не сдерживал своего кипения. В такие минуты у него вырывались обращенные
к кому-то слова - слова, полные ненависти, обрывки фраз возникали из
темноты, как гребни волн, сверкающие на солнце (то была беседа Иакова с
ангелом). Настороженный слух нырял, как чайка, в солнечную пену слов и
проникал в глубину души. Сначала Ася прислушивалась лишь к тембру голоса
и представляла себе губы, как по запаху можно себе представить плод. По-
том она в темноте пыталась представить себе все тело. Она обнюхивала
его. Не по влечению, а в силу животного инстинкта самки и от безделья.
Наконец изучение было закончено. Существо, жившее рядом, она уже знала
по запаху, вкусу и слуху. Тогда у нее появилось желание рассмотреть не
спеша, de visu [124], тот образ, который она себе создала. Она его не
искала, но однажды вечером встретила его на лестнице и постаралась ос-
таться незамеченной. Она его увидела и сразу узнала приказчика с улицы
Комартен, который уличил ее в краже; она вспомнила волчью яму, в которую
попала, и руку, которая ее выпустила. (В эту минуту, склонившись над из-
головьем Марка, который горел в лихорадке, она смотрела на эту руку,
красивую, молодую руку с длинными пальцами, которые тогда держали ее,
как в тисках, и ласково погладила ее.) Что касается всего остального, то
реальный образ не показался ей очень далеким от того, какой она себе
создала. В таких случаях реальное мгновенно подменяет воображаемое и во-
ображение не может себе представить, что когда-нибудь видело его иным.
она стала следить за его судьбой еще более напряженным взором, вернее
слухом. Ее поражала серьезность этой юной натуры, а собственный опыт по-
мог ей увидеть все сокровенные закоулки этого нечеловеческого одиночест-
ва, подобного ее одиночеству, и все страдания, которым сопротивлялась
стоическая гордость Марка. Теперь, когда она порой заставляла себя не
спать, чтобы во сне не выдавать своих тайн, она следила за тайнами чужо-
го сна и за приливами все усиливавшейся горячки. Она видела, что неотв-
ратимый недуг надвигается на молодое существо, что он кружит над ним,
как коршун, и круги становятся все уже. Она знала, что настанет час,
когда ей надо будет вмешаться.
в водовороте разгромленной и бегущей армии; много приходилось ей ухажи-
вать за ранеными, часто пользовалась она средствами, которые предостав-
лял счастливый случай, вернее - случай несчастный, случай самый гнусный;
знала она все горести и весь стыд изувеченных тел, - никакое страдание
уже не могло застать ее врасплох. Она не сочла нужным пригласить врача.
Она решила, что справится сама. Марк с таким же успехом выздоровеет либо
умрет у нее на руках, как и на руках доктора. Она судила о других по се-
бе, и пришла к мысли, что надо прежде всего уберечь его от больницы, а
больница - первое, что предписал бы врач... Нет, уж если умирать, то в
одиночку. Это последняя роскошь.
бедрам и лед на голову. Она ухаживала за Марком, кормила его, умывала.
Ничто не вызывало в ней брезгливости. Комната была грязная, воздух спер-
тый. Окно выходило во двор и упиралось в стену. Изъеденная проказой сте-
на стояла так близко, что если высунуться из окна, можно было дотро-
нуться до нее рукой. В угловой комнате, где жила Ася, окно выходило на
улицу. Ася открыла - взломала дверь, которая соединяла обе комнаты, и
перенесла больного к себе. Он был выше ростом. Его длинные, худые ноги
свешивались, одна рука волочилась по земле. Он был похож на молодого
Христа, тело которого полагают во гроб. Ася несла его, согнувшись, широ-
ко расставив сильные ноги, выпятив нижнюю губу, стиснув зубы, нахмурив
брови и не сводя строгих глаз с доверившегося ей тела. Что-то материнс-
кое проснулось в ее пустой груди, в которой, после того как от нее отор-
вали ротик убитого ребенка, иссякло молоко человеческой нежности. Пере-
сохший родник оживал. Больной был в беспамятстве; она уложила его на
свою постель. Ночью, в минуту проблеска сознания, он открыл глаза и, как
утопающий, позвал: "Мама!" Он увидел, что находится в чужой комнате и
над ним склонились красивые уста, от которых исходило утешение. Уста
сказали ему с жалостью: "Да, мой мальчик... - и поцеловали его в сухие
губы.
шествовавших болезни Марка, там набралось много грязи, по всем углам ва-
лялись клочки бумаги. Во время своих ночных дежурств она подобрала их и
привела в порядок. Среди них оказалось много писем. Ася их прочла. Чело-
век, лежавший в ее постели, был ее добычей, - пусть кратковременной, но
ведь принимается во внимание только настоящая минута; что было раньше и
что будет после - это не имеет значения. Все, что принадлежало пленнику,
составляло часть добычи.
