мальчишки-подсобника маляра ничуть не меньше, чем у прославленного
столичного режиссёра, это надо иметь в виду.
области нашла путь: "Почему не боролись за чистоту языка? Почему
[[организованно]] не обратились к [[воспитателю за помощью?]]" Эта
замечательная идея нам просто в голову не пришла, когда мы были на
Архипелаге, мы б её зэкам подсказали.
придерживаться лагерной традиции. Рассудить, так сами они этот жребий
выбрали: служба их -- та же, что у охранных собак, и служба их связана с
собаками. И есть даже особый устав по службе с собаками, и целые офицерские
комиссии следят за [работой] отдельной собаки, вырабатывают у неё [хорошую
злобность]. И если содержание одного щенка в год обходится народу в 11 тысяч
дохрущевских рублей (овчарок кормят питательней, чем заключённых) *(1), то
содержание каждого офицера -- не паче ли?
их называть? "Начальство, начальники" -- слишком общо, относится и к воле,
ко всей жизни страны, да и затёрто уж очень. "Хозяева" -- тоже. "Лагерные
распорядители"? -- обходное выражение, показывающее нашу немощь. Называть их
прямо по лагерной традиции? -- как будто грубо, ругательно. Вполне в духе
языка было бы слово [лагерщики]: оно так же отличается от "лагерника", как
"тюремщик" от "тюремника" и выражает точный единственный смысл: те, кто
лагерями заведуют и управляют. Так испросив у строгих читателей прощения за
новое слово (оно не новое совсем, раз в языке оставлена для него пустая
клетка), мы его от времени ко времени будем употреблять.
генералов начать, и славно бы это было -- но нет у нас материала. Невозможно
было нам, червям и рабам, узнать о них и увидеть их близко. А когда видели,
то ударяло нам в глаза сияние золота, и не могли мы разглядеть ничего.
царях Архипелага. А уж попадётся фото Бермана или словечко Апетера -- мы их
тут же подхватываем. Знаем вот "гаранинские расстрелы" -- а о самом Гаранине
не знаем. Только знаем, что было ненасытно ему одни подписи ставить; он, по
лагерю идя, и сам из маузера стрелять не брезговал, чья морда ему не
выходила. Пишем вот о Кашкетине -- а в глаза того Кашкетина не видели (и
слава Богу!). О Френкеле подсобрался материальчик, а о Завенягине -- нет.
Его, покойника, с ежевско-бериевской компанией не захоронили, о нём смакуют
газетчики: "легендарный строитель Норильска"! Да уж не сам ли он и камни
клал? Сообразя однако, что сверху любил его Берия, а снизу очень о нём
хорошо отзывался эмведешник Зиновьев, полагаем, что зверь был отменный. А
иначе б ему Норильска и не построили. -- Вот об Антонове, начальнике
Енисейского лагеря, спасибо написал нам инженер Побожий. *(2) Эту картинку
мы всем советовали бы прочесть: разгрузку лихтеров на реке Таз. В глуби
тундры, куда дорога ещё не пришла (да и придёт ли?), тянут египетские
муравьи паровозы на снег, а наверху на горке стоит Антонов, обозревает и
срок даёт на разгрузку. Он по воздуху прилетел, по воздуху сейчас улетит,
свита пляшет перед ним, куда твой Наполеон, а личный повар тут же на
раскладном столике, среди полярной мерзлоты, подаёт ему свежие помидоры и
огурчики. И ни с кем, сукин сын, не делится, всё сует себе в утробу.
маленько об офицерах, там перейдём к сержантам, скользнём по стрелковой
охране -- да и того будет с нас. Кто заметил больше -- пусть больше напишет.
тюремщиков интересует тебя лишь для того, как избежать их угроз и
использовать их слабости. В остальном совсем тебе не хочется ими
интересоваться, они твоего внимания недостойны. Страдаешь ты сам, страдают
вокруг тебя несправедливо посаженные, и по сравнению с этим снопом
страданий, на который не хватает твоих разведенных рук -- что тебе эти тупые
люди на должности псов? их мелкие интересы? их ничтожные склонности? их
служебные успехи и неуспехи?
человек, способный хоть к какой-нибудь полезной деятельности? -- зададим
вопрос: вообще может ли лагерщик быть хорошим человеком? Какую систему
морального отбора устраивает им жизнь? Первый отбор -- при зачислении в
войска МВД, в училища МВД или на курсы. Всякий человек, у кого хоть отблеск
был духовного воспитания, у кого есть хоть какая-то совестливая оглядка,
различение злого и доброго -- будет инстинктивно, всеми мерами отбиваться,
чтобы только не попасть в этот мрачный легион. Но, допустим, отбиться не
удалось. Наступает второй отбор: во время обучения и первой службы само
начальство приглядывается и отчисляет всех тех, кто проявит вместо воли и
твёрдости (жестокости и бессердечия) -- расхлябанность (доброту). И потом
многолетний третий отбор: все, кто не представляли себе, куда и на что идут,
теперь разобрались и ужаснулись. Быть постоянно орудием насилия, постоянным
участником зла! -- ведь это не каждому даётся и не сразу. Ведь топчешь чужие
судьбы, а внутри что-то натягивается, лопается -- и дальше уже так жить
нельзя! И с большим опозданием, но люди всё равно начинают вырываться,
сказываются больными, достают справки, уходят на меньшую зарплату, снимают
погоны -- но только бы уйти, уйти, уйти!
