приходилось откидываться назад, упираться ногами. Тюрин защелкал
фотоаппаратом.
синевой. Затем появились красноватые, желтоватые, зеленые оттенки. Я
объяснял это тем, что здесь дольше сохранялась атмосфера и металлы, в
особенности железо, подверглись большому действию кислорода, окисляясь,
как на Земле. Впоследствии Тюрин и Соколовский подтвердили мое
предложение.
Переход был так резок, что в первое мгновение мы точно ослепли. Ракета
повернулась вправо. В темноте было рискованно лететь вблизи скал.
Вспыхнули лучи прожекторов. Два огненных щупальца шарили во мраке, ничего
не встречая. Спуск замедлился.
отсутствие звезд по сторонам, можно было подумать, что мы несемся в
межпланетном пространстве. Но вот лучи света скользнули по острому утесу.
Соколовский еще более замедлил полет. Прожекторы освещали угловатые пласты
отслоившихся горных пород. Справа показалась стена. Мы повернули влево. Но
и слева виднелась такая же стена. Теперь мы летели в узком каньоне. Целые
горы остроконечных обломков громоздились со всех сторон. Сесть было
невозможно. Мы пролетали километр за километром, но ущелье не расширялось.
сказал Соколовский.
не хотел рисковать. Но Тюрин положил свою руку на руку Соколовского, как
бы запрещая этим жестом поворачивать руль высоты.
можно было спуститься. Ракета остановилась в пространстве, потом очень
медленно снизилась. Стоп! Ракета стояла под углом в тридцать градусов.
мы поднимемся отсюда, не знаю.
температуры почвы. К его величайшему удовольствию, термометр показывал сто
пятьдесят градусов холода. Не слишком-то высокая температура, но все же
гипотеза как будто оправдывалась.
один кусок породы не отлетал в сторону. Наконец, утомленный работой,
Соколовский выпрямился и, прислонившись ко мне скафандром, сказал:
готовыми обломками. - И он зашагал по площадке в поисках образцов.
расцвеченные разноцветными искрами сияющие края нашей трещины. Потом я
взглянул в направлении луча прожектора. И вдруг мне показалось, что возле
небольшой боковой расщелины луч как будто колеблется. Я подошел к
расщелине. В самом деле: еле заметная струя пара или газа выходила из ее
глубин. Чтобы проверить себя, я взял горсть легкого пепла и бросил туда.
Пепел отлетел в сторону. Это становилось интересным. Я нашел обломок
скалы, нависший над краем, и сбросил его, чтобы сотрясением почвы привлечь
внимание моих спутников и позвать их к себе. Камень полетел вниз. Прошло
не менее десяти секунд, прежде чем я почувствовал легкое сотрясение почвы.
Затем последовало второе, третье, четвертое - все более сильные. Я не мог
понять, в чем дело. Некоторые удары были так значительны, что вибрация
почвы передавалась всему телу. И вдруг я увидел, как огромная глыба
пролетела мимо меня. Попав в полоску света, она сверкнула, как метеорит, и
исчезла в темной бездне. Скалы дрожали. Я понял, что совершил страшную
ошибку. Произошло то, что бывает в горах, когда падение небольшого камешка
вызывает грандиозные горные обвалы. И вот теперь отовсюду неслись камни,
обломки скал, мелкие камешки. Они ударялись о скалы, отскакивали,
сталкивались между собой, выбивая искры... Если бы мы находились на Земле,
мы слышали бы громовые раскаты, гул, похожий на канонаду, бесконечно
отраженную горным эхом, но здесь не было воздуха, и поэтому царила
абсолютная тишина. Звук, вернее - вибрация почвы, передавался только через
ноги. Невозможно было угадать, куда бежать, откуда ждать опасности...
Застыв в смертельном испуге, я, вероятно, так и погиб бы в столбняке, если
бы не увидел Соколовского, который, стоя на площадке ракеты, неистово
махал мне руками. Да, конечно, только ракета могла спасти нас!
площадку, и в тот же момент Соколовский рванул рычаг. Мы резко откинулись
назад и несколько минут летели вверх ногами - так круто поставил
Соколовский нашу ракету. Сильные взрывы ракетных дюз следовали один за
другим.
