некоторых требуется больше, чем от других, но таковы военные правила. Вы
американка, Марта, никогда не забывайте об этом. Не забывайте о своей
родине, о своем долге перед ней.
Освобождая свой шкафчик, Нильс чувствовал себя подавленным: в этом
было что-то бесповоротное. Шкафчик номер 121 в аэропорту Каструп всегда
принадлежал ему и никому больше. Когда секция перестраивалась и
расширялась, ему как старшему пилоту было предоставлено право выбора. И
вот теперь он забирал свои вещи. Никто не просил его об этом, но, когда
Нильс заехал за рабочими комбинезонами, которые хранились в шкафчике, он
понял, что больше не имеет на него права. Будет только справедливо, если
теперь этим шкафчиком будет пользоваться кто-то другой. Как можно быстрее
он сунул в сумку все барахло, скопившееся за годы, и задернул "молнию". Ну
и черт с ним! Он захлопнул дверь и вышел из раздевалки.
В коридоре он внезапно услышал, как чей-то голос окликнул его по
имени, и обернулся.
- Ингер?
- А кто же еще, глупый ты обезьян! Ты, видно, слишком долго летал без
меня. Тебе не нужна хорошая стюардесса для полетов на Луну?
Девушка приближалась к нему - гибкая, длинноногая. Прекрасная
стюардесса, живая реклама САС. Короткая юбка, плотно прилегающий жакет,
подчеркивающий фигуру, маленькая шапочка, пикантно сдвинутая набок на
светло-пепельных волосах. Настоящая мечта усталого путешественника -
высокая, ростом почти с Нильса, видение из шведского фильма. И, между
прочим, одна из самых лучших и опытных стюардесс авиакомпании. Она взяла
его руку обеими ладонями и придвинулась вплотную.
- Скажи, что это не правда, - попросила она, - что ты покончил с
полетами.
- Я покончил с рейсами САС - по крайней мере на время. У меня сейчас
другие дела.
- Да, конечно, и к тому же дико секретные: далет-двигатель и тому
подобное. Во всех газетах об этом пишут. Но мне так хочется, чтобы мы
снова летали вместе!
С этими словами она почти прильнула к нему, и Нильс почувствовал
тепло ее тела и округлость груди, прижавшейся к его руке. Ингер сразу же
отстранилась, чтобы не привлекать внимания публики.
- Боже, ты не представляешь, как бы мне этого хотелось! - произнес
он, и оба рассмеялись, заметив, каким хриплым вдруг стал его голос.
- В следующий раз, когда будешь вылетать за границу, дай мне знать. -
Она посмотрела на часы и отпустила его руку. - Мне надо бежать - рейс
через час.
Девушка помахала рукой и исчезла. Нильс повернулся и пошел в другую
сторону, думая о ней. Сколько же их было - стран, в которых они были
вместе? Шестнадцать или что-то вроде того. Самый первый полет, когда она
появилась в его команде, закончился для них постелью - как-то совершенно
естественно и легко. Это было летом, в Нью-Йорке: с другой стороны окна
бушевал раскаленный ад, полный сажи и выхлопных газов. Но жалюзи в их
номере были опущены, кондиционер обдувал ветерком, и они открывали друг
друга, пьянея от восторга. Никакого чувства вины, только наслаждение без
прошлого и без будущего. Когда Ингер исчезала из поля зрения, он почти не
вспоминал о ней. Они не ревновали друг друга. Но, когда встречались,
думали только об одном.
После особенно приятной ночи, проведенной в Карачи на исключительно
неудобном матрасе, они впервые попытались подсчитать количество городов, в
которых занимались любовью. Оба изнемогали, в основном от смеха, потому
что Нильс купил ей книгу фотографий эротической храмовой резьбы. Они
попробовали несколько наиболее экзотических поз - из тех, что не требуют
трех или четырех помощников, - но поскольку все время помирали со смеху,
не слишком преуспели. Потом они лежали рядом и не очень серьезно спорили,
сколько было у них городов. После чего стали следить за списком. Нильс
воспользовался своим положением старшего пилота, чтобы они могли почаще
летать вместе, прибавляя все новые и новые названия к растущему перечню.
Но они никогда не занимались этим в Копенгагене или даже в Скандинавии,
рядом с домом. Они делили друг с другом целый мир, но его дом был
запретной зоной. Это негласное правило соблюдали оба, хотя никогда не
говорили на эту тему.
Нильс открыл дверь в главный зал, и у него сжалось горло. Женский
голос то и дело сообщал о рейсах на десятках языков. Каждый рейс объявляли
по-датски и по-английски, а затем на языке страны назначения:
по-французски для рейса в Париж, по-гречески для самолета на Афины и даже
по-японски, сообщая о полете в Токио через Арктику. Нильс протолкнулся
через толпу к ближайшему экрану вылетов и прибытий. Скоро должен был
отправляться челночный рейс в Мальме, в Швецию, на другой берег Зунда. Это
устраивало Нильса. Скоу постоянно придумывал новые способы ускользнуть от
возможной слежки, и это было его последнее изобретение. Впрочем, надо
признать, весьма остроумное.