судьба кажется им нормальной. И уж конечно полезной. И даже почётной. А
кому-то и втягиваться было не надо: они с самого начала такие.
жестоких среди лагерщиков значительно выше, чем в произвольной группе
населения. И чем дольше, чем непрерывнее и отметнее человек служит в Органах
-- тем с большей вероятностью он -- злодей.
очерствел, чьё сердце не может чутко и внимательно относиться к терпящим
заключение -- уходите из этого учреждения!" Однако мы не можем никак
соотнести их с действительностью. Кому это говорилось? И насколько серьёзно?
-- если при этом защищался Косырев? (Часть 1, гл. 8.) И кто этому внял? Ни
"террор как средство убеждения", ни аресты по признаку "сомнительности", ни
расстрелы заложников, ни ранние концлагеря за 15 лет до Гитлера -- не дают
нам как-то ощущения этих чутких сердец, этих рыцарей. И если кто за эти годы
уходил из Органов сам, то как раз те, кому Дзержинский предлагал остаться --
кто не мог очерстветь. А кто очерствел или был чёрств -- тот-то и остался.
(Да может в другой раз и совет был подан другой, цитатки только нет.)
обдумав и не проверив! [Старый чекист!] -- кто не слышал этих слов,
произносимых протяжно, в знак особого уважения. Если хотят отличить
лагерщика от неопытных, суетливых, попусту крикливых, но без бульдожьей
хватки, говорят: "А начальник там ста-арый чекист!" (Ну, например, как тот
майор, который сжёг кандальную сонату Клемпнера.) Сами чекисты и пустили это
словечко, а мы повторяем его бездумно. "Старый чекист" -- ведь это по
меньшей мере значит: и при Ягоде оказался хорош, и при Ежове, и при Берии,
всем угодил.
в собственном смысле, о чекистах оперативно-следственно-жандармского
направления, глава уже была. А лагерщики любят только звать себя чекистами,
только тянутся к тому званию, или с тех должностей пришли сюда на отдых --
на отдых, потому что здесь не треплются их нервы и не расшатывается
здоровье. Их здешняя работа не требует ни того развития, ни того активного
злого давления, что там. В ЧКГБ надо быть острым и попасть обязательно в
глаз, в МВД достаточно быть тупым и не промахнуться по черепу.
окоммунизирования состава лагерных работников" *(3), успешно проведенный в
жизнь, не создал на Архипелаге этого трепетного человеколюбия по
Дзержинскому. С самых ранних революционных лет на курсах при Центральном
Карательном Отделе и губкаротделах готовился для тюрем и для лагерей младший
адмстройсостав (то есть, внутренний надзор) "без отрыва от производства" (то
есть, уже служа в тюрьмах и лагерях). К 1925 году только 6% осталось
царского надзорсостава (каковы служаки!). А уж средний лагерный комсостав и
прежде того был полностью советский. Они продолжали учиться: сперва на
факультетах [права] Наркомпроса (да, Наркомпроса! и не бесправия, а --
права!), с 1931 года это стали исправ-труд-отделения институтов Права НКЮ в
Москве, Ленинграде, Казани, Саратове и Иркутске. Выпускалось оттуда 70%
рабочих и 70% коммунистов! С 1928 года постановлением Совнаркома и никогда
не возражающего ВЦИКа еще были расширены и режимные полномочия этих
орабоченных и окоммунизированных начальников мест заключения *(4), -- а вот
поди ж ты, человеколюбия почему-то не получилось! Пострадало от них
миллионов людей больше, чем от фашистов, -- да ведь не пленных, не
покорённых, а -- своих соотечественников, на родной земле!
характеров? Вообще -- нет. Для людей, значительных духом и разумом -- нет, у
них свои решения, свои особенности, и очень бывают неожиданные. Но у
лагерщиков, прошедших строгий отрицательный отбор -- нравственный и
умственный, -- у них сходство характеров разительное и, вероятно, без труда
мы сумеем проследить их основные [всеобщие] черты.
властью, и на этом острове он -- безусловно первый: ему униженно подчинены
Контровский Владимир
Посняков Андрей
Корнев Павел
Херберт Фрэнк
Куликов Роман
Ибсен Генрик