расщелины. Удивляюсь, как он мог править в таком неудобном положении! Судя
по его выдержке, он был человеком бывалым, никогда не терявшим присутствия
духа. А ведь с виду совсем "домашний" балагур и весельчак.
значительно удалилась от краев ущелья, Соколовский замедлил полет и
выпрямил ракету.
ушиб затылок.
опасности, нас вдруг охватило нервное веселье. Мы заглядывали друг другу в
стекла скафандров и смеялись, смеялись...
площадку для посадки. И какую площадку! Перед нами был огромный уступ, на
нем без труда мог бы поместиться целый ракетодром для десятков ракетных
кораблей. Соколовский повернул ракету, и вскоре мы катились на колесах,
словно по асфальту. Подкатив почти к самой стене, остановились. Каменная
или железная стена имела продольные трещины. В каждую из этих трещин могли
бы въехать рядом несколько поездов.
Мы чувствовали потребность двигаться, работать, чтобы скорее привести в
порядок свои нервы.
признался, что вызвал горные обвалы, едва не погубившие нас. Но Тюрин,
заинтересованный гейзером, даже не упомянул о моем проступке.
что Луна не такая уж мертвая планета. Хотя бы ничтожные остатки газов,
атмосферы - какого бы то ни было состава - на ней должны сохраниться. Это,
вероятно, выходы серных паров. Где-нибудь в толще Луны еще осталась
горячая магма. Последние догорающие угли великого пожара. В глубине этой
трещины, которая, наверное, проникает внутрь не менее чем на четверть
лунного радиуса, пары нашли себе выход. И мы не взяли их на пробу.
Необходимо сделать это во что бы то ни стало. Ведь это же произведет
мировую сенсацию среди ученых. Гейзер Артемьева! Не возражайте! Вы имеете
на это все права. Летим сейчас же.
продолжается тридцать земных дней. Так вы тридцать дней не сдвинетесь с
места?
сидели у руля, когда мы вылетали из этой чертовой щели, то поняли бы меня
и рассуждали бы иначе.
стороны, не отходя слишком далеко друг от друга.
меня своей окраской. Скалы там были красноватых и розовых тонов. На этом
фоне ярко выделялись густо-зеленые пятна неправильной формы, очевидно
прослойки другой породы. Получалось очень красивое сочетание красок. Я
постепенно углублялся в каньон. Одна стена его была ярко освещена Солнцем,
по другой косо скользили солнечные лучи, оставляя внизу острый угол тени.
пьянящими струями. Во всех членах я ощущал необычайную легкость. Мне
иногда казалось, что все это я вижу во сне. Увлекательный, чудесный сон!
самоцветов. Они привлекли мое внимание, и я свернул вправо. Потом свернул
еще и еще раз. И, наконец, увидал целый лабиринт каньонов. В нем было
легко заблудиться, но я старался запомнить дорогу. И всюду эти пятна.
Ярко-зеленые на полном свету, они в полосе тени были темно-рыжего оттенка,
а в полутени - светло-бурого. Странное изменение окраски: ведь на Луне нет
атмосферы, которая может изменять оттенки цветов. Я подошел к одному из
таких пятен и присмотрелся. Нет, это не выход горной породы. Пятно было
выпуклым и казалось мягким, как войлок. Я уселся на камень и принялся
разглядывать пятно.
полосы к свету. Обман зрения! Я слишком напряженно смотрел на пятно.
Сделав мысленную отметку на складке горной породы, я продолжал следить за
ним. Через несколько минут я уже не мог сомневаться: пятно сдвинулось с
места. Его край перешел за теневую черту и стал зеленеть на моих глазах.
дотянулся до ближайшего пятна и оторвал мягкий войлокообразный кусок. Он
состоял из мелких нитей елкообразной формы. Растения! Ну, конечно, это
растения! Лунные мхи. Вот так открытие! Я оторвал второй клочок от бурого
пятна. Этот клочок был совершенно сух. Повернув его обратной стороной, я
увидел беловатые "орешки", оканчивающиеся подушечками-присосами.
Черепнин Владимир
Володихин Дмитрий
Каргалов Вадим
Каменистый Артем
Березин Федор
Роллинс Джеймс