Диомед ничего. Обвыкся. Рядом шумно чавкал здоровенный горец-кантабр, весь
с головы до ног обросший бурой шерстью. Ложку он, видно, не понимал,
черпал из котла горстью, а ладонь у него была как лопата. Прочие едоки
недовольно косились, но помалкивали: уж очень силен и свиреп был этот
самый кантабр.
смешивались с дымом костров.
как у лихорадочного, левая рука обмотана тряпьем. Присел на корточки, стал
оглядывать едоков. Уже не раз видел Горгий, как этот раб слоняется меж
котлов, приглядываясь к людям. А сегодня увидел вблизи - и сразу
припомнил: тот самый моряк, что однажды его, Горгия, в портовом погребе
угощал дикарским пивом с Касситерид. Торгул... нет, Тордул - вот как его
зовут...
давай в свою полдюжину. Тордул поднялся, резанул стражника ненавидящим
взглядом. Тот озлился.
Стражник ошалело уставился на строптивого раба. Потом размахнулся, с силой
ударил обидчика тупым концом копья. Удар пришелся по левому плечу. Тордул
взвыл, покатился по земле. На тряпке, обмотанной вокруг его руки,
расплывалось томное пятно. Горгий присел над корчившимся Тордулом, стал
осторожно разматывать тряпку.
человека больная рука, а ты бьешь...
человека!
Горгий, быстро осмотрев старую колотую рану Тордула, туго стянул над ней
руку ремешком, чтобы унять кровотечение, потом вытащил из-за пазухи
кожаный мешочек с мазью, с которым никогда не расставался. Он услышал над
собой грубые голоса, ругань, но не поднял головы, торопливо втирал мазь в
рану. Кто-то схватил его за шиворот, рывком поднял на ноги. Горгий увидел
злые бородатые лица стражников - сбежалось их сюда около десятка.
усмехаясь и обдавая Горгия сложным запахом вина и бараньего сала.
себя.
котла!
Индибил, начальник всех рудников, низенький, толстый, с круглым, не
лишенным приятности лицом. Серебра на нем было в меру, в руке он держал
витой бич с серебряной рукояткой. Его сопровождала личная стража,
угрожающе колыхались гребни на их шлемах.
случившемся.
сидел, хрипло дыша, на каменистой земле. Индибил остановился, в раздумье
выпятил нижнюю губу.
поставят перед судом, у меня есть свидетели...
тот, встретив его взгляд, выдавил из себя:
головой. Понял, борода?
на него.
не найдешь..."
иноземец, что на голубое серебро не угодил!
который все сидел, раскачиваясь и придерживая раненую руку здоровой. Потом
велел одному из стражников увести Тордула в пещеру: пусть отлеживается,
кто его знает, что за птица, может, он родственник блистательному
Индибилу.
Диомедом шли в паре, поглядывали по сторонам. Изрыты здешние невысокие
горы, как муравейник. Всюду чернеют дыры рудников, новых и старых, в
которых добычи уже нет, только по ночам рабов туда загоняют. Какой только
руды нет в этих горах! Позаботились о Тартессе властители подземного
царства Аид с Персефоной, накопили меди и серебра.
рабов, для стражников. Обратно в Тартесс повозки возвращались груженные
слитками - там, в городе, искусные руки ремесленников сливали медь с
заморским оловом, ковали оружие, делали утварь и украшения.
оружие. Да и вернется ли он в Фокею вообще?.. Хорошо хоть Диомеда здесь
встретил - все родная душа. Нетерпелив Диомед, одно у него на языке -
бежать да бежать. А как убежишь, если стража кругом. Наслышался уж он
рассказов о беглых рабах - почти никому не удалось далеко уйти, всех
побросали на рудник голубого серебра, откуда, по слухам, и вовсе нет
возврата. Там человек вскоре сам помирает непростой смертью. Отчего -
знают только там...
портовом погребе. За это, может, и попал...
оглянулся, осклабился. Зубы у него страшенные, как у вепря. Силен кантабр,
да туп. Посмеиваются над ним втихомолку рабы из городских: будто у них, у
кантабров, не мужчины, а бабы всем заправляют. Что ни народ, то свой
обычай...
свете факелов разобрали кайла, рудные ящики, кожаные мешки. Надсмотрщики с
криками, с тычками развели рабов по выработкам.
укрепленный ивовой плетенкой. Внизу от ствола в разные стороны шли ходы, а
от ходов - ходки поуже, огибая рудное тело, заложенное здесь подземными
духами. В одном из таких ходков разожгли костер, чтобы накалить забой,
чтоб растрескалась от огня крепкая порода, - хворосту еще с вечера
заготовили. Повалил дым, вытягиваясь наружу, - днем все шахты курились.
Ело глаза, першило в горле. Кашляли, плевались. Пока раскалялся забой,
поплелись в другую, обожженную вчера выработку.
разобьют на куски помельче, потащат ящик с рудой к колодцу.
только и мог Горгий, что натереться салом, соскрести с себя грязь и копоть
да повалиться на слежавшуюся солому.
мешке наверх. Уж лучше бить кайлом в забое (можно ведь там разок-другой и
не в полную силу ударить), чем мотаться вверх-вниз по веревочной лестнице.
Кантабр приволок очередной ящик. Утирался волосатой ручищей, отдыхал, пока
Горгий перекидывал куски породы в мешок. Вдруг наклонился, загудел что-то
Горгию в ухо. Тот отшатнулся, испуганно посмотрел на заросшее шерстью лицо
кантабра: чего нужно этому медведю?
Ночь. Понимать? Ночь.
лестнице. Его мутило от дыма, от усталости, от безысходности.
между ним и Диомедом. Зачесался, заговорил, мешая тартесские слова со
своими, непонятными:
есть - наши горцы. Понимать?
задушить - бежать наверх - горы.
Диомед жадно ждет ответа.
разом...