Он подождал в зале, пока до вылета осталось две минуты. Потом быстро
прошел через служебную часть здания, куда пассажиры не допускались. Таким
образом он должен был отделаться от любого гипотетического "хвоста".
Несколько человек поздоровались с ним, и через минуту он вышел на взлетное
поле. По трапу поднимались последние пассажиры; он поспешил за ними, и
дверь сразу же закрыли. Стюардесса знала его в лицо, так что Нильсу даже
не понадобилось предъявлять удостоверение. Он прошел в кабину, сел в
пустое кресло штурмана и все короткое время перелета провел с пилотом,
потрепавшись немного на профессиональные темы. Когда они приземлились,
стюардесса выпустила его первым, и Нильс сразу пошел на стоянку
автомобилей. Скоу ждал его за рулем новенького "Хамбера" со спортивной
газетой в руках.
- Что случилось с той gamie raslekasse, на которой ты всегда ездил? -
спросил Нильс, залезая в машину и садясь рядом.
- Старая жестянка - ничего себе! Да мой "Опель" пробежит еще тысячи
километров! Просто я оставил его в гараже для небольшого ремонта...
- Ну понятно! Там домкратом над ямой приподнимут руль и соорудят под
ним новую машину.
Скоу фыркнул, завел мотор и выехал со стоянки, направляясь на север.
Покинув пределы города, шоссе извивалось вверх и вниз между
деревнями. Слева от них; среди густых зарослей деревьев, время от времени
Поблескивал Зунд. Скоу сосредоточился на езде, и Нильсу не с кем было
поговорить. Он думал об Ингер, в памяти мелькали эротические эпизоды.
Такого с ним раньше не случалось. Нильс привык жить настоящим, заглядывая
в будущее лишь постольку, поскольку это было необходимо, и мгновенно
забывая прошлое как нечто оставшееся позади и не поддающееся изменению. Он
скучал без полетов, это совершенно ясно; лишь теперь он как следует понял,
что полеты были основным стержнем его жизни, вокруг которого вращалось все
остальное. В последний раз он водил самолет.., когда же это было? Еще до
путешествия на Луну. Такое чувство, будто его давным-давно похоронили в
служебных кабинетах и на этой грязной верфи. Недолгий перелет из Каструпа
только раздразнил его. Кем он стал? Всего лишь пассажиром.
- Вот что, Скоу, - внезапно произнес он, - давай-ка я порулю немного.
Нечего тебе одному развлекаться.
- Но это правительственный автомобиль!
- А я правительственный подневольный! Ну, давай, не упрямься. Иначе я
доложу твоему начальству, что ты напился при исполнении служебных
обязанностей.
- Я выпил всего одну кружку пива перед обедом - и к тому же
шведского, совсем некрепкого. Это мне придется сообщить начальству о
попытке шантажа.
Тем не менее Скоу остановился, и они поменялись местами. Он
промолчал, когда Нильс выжал до упора и машина, взревев мотором, помчалась
вперед.
Дорога была полупуста, солнце, садившееся в жидкие облака,
обеспечивало вполне приличную видимость. "Хамбер" брал повороты, как
спортивный автомобиль, а Нильс был прекрасным водителем и ехал быстро, но
без ненужного риска. С чем другим, - а с машинами он справлялся отлично.
Было уже совсем темно, когда они достигли Хельсингборга, переехали,
подпрыгивая на рельсах, через железную дорогу и остановились у пристани.
"Хамбер" оказался первым на автомобильной дорожке и, въехав на палубу,
остановился у барьера на носу парома. Скоу вышел купить пачку сигарет в
беспошлинном киоске, а Нильс остался в машине. Поездка, хотя и длилась
недолго, помогла расслабиться и сняла напряжение. Он смотрел, как
приближались огни замка и гавани Эльсинора, и думал о том, что работа над
"Галатеей" подходит к концу.
Охранник у ворот верфи узнал Скоу и махнул, чтобы они проезжали.
- А как же охрана? - спросил Нильс.
- Секретность - лучшая охрана. Шпионам пока не удалось догадаться о
связи между разрекламированным судном на воздушной подушке и строго
засекреченным проектом "Далет". Так что охранники, размещенные здесь, - а
их тут достаточно, - просто не бросаются в глаза. Ты видел одного из них:
он стоял с тележкой на улице и продавал горячие бутерброды с сосисками.
- Polsevogn! "Продавец сосисок (дат.)." А выручка остается у него?
- Нет, конечно. Он получает жалованье. Они поставили машину в обычном
месте позади зданий, и Нильс переоделся в одной из комнат в комбинезон. На
верфи было тихо, лишь работа над "Галатеей" велась круглые сутки. Мелькали
дуги электросварки, освещая ржавый, еще не законченный корпус. Это была
намеренная уловка - продувка песком и покраска были специально оставлены
на самый последний момент.