заключаться ваше удовлетворение. Наши предки были много мудрее нас и
поручали драться вместо себя другим наемники за определенную плату выходили
на бой и решали исход ссоры, то есть кто был сильнее, тот и оказывался прав
до крайней мере, при этом исключалась несправедливость и необходимость
рисковать собой хотя и в этом обычае много нелепого и абсурдного, он,
конечно же, в тысячу раз предпочтительнее, чем нынешний. Здесь есть еще один
унизительный момент: профессиональных бойцов, которые выходили драться за
других, считали презренными и низкими существами, и сегодня мы занимаем их
место подумать только - мы рискуем навлечь на себя позор, если отказываемся
играть роль этих наемников! Сколько же здесь непоследовательности и вздора!
Обратившись к истокам дуэли, мы видим, что те бойцы были просто-напросто
наемными убийцами, каких и сегодня можно встретить в Испании и Италии
обиженный платил им за то, что они избавляли его от недруга 'позже, чтобы
как-то смягчить этот вид убийства, обвиняемому разрешили защищаться, драться
с нанятым убийцей, затем позволили нанимать другого убийцу и посылать его в
бой вместо себя. Вот какой была дуэль в ее младенческие, годы, а ее
колыбелью был разумный закон, позволяющий любому человеку мстить своему
врагу. В наше время этот хороший обычай уступил место кодексу дуэльной чести
невероятной глупости, которая до неузнаваемости искажает древний обычай и
оскорбляет здравый смысл. Поэтому не следует человеку, у которого есть враг
и есть хоть капелька ума, становиться на равную ногу с тем, кто, оскорбив
его, тем самым унизил себя. Если оскорбленный человек непременно должен
драться, ну что ж - честь есть честь, но заранее примите меры, чтобы он
снова не оказался в роли побежденного, и уж если он желает сам свести счеты
с негодяем, дайте ему право использовать наемных убийц, что, по словам
Мольера, - самое надежное средство решить спор. Что касается людей, которые
примешивают сюда вопрос чести, я нахожу их не менее смешными, чем тех, кто
воображает, будто их жены - самые добродетельные на свете: и то и другое -
варварские предрассудки и даже не заслуживают хладнокровного обсуждения.
Честь есть химера, подкармливаемая определенными человеческими обычаями и
условностями, которые всегда опирались на абсурд если правда, что человек
приобретает честь и славу, убивая врагов своей страны, значит, он не может
обесчестить себя, когда уничтожает своих соотечественников, ибо никогда
одинаковые дела не влекут за собой противоположные следствия: если я
поступаю праведно, когда мщу за обиды, причиненные моему народу, еще
справедливее я поступаю, когда расплачиваюсь за оскорбления, причиненные
лично мне. Государство, которое постоянно держит несколько сотен тысяч
наемных убийц для своих целей, никоим образом - ни естественным, ни
узаконенным - не может наказать меня, когда я, следуя его примеру, нанимаю
парочку головорезов, чтобы отомстить своим обидчикам за конкретные пакости
в конце концов обиды, причиненные нации, никогда не затрагивают отдельных
людей, между тем, как те, что испытал я, касаются меня непосредственно, а
это очень большая разница. Но попробуйте сказать эти слова вслух, и общество
немедленно заклеймит такого человека, назовет его подлым трусом, и хорошую
репутацию, завоеванную долгими годами жизни, за три минуты отберет кучка
ничтожных молокососов, непроходимых и не имеющих чувства юмора идиотов,
которых несколько жеманниц, достойных того, чтобы их публично отшлепали на
улице, убедили в том, что нет ничего благороднее, чем рисковать своей жизнью
на дуэли:
- Я абсолютно согласна с вами обеими, - заговорила Олимпия, - и
надеюсь, вы не принимаете меня за одну из тех умственно неполноценных
истеричек, чье мнение о мужчине зависит от его готовности из-за
какого-нибудь пустяка встать на угол дуэльной площадки и строить из себя
презренного гладиатора. Я презираю таких бравых и воинственных идиотов.
