Чтение 207–й страницы книги ~Горение~

- Не стану никогда.

- Значит, все свободы дадите, защищать их предоставите другим?

- Пусть так, Петр Аркадьевич, пусть так. Я только позволю себе
высказать предположение, что люди, получившие свободу, смогут защитить ее.

Столыпин молотил свое, не слезал:

- Как - защитить? С оружием в руках? Есть у нас "красная милиция",
против нее стоит "черная сотня", а вы намерены "бело-розовые дружины"
создать? Тогда обучите их стрельбе и подчините командиров вашему помощнику
по линии Департамента полиции. На это согласны?

...Разговор, считал Милюков, не получился.

Разговор был нужный, думал Столыпин, подъезжая к Царскому Селу. Очень
нужный разговор. Тряпка этот Милюков, полнейшая, безнадежная тряпка. Есть
полный резон доложить государю, что "министерство доверия" выйдет из
доверия русских людей через неделю, приведет страну к гражданской войне,
прольются реки крови; срам будет перед западными монархиями, да и перед
паршивой Третьей республикой тоже:

те своих коммунаров у стенки за милу душу расстреляли, когда те вконец
допекли.

- Я не могу рисковать спокойствием моего народа, - сказал Николай,
выслушав доклад Столыпина. - Разве я позволю отдать моих подданных в руки
людей, лишенных хребта? И они получили большинство в Думе?! Что за
безответственность, неужели граф Сергей Юльевич не мог проконтролировать
выборы?! Подумайте, пожалуйста, с кем бы еще следовало встретиться, Петр
Аркадьевич, неужели оскудела земля наша сильными людьми?

В тот же день, поздно вечером, Столыпин позвонил Гучкову:

- Александр Иванович, что-то я вас перестал видеть у мистера Чарльза.
Нет страшней перерыва, чем в гимнастике, немедленно почувствуете одышку.

- О брюхе отчего не говорите?

- Щажу самолюбие.

- Завтра поборемся?

- Сегодня.

Гучков посмотрел на большие английские часы с вестминстерским боем, что
стояли за камином: половина одиннадцатого.

- Да я в шлафроке уж, Петр Аркадьевич.

- Ну и прекрасно. Скидывайте его, одевайтесь, и давайте-ка встретимся
на острове.

Ответа ждать не стал - положил трубку.

Гучков переоделся, потом рассмеялся, подумав, что мистера Чарльза нет
наверняка, поздно; вызвал аппарат Столыпина, но секретарь, дежуривший у
него на Аптекарском, ответил, что его превосходительство только что
отправились на занятие гимнастикой.

...Гучков остановил авто возле зала, который содержал мистер Чарльз,
выругался сквозь зубы: ни одно окно не освещено, пусто, тишь.

- Не сердитесь, - донесся из темноты голос Столыпина, - спасибо, что
приехали.

Он шагнул на дорогу в свет фар; тело будто перерезано пополам, лицо
мучнисто-белое, только глаза сияют, большие глаза, совсем не щелочки, как
все иное время.

Обнял Гучкова за талию - до плеч не дотянулся, - рассмеялся:

- Приучайтесь к конспирации. Чарльз сейчас прибудет, я за ним шофера
послал, мой парень за пять минут обернется... Какие у вас отношения с
Шиповым?

- С Дмитрием Николаевичем? Прекрасные.

- Он отошел от кадетов накрепко? Или возможна игра?

- О его к ним возвращении не может быть и речи. Его идея созвать Думу,
управляемую председателем, которого назначал бы царь, поссорила его с
Милюковым окончательно, раз и навсегда, его же "правым" в "Речи" костят.

- Это не довод. Мало ли кого где костят? Меня вон "Союз русских людей"

костит левым, еврейским ставленником, скрытым социал-демократом... Так,
значит, уверены, не вернется к кадюкам?

- Убежден.

- Я спрашиваю не зря. Я намерен провести Дмитрия Николаевича новым
российским премьером.

Гучков будто натолкнулся на невидимую преграду, и не столько потому,
что новость была неожиданной; поразил сам строй фразы, какая-то особая
столыпинская уверенность в собственной силе, сокрытая в ней.

- А пройдет? - спросил наконец Гучков.

- Попробуем.

- Почему именно Шипов?

- А кто еще? Называйте человека. Вы? Рано, надо в Думе обкататься,
заявить себя.

- В Думе? Я и в Думу-то не прошел, Петр Аркадьевич, да и не заявишь
себя среди кадетов.

- Эту Думу я намерен распустить, Александр Иванович.

- То есть как?!

