул
Моррель, готовый преклонить колени перед старцем, как перед богом, и пе-
ред Валентиной, как перед ангелом.

- А до тех пор, - продолжала своим чистым и строгим голосом Валенти-
на, - мы будем уважать волю моих родных, если только они не будут стре-
миться разлучить нас. Словом, и я повторяю это, потому что этим все ска-
зано, мы будем ждать.

- И те жертвы, которые это слово на меня налагает, - сказал Моррель,
- обращаясь к старику, - я клянусь принести не только покорно, но и с
радостью.

- Поэтому, друг мой, - продолжала Валентина, бросив на Максимилиана
проникший в самое его сердце взгляд, - довольно безрассудств. Берегите
честь той, которая с сегодняшнего дня считает себя предназначенной дос-
тойно носить ваше имя.

Моррель прижал руку к сердцу.

Нуартье с нежностью глядел на них. Барруа, стоявший тут же, как чело-
век, посвященный во все тайны, улыбался, вытирая крупные капли пота,
выступившие на его плешивом лбу.

- Бедный Барруа, он совсем измучился, - сказала Валентина.

- Да, - сказал Барруа, - ну и бежал же я, мадемуазель; а только гос-
подин Моррель, надо отдать ему справедливость, бежал еще быстрее меня.

Нуартье указал глазами на поднос, на котором стояли графин с лимона-
дом и стакан. Графин был наполовину пуст, - полчаса тому назад из него
пил сам Нуартье.

- Выпей, Барруа, - сказала Валентина, - я по глазам вижу, что ты хо-
чешь лимонаду.

- Правду сказать, - ответил Барруа, - я умираю от жажды и с удо-
вольствием выпью стакан за ваше здоровье.

- Так возьми, - сказала Валентина, - и возвращайся сюда поскорее.

Барруа взял поднос, вышел в коридор, и все увидели через приотворен-
ную дверь, как он запрокинул голову и залпом выпил стакан лимонада, на-
литый ему Валентиной.

Валентина и Моррель прощались друг с другом в присутствии Нуартье,
как вдруг на лестнице, ведущей в половину Вильфора, раздался звонок.

Валентина взглянула на стенные часы.

- Полдень, - сказала она, - сегодня суббота; дедушка, это, вероятно,
доктор.

Нуартье показал знаком, что он тоже так думает.

- Он сейчас придет сюда; господину Моррелю лучше уйти, не правда ли,
дедушка?

- Да, - был ответ старика.

- Барруа! - позвала Валентина, - Барруа, идите сюда!

- Иду, мадемуазель, - послышался голос старого слуги.

- Барруа проводит вас до двери, - сказала Валентина Моррелю. - А те-
перь, господин офицер, прошу вас помнить, что дедушка советует вам не
предпринимать ничего, что могло бы нанести ущерб нашему счастью.

- Я обещал ждать, - сказал Моррель, - и я буду ждать.

В эту минуту вошел Барруа.

- Кто звонил? - спросила Валентина.

- Доктор д'Авриньи, - сказал Барруа, еле держась па ногах.

- Что с вами, Барруа? - спросила Валентина.

Старик ничего не ответил; он испуганными глазами смотрел на своего
хозяина и судорожно сжатой рукой пытался за что-нибудь ухватиться, чтобы
но упасть.

- Он сейчас упадет! - воскликнул Моррель.

В самом деле, дрожь, охватившая Барруа, все усиливалась; его лицо,
искаженное судорогой, говорило о сильнейшем нервном припадке.

Нуартье, видя страдания Барруа, бросал вокруг себя тревожные взгляды,
которые ясно выражали все волнующие его чувства.

Барруа шагнул к своему хозяину.

- Боже мой, боже мой, - сказал он, - что это со мной?.. Мне больно...
в глазах темно. Голова как в огне. Не трогайте меня, не трогайте!

Его глаза вылезли из орбит и закатились, голова откинулась назад, все
тело судорожно напряглось.

Валентина вскрикнула от испуга; Моррель схватил ее в объятия, как бы
защищая от неведомой опасности.

- Господин д'Авриньи! Господин д'Авриньи! - закричала Валентина сдав-
ленным голосом. - Сюда, сюда, помогите!

Барруа повернулся на месте, отступил на шаг, зашатался и упал к ногам
Нуартье, схватившись рукой за его колено.

- Господин! Мой добрый господин! - кричал он.

В эту минуту, привлеченный криками, на пороге появился Вильфор.

Моррель выпустил полубесчувственную Вален гину и, бросившись в глубь
комнаты, скрылся за тяжелой портьерой.

Побледнев, как полотно, он с ужасом смотрел на умирающего, словно
вдруг увидел перед собою змею.

Нуартье терзался нетерпением и тревогой. Его душа рвалась на помощь
несчастному старику, который был ему скорее другом, чем слугой. Страшная
борьба жизни и смерти, происходившая перед паралитиком, отражалась на
его лице: жилы на лбу вздулись, последние еще живые мышцы вокруг глаз
мучительно напряглись.

Барруа, с дергающимся лицом, с налитыми кровью глазами и запрокинутой
головой, лежал на полу, хватаясь за него руками, а его окоченевшие ноги,
казалось, скорее сломались бы, чем согнулись.

На губах его выступила пена, он задыхался.

Вильфор, ошеломленный, не мог оторвать глаз от этой картины, которая
приковала его внимание, как только он переступил порог.

Морреля он не заметил.

Минуту он стоял молча, заметно побледнев.

- Доктор! Доктор! - воскликнул он, наконец, кидаясь к двери. - Идите
сюда! Скорее!

- Сударыня! - звала Валентина свою мачеху, цепляясь за перила лестни-
цы. - Идите сюда! Идите скорее! Принесите вашу нюхательную соль!

- Что случилось? - сдержанно спросил металлический голос г-жи де
Вильфор.

- Идите, идите!

- Да где же доктор? - кричал Вильфор.

Госпожа де Вильфор медленно сошла с лестницы; слышно было, как скри-
пели деревянные ступени. В одной руке она держала платок, которым выти-
рала лицо, в другой - флакон с нюхательной солью.

Дойдя до двери, она прежде всего взглянула на Нуартье, который, если
не считать вполне естественного при данных обстоятельствах волнения, ка-
зался совершенно здоровым; затем взгляд ее упал на умирающего.

Она побледнела, и ее взгляд, если так можно выразиться, отпрянул от
слуги и вновь устремился на господина.