Воинственностью можно восхищаться в мужлане или в солдате, годных только на
то, чтобы целыми днями ходить с окровавленной физиономией. Но чтобы человек
с положением и средствами... чтобы он оставил свой уют, свои любимые занятия
и вручил свою жизнь в руки громиле, не имеющему иных талантов, кроме как
резать глотки людям, который оскорбил его. Поистине достоин презрения
человек, принимающий вызов на дуэль. Вот именно, презрения: существует
что-то низкое в том, чтобы предоставлять другим право распорядиться вашей
жизнью и рисковать, ради минутной прихоти, всеми талантами и милостями,
которыми одарила вас Природа. Пора оставить эту сомнительную честь бродячим
рыцарям прошлых веков: не для того рождается одаренный человек, чтобы
превращаться в вульгарного гладиатора, а для того, чтобы оценить и поощрять
искусства, наслаждаться ими, служить отечеству, когда придет срок, и только
ради отечества проливать кровь, которая течет в его жилах. Когда такой
человек имеет врага, стоящего ниже его, он может его просто убить, и Природа
не дала нам иного средства избавиться от опасной обузы если его оскорбил
равный ему, пусть оба предстанут перед снисходительным судом, предъявят
каждый свои претензии, и суд решит их спор: между приличными людьми не
возникает разногласий, которые нельзя устранить полюбовно неправый должен
уступить - таков закон. Но кровь... проливать кровь из-за неосторожного
замечания, ревности, шутки, упрека или даже из-за ссоры - это чистейший
анахронизм. Дуэль не существовала до тех пор, пока кодекс чести не заменил
принципы мести только когда люди стали цивилизованными, дуэль была принята
обществом. Природа и не думала вкладывать в человеческое сердце желание
мстить с риском для собственной жизни, так как нет ничего мудрого и
естественного в том, чтобы подставлять себя второму удару по той лишь
причине, что вы получили первый. Однако очень справедливо и разумно смыть
оскорбление кровью обидчика, не рискуя пролить собственную, если обидчик
ниже вас, или добиться мирного решения, если он равен вам по положению. И не
стоит слушать женщин они ждут от мужчины не храбрости, а случая потешить
свою гордыню и иметь возможность рассказывать направо и налево, что, мол,
такой-то субъект дрался на дуэли ради их прелестей. Законы не в состоянии
искоренить этот гнусный обычай, ибо закон порождает недовольство,
противодействие и обиду. Только всеобщее осмеяние может похоронить его. Все
женщины должны закрыть дверь перед дуэлянтом, должны пренебрегать им,
высмеивать его, чтобы на него показывали пальцем и говорили: "Вот идет
глупец, низкий и малодушный глупец он взял на себя мерзкую роль наемного
головореза, вообразив, будто неосторожные слова, которые уносит ветер и
которые забываются минуту спустя, стоят человеческой жизни, что дается один
раз. Бегите от него - он сумасшедший".
- Олимпия права, - сказала Клервиль, - этот презренный предрассудок
можно истребить только таким путем. Кое-кто может возразить, что воинская
доблесть исчезнет в сердце мужчины, если это случится. Ну что ж, вполне
возможно, но я утверждаю, что доблесть - это достоинство дураков и не имеет
никакой ценности: я не встречала ни одного умного среди храбрых людей.
Цезарь был великим человеком - никто в этом не сомневается, - но боялся
собственной тени Фридрих Прусский имел разум и многие таланты, но у него
тряслись поджилки, когда наступало время идти в бой. Словом, все известные
мужи были трусами даже римляне почитали страх и воздвигали ему алтари.
Страх - часть Природы, он порождается извечной заботой о личной
безопасности, то есть чувством самосохранения ни одно чувство не заложено
так глубоко в нашей душе той первопричиной, которая всем нам дала жизнь.
Осуждать человека за то, что он боится опасности, - то же самое, что
ненавидеть его за любовь к жизни. Со своей стороны я хочу заявить, что
всегда питала и буду питать глубочайшее уважение к тому, кто страшится
смерти, ибо такой человек обладает умом, воображением и способностью
наслаждаться. В тот день, когда весь Париж клеймил позором знаменитого Ла
Люцерна за то, что он исподтишка убил своего соперника, я захотела отдаться
ему я мало встречала столь приятных мужчин, и, пожалуй, ни один из них не
отличался таким высокоорганизованным умом.
- Недаром говорится, - вставила я, - что чем выше человек поднимается
над предрассудком, тем он делается умнее тот же, кто заперт в клетке своих
моральных принципов, всегда бесплодных и нелепых, останется таким же
скучным, как и его максимы нам, с нашим воображением, нечего делать в
обществе такого моралиста.
Через несколько дней здоровье Сбригани заметно поправилось, и Клервиль
сообщила мне:
- Он сегодня уже совокупился со мной. Я только что щупала его пульс и
уверяю тебя, что наш друг в добром здравии лучший признак здоровья -
торчащий член, и я до сих пор вся мокрая от его спермы... Кстати, скажи мне,
Жюльетта, - странным тоном продолжала эта непостижимая женщина, - правда ли,
что ты сильно привязана к этому человеку?
- Он оказал мне большие услуги.
- Он только исполнял свой долг и получал за это деньги. Кажется, твоя
душа начинает открываться для могучего чувства благодарности?
- Нисколько, клянусь честью.
- Ну хорошо, поживем - увидим. Я хочу сказать, что не нравится мне этот
Сбригани более того - я ему не доверяю. Когда-нибудь этот человек ограбит
нас.
- Скажи прямо, что он тебе надоел, потому что доставил тебе большое
удовольствие в постели, ведь ты терпеть не можешь мужчину после того, как он
кончил в твоем влагалище.
- Этот субъект всегда сношал меня только в зад, вот взгляни - из меня
до сих пор вытекают его соки.
- К чему же все-таки ты клонишь, дорогая?
- К тому, что пора избавиться от этого нахала.
- Ты забыла, что он из-за нас смотрел в лицо смерти?
- Ни о чем я не забыла, и это еще одна причина, чтобы я презирала его,
так как такой поступок говорит о его глупости.
- И все же, что ты собираешься с ним сделать?
- Завтра он примет последнюю ложечку лекарства, а послезавтра мы его
похороним.
- А у тебя что-нибудь осталось из тех замечательных снадобий, которые
мы когда-то купили у мадам Дюран?
- Чуточку того, чуточку другого... И я очень хочу, чтобы твой Сбригани
попробовал их.
- Ах, Клервиль, с годами ты не исправляться, ты, видимо, всегда