человека, пока я не разглядел защитную маску на его лице. Разумеется, у нас
никакой защиты не было.
больших усилий, чтобы угадать, что он изрек.
отскочил, уронив свой отбойник. - Послушайте минуту, вы... - Ужас охватил
меня, когда он вновь поднял руку. - Скажите же мне, что делать!
опускал туда голубой кристалл размером с кулак и закрыл крышку.
синего лица.
говорю, выполняй быстро и точно, иначе я своими руками выпущу тебе кишки. -
Он глубоко закашлялся и сплюнул:
волосы. Я поспешно кивнул, не в силах сопротивляться или даже негодовать.
ночи, заживо погребенный вместе со всеми в могильнике из синего камня. Изо
дня в день мы снимали слои породы и измельчали ее, отыскивая синие
кристаллы, поднимая неподъемные грузы; собственные ноги казались сделанными
из свинца.
пока структура его не начала разлагаться на воздухе. Человеческий материал
идеально подходил для этой тонкой, но грязной работы, потому что техника
часто ломалась, ее трудно было заменять здесь, в этом адском пекле.
породы, для него всегда находилась замена - еще один, еще десять или сотня,
для Федерального Управления Шахт не имело ни малейшего значения соотношение
умерших и еще живых. Через некоторое время мне тоже стало все равно, жив я
или нет.
еще несколько часов, разбивая каменную породу.
до рта трясущимися руками. Затем ты плетешься в другую нору и, голодный, в
изнеможении сваливаешься на мат, чтобы моментально забыться тяжелым мертвым
сном при ослепительном свете прожекторов... Затем - новая смена, ты делаешь
то же самое; опять часы адского труда, еще один день жизни... Синяя пыль
въедается в глаза, нос, забивает рот, врастает в кожу; ты мучительно
кашляешь, твоя кожа становится синей, но ты настолько изможден, что не
можешь даже соскрести этот налет, - однако никого это не волнует.
тут-то было. Я все больше и больше выматывался, настолько, что утратил
способность думать о чем-то или вспоминать... Но вновь и вновь меня
преследовали сны, в которых я видел Институт Сакаффа, псионов, я был
вовлечен во что-то хорошее и интересное. И всегда эти картины во сне
сменялись тем, что я видел себя ползущим в грязи, высекающим себе могилу из
синего камня, а доктор Ардан Зибелинг стоит надо мной с раскаленным
прутом... Я просыпался, мучительно кашляя; безысходная ненависть наполняла
меня. Почему же раньше мне казалось, что, попав сюда, я избежал чего-то еще
более страшного?
должен же быть выход! Я знал, что для этого надо добраться до порта - ничего
другого на Синдере не было. В ясные дни со двора шахты виднелись Зеленые
горы - конечно, тем, кому посчастливилось быть наверху. Это была
ненормальная идея, как зов весны, идущей на смену зиме, - пересечь пятьдесят
километров ледяной снежной пустыни, где снег, соприкасаясь с кожей,
превращается в кислоту.
необъяснимые несчастные случаи в снежных просторах. Каторжники утверждали,
что есть какие-то "другие", ненавидящие шахту, но никто прямо не говорил,
кто они такие; что Синдер - проклятое место, что наверху можно сойти с ума,
что из снежной пустыни нет выхода и там заживо замерзают... Я не знал, чему
верить. В любом случае меня выдал бы цвет лица. Однако существовала одна
возможность. При отправке новой партии телхассия в порт и обратной
транспортировке оборудования всегда брали пару каторжников для разгрузки,
как в тот раз, когда меня привезли сюда. В этом случае их отправляли в
предпортовое поселение без охраны и обычно предпочитали использовать
новичков, поскольку они были в лучшей форме. Я был уверен, что Кильхода не
даст мне ни малейшей поблажки. Однако в один прекрасный день я не поверил
своим ушам, когда меня вызвали для погрузочных работ наверх.
налитые кровью глаза почти ослепли при дневном свете во дворе шахты;
охранник, опершись о борт снегохода, зевал. Мика постоянно кашлял и
сплевывал кровью - в темноте шахты внизу я не замечал этого. Я выполнил свою
часть работы и погрузил немного за напарника, чтобы не возбуждать
недовольство охранника. Но даже после этого я чувствовал себя гораздо лучше,
чем внизу, - почти человеком. Мы уже закончили, когда появился водитель по
имени Джоральмен. Он разглядывал меня с минуту, затем усмехнулся и произнес:
- Он усмехнулся, я тупо смотрел на него около минуты, пока до меня не дошло,
что он шутит. - Кильхода - крутой мужик. Давненько никто не поддевал его
так, как ты, - улыбка вдруг сошла с его губ. - Не обессудь, что последствия
этого - подлинная награда за твое умение.
раздумывая, следует ли мне отвечать. Не решаясь говорить, но так же опасаясь
спровоцировать гнев Джоральмена молчанием, я решил тряхнуть стариной и
заглянул в его мысли. На поверхности сознания я прочитал радость от того,
что он видит меня живым. Проникнув чуть глубже, я с удивлением обнаружил
нечто напоминающее чувство вины. Именно Джоральмену я обязан тем, что меня
хотя бы на время вытащили из адова пекла. Он настоял на том, чтобы вызвали
меня. Интересно, почему ему не все равно, что со мной происходит?
нам с Микой по термокостюму, пихнул нас на ящики и захлопнул дверцы. Я
почувствовал, что снегоход завелся и покинул шахту через воздушный шлюз
купола.
свет божий. Из-за холодного ветра у меня одеревенел нос и онемело лицо, но я
не мог оторваться от открывавшегося передо мной вида. Бесконечная
бело-голубая пустыня излечила мой изможденный разум.
реальный мир. - Мой голос прервался, я тяжело закашлялся, сплевывая синюю
мокроту, и вытер рот. - Это напоминает, что мы еще живы.
мрачно посмотрел на меня, расчесывая грудь под курткой.
снегохода.
мысль.
вонючих лет?
десяти лет. Голос Мики стал жестким:
однако он парализует тебя с такой же ловкостью, как и любой другой. А когда
ты вернешься на шахту... Ты когда-нибудь видел, как поступают с беглецами?
специально вызвал меня.
вырваться с этой планеты. Они проверяют по клейму... Никакого смысла. И
помни: что бы ты ни предпринял, это отразится на мне. Не делай глупостей. -
Он опять тяжело закашлялся. - Дерьмо! Ради Бога, оставь эту мысль. Да мы
здесь замерзнем... - Он вытянулся на пластах руды и закрыл глаза. - Немного
посплю...
Орловский Гай Юлий
Шилова Юлия
Конан-Дойль Артур
Маккарти Кормак
Володихин Дмитрий
Громыко Ольга