тел вперед, как птица, знающая свой путь, - широкими и правильными взма-
хами крыльев, - возникал и запечатлевался в глубине Асиных глаз страст-
ный образ Аннеты. С каждой страницей, которую переворачивали пальцы зах-
ватчицы, гордый и нежный образ этот становился все яснее. Вскоре обе
женщины стояли лицом к лицу и мерили друг друга взглядом. Они ничего
друг другу не сказали. Ася сложила письма и начала обнюхивать незнаком-
ку. Она взвешивала силу ее любви и ее силу боевую - силу жизненную. В
этом-то она разбиралась. И она не ошиблась. Человек, лежавший в комнате
рядом, становился ей дороже потому, что происходил от этой женщины...
самые укромные уголки этого мрачного, вечно боровшегося сердца, стара-
лась уяснить себе порывы ярости, которые вызывали в нем весь мир и он
сам, его врожденную чистоту и грязь его повседневной жизни, от которой
его самого тошнило, его слабости и его поражения, которые делали его бо-
лее близким ей, более человечным... И его полную откровенность с ма-
терью, которая с чисто мужским пониманием раскрывала человеку его сущ-
ность и успокаивала его. У Аси шевельнулось ревнивое чувство к этой жен-
щине... И это было для нее первым признаком того, что она полюбила.
ная, замкнутая натура девушки пыталась утаить от нее самой. Она пожала
плечами. Стоя перед кроватью, она смотрела на Марка. Болезнь все еще
держала его в тисках. Несмотря на заботливый уход, ему становилось не
лучше, а хуже. Грозила роковая развязка. Рука Аси погладила пылающий
лоб, затем, под одеялом, осторожным движением сжала ноги. Подумав, Ася
бросила взгляд на письма, лежавшие на столе, вышла из дома и послала ма-
тери телеграмму.
пощадную телеграмму без подписи, она зашаталась. Тимон взял у нее из рук
листок, прочитал. (У нее не было сил говорить.) И этот суровый человек,
который и бровью не повел бы, если бы на его глазах погибал целый народ,
проявил неожиданную доброту. Аннета растерялась; она набросила на плечи
пальто и хотела бежать на ближайший вокзал, забыв все - деньги, паспорт,
вещи. Он удержал ее и заботливо усадил.
пройдет и четырех часов, как ты увидишь своего мальчика.
ту его аэроплан. Он проводил Аннету в автомобиле. По дороге он ее успо-
каивал с грубым добродушием, которое не успокаивало ее, но трогало.
Расставаясь, он был взволнован, хотя и старался не показывать этого.
я до тех пор?
страх был отдаленный, она думала о другом).
один. Ты это отлично знаешь. Если бы не ты, разве я бы продержался до
сегодняшнего дня?
най ни о чем, что пачкало меня в твоих глазах.
мотор. Она взглянула на Тимона: лицо атлета, над которым скульптор рабо-
тал не резцом, а кулаками, с печатью грубых страстей (и благородных и
низменных), с бычьим лбом и тяжелыми глазами, упорный взгляд которых
впитывал в себя ее образ, как губка. Она приблизила к нему свое лицо и
сказала:
вожило, что кто-нибудь может войти. У нее нечего было украсть. Соседей
она не ставила ни во что. Но когда вошла мать (она узнала ее с первого
взгляда), Ася была удивлена: она не ждала ее так скоро. Они не обменя-
лись ни единым словом. Аннета прошла прямо к постели, даже не сняв
пальто, и бросилась к сыну. Но так, как умеет это делать только мать:
она обняла его страстно и вместе с тем так нежно, что прикосновение ее
было похоже на легкий ветерок, который ласкает выгоревшую траву на лугу.
Пылавшее в огне тело больного почувствовало облегчение. Губы зашевели-
лись. Он вздохнул. Аннета приподняла его горячую голову, а затем снова
бережно положила на подушку. Обернувшись, чтобы снять пальто, она увиде-
ла женщину, которая продолжала стоять, полная решимости не уступать сво-
его места. Скрестились быстрые, прямые и суровые взгляды. Аннета спроси-
ла:
ты. Они заключали договор. Аннета вошла в соседнюю комнату, жестом пред-
ложив Асе следовать за ней, и попросила:
вами, которые присвоила себе Ася. И Асю возмутило то бессознательно по-
Корнев Павел
Трубников Александр
Елманов Валерий
Курылев Олег
Соломатина Татьяна
Ибсен Генрик