Чтение 22–й страницы книги ~Меч Скелоса~

сообщили об этом. Хан замбулийцев послал известие, что она ожидала ребенка,
без сомнения, сына хан хотел почтить нас, положив ее тело рядом с телами
своих предков и своих женщин. Мы прощаем ему это, ибо он не мог знать, что
она не хотела бы быть вот так заточенной в земле. Ее следовало, конечно же,
вернуть в пустыню, которая была ее домом, где ее сожгли бы и прах развеяли
по ветру, чтобы он соединился с песками.
- Конечно, - отозвался Конан.
- Я опечален этими мыслями, - сказал Ахимен, - а так не подобает вести
себя в присутствии гостя-воина! "Отдай горю время, отведенное для горя, -
говорит нам Теба, - и радости - время для веселья, и всегда радушно принимай
гостя в шатрах шанки". Зульфи! Наполни нам чаши! - Ахимен обратил на Конана
пылающий страстью орлиный взор. - Мы напьемся вместе, воин из Киммерии!
"А утром я отправлюсь в Замбулу с распухшей головой, - подумал Конан. -
Надеюсь, нам не придется напиваться до того, как мы поедим!"
Им не пришлось, хотя блюдо из приправленных пряностями овощей,
сваренных в пиве, и куски, оторванные от широких, плоских лепешек
маслянистого, начиненного чесноком хлеба из цельной пшеничной муки, не
показались пиршеством человеку с холмов Киммерии, который ел мясо
практически с рождения, - несмотря на всю аппетитность подсоленных яств
Акби.
А вот жажду они вызвали.
* * *
- Ты... ты так красива, - сказал Конан Испаране утром, даже не пытаясь
скрыть свое изумление. Он открыл глаза, лежа на спине, и обнаружил, что она
сидит рядом с ним.
Ее брови были со знанием дела выщипаны, чтобы придать им определенную
форму, и смазаны жиром
ее губам, хоть они и были выкрашены в жутковатый черный цвет, как у
женщин шанки, была с помощью косметики придана форма и блеск глаза,
обведенные углем, казались огромными, а с ресниц уголь прямотаки сыпался
ногти были накрашены лаком. Ее покрывали алые одежды шанки. Большой белый
опал на цепочке из сплетенного верблюжьего волоса, сверкая розовыми и
зелеными искрами, тяжело покачивался между ее грудей, подчеркивая их
выпуклость.
Конан приподнялся и сел в шатре, в который он не помнил, как заходил, и
увидел, что ногти на ногах Испараны тоже накрашены лаком. У нее были очень
красивые ступни, и кожа на них была не темнее, чем у него.
- Ты... отвратителен, - бесстрастно сказала она. - Тебя почти втащили
сюда намного позже восхода луны ты был пьян, бормотал что-то, и от тебя
воняло чесноком и их пивом - и сейчас еще воняет!
Он ухмыльнулся, отмечая при этом, какой тяжелой кажется его голова, и
гадая, будет ли она выражать протест, если он перейдет к активным действиям.
- И ты меня не убила.
- Убить тебя? Зачем мне тебя убивать?
- Ну как же, Спарана, - сказал он, опуская свою очень большую ладонь на
ее бедро, - мы с тобой соперники и заклятые враги, разве ты не помнишь?
- Я помню. А еще я бросила кинжал, который спас тебе жизнь, помнишь?
- Помню. Я благодарен тебе. Значит, мы союзники. И ты даже не обыскала
меня. Она посмотрела на него.
- У тебя с собой кинжал, два неплохих граната на шнурках из верблюжьего
волоса - к удаче, по поверьям этих лунатиков, - неплохое кольцо, спрятанное
в кошельке, и этот хлам, от которого несет чесноком, у тебя на шее.
Конан ухмыльнулся - он предусмотрительно натер глиняный "амулет" со
вставленными в него стекляшками шанкийским хлебом, когда почувствовал, что
вот-вот отключится. Значит, она его обыскала!
- А если бы Глаз Эрлика был спрятан на моей прекрасной персоне?
- Ну, я бы распорола заднюю стенку твоего шатра твоим же кинжалом,
дорогой Конан, а потом воткнула этот кинжал под твои воняющие чесноком ребра
и была бы теперь за много лиг к югу отсюда!
- Ах, Спарана, Спарана! Какой мерзкой каргой ты хочешь быть! Как
повезло нам обоим, что ты не нашла драгоценный амулет своего драгоценного
хана.
И он притянул ее вниз к себе.
- Уф, - пробормотала она. - Пиво и чес... Лицо Конана выразило протест,
и он приказал ей убираться прочь и помалкивать.
11. ШПИОНЫ ЗАМБУЛЫ
Факелы мигали. От них клубами поднимался вверх маслянистый дым, который
добавлял густоты зловещей черноте балок, соединяющих каменные стены,
поднимающиеся от темного, твердого земляного пола. Жертва свисала с одной из
этих балок, и ее ноги едва касались пола.
Человек в черном капюшоне еще несколько раз обернул ужасно тонкую
веревку вокруг ее запястий и бездушным рывком завязал надежный узел. Ее тело
качнулось, и пальцы ног напряглись, чтобы не оторваться от пола. Она - очень
белокурая, и юная, и обнаженная, если не считать рубцов, - судорожно втянула
в себя воздух, и тело ее содрогнулось от вырвавшегося у нее долгого стона.
Ее руки были связаны так крепко, что в кисти не поступала кровь. Человек в
капюшоне затягивал веревки, пока они не начали сдирать кожу, впиваясь в
запястья и предплечья. Теперь она совсем не чувствовала своих рук, только
покалывание в них. Она спрашивала себя - обреченно, словно речь шла о ком-то
другом, - были ли они темно-красными, или пурпурными, или уже почернели.
Странно, но она ощущала жар в руках так подтянутые кверху, они должны
были бы мерзнуть. Она сделала еще одну попытку вырваться, но убедилась, что
это бесполезно. Она была связана так