Гучков снова поразился новой манере Столыпина. Как человек за три
месяца изменился?! А может, и не изменился, может, наоборот, именно
теперь, состоявшись, и стал самим собою, а раньше надевал маску? Вот что
власть делает!

Но отчего же он власть намеревается передать другому, разве это умно?

- А кем вы думаете стать в кабинете Шипова?

- Если он согласится, я бы сохранил за собою этот же портфель.

- Погодите, Петр Аркадьевич, все это так неожиданно... Что же вы при
живом-то премьере, при Горемыкине, не похоронив еще, нового намечаете?

- Горемыкин уже умер... Нет, нет, в государственном смысле, здоровья
Иван Логгинович отменного... Однако поскольку государь не станет
подписывать рескрипт о роспуске Думы - зачем ему ссориться с избирателями,
- то сделать это остается Горемыкину. А кто же оставляет премьером
человека, предпринявшего шаг, в высшей мере непопулярный?

- А если государь вместе с ним решит внести и другие изменения в
кабинете?

- Обязательно решит. Шахматова погонит, он реакционер, он противник
всего нового... Может, еще кого...

- Вот я и думаю - кого еще?

- За меня беспокоитесь? Меня он не погонит. Он понимает, что в нынешней
сложной ситуации министр полиции должен быть на месте, во всеоружии,
стрелять в случае нужды ему придется... Хотя - я убежден - не придется...
Разгон Думы проглотят, надоели разговоры, устали от них люди, дела хотят...

- Петр Аркадьевич, но Шипов не согласится пригласить вас в кабинет. Вы
для него представитель бюрократии, вы и до событий служили губернатором...

- А он? До событий он служил московским головою - тоже л и з а л.

- Именно поэтому он и будет против вас. Бойтесь генерала, которому
спасли жизнь во время битвы, он вам этого не простит, ибо вы видели его
унижение...

- Эта французская пословица обращена к солдату. А я такой же генерал,
как и он, рангом причем выше... Сможете на него повлиять в нужном для н а
с плане?

- Я готов попробовать, но заранее должен сказать вам, что шансов мало.

Откажитесь от этой идеи, Петр Аркадьевич, я назову вам кандидатуру куда
более интересную, перспективную...

- Я думал об этом, - откликнулся Столыпин, сразу же поняв Гучкова. -
Мне еще рано, еще бы одного премьера пересидеть, еще бы одни выборы
провести за его спиною, успокоить страну его распоряжениями, а уж потом...

- Потом вас ототрут.

- Почему? Я докажу свою нужность.

- Именно поэтому и ототрут; вы все погасите, все успокоите, а без силы
в руках этого не сделаешь: какому премьеру нужен министр-исполин? Петр
Аркадьевич, поверьте слову друга: пришло ваше время. Откажитесь от
шиповской затеи.

- Мне сподручнее помогать вашему делу, Александр Иванович, находясь в
моем нынешнем кресле.

- Напрасно вы эдак-то. - Гучков скова остановился. - Зря вы меня
обижаете...

Неужели думаете, что мое д е л о - текстиль? Мое дело Россия, на
текстиле, слава богу, отец наколотил десяток миллионов, внукам хватит...

- Напрасно обиделись. Россия без ситца не д е л о... Хорошо, допустим,
вы правы.

Я просчитался. Но менять поздно, машина запущена... - Столыпин
помолчал, кашлянул осторожно, спросил, понизив еще более голос: - Кто из
ваших сможет поговорить с Шиповым и повернуть его к радикализму?

- То есть? - Гучков не сразу понял. - К радикализму? Зачем?

Столыпин вздохнул, ответил устало:

- Непонятно? Царь не любит радикалов. А будущий премьер должен
высказать соображения о программе своего кабинета... Вы очень хотели,
чтобы я стал премьером? Единственный путь - н а к р у т и т ь Шипова,
пусть он государя попугает, кроме Шипова, кому можно кабинет отдать?
Некому, Александр Иванович...

Пошли, про Чарльза я вам неправду говорил, спит он, мое авто у пляжа
стоит...

Если уж мы с вами дело затеяли, то все должно быть как в книгах легких
французов... Кого отправите к Шипову?

- Николаева, - ответил Гучков. - Он верит в реформы, он человек
искренний...

- Про наш разговор ему не надо бы. Или, считаете, от друзей тайн нет?

- У вас-то от меня были тайны - вон какой спектакль разыграли, что твой
Гауптман...

- А вы хотите, чтобы я к вам, как звонарь со свадьбы, прискакал?
Погодите, когда Думу будем распускать, здесь же придется встречаться,
вокруг меня пока еще много людей Дурново вьется, один Мануйлов-Манусевич
чего стоит... Я его, кстати, хочу посадить - на вас не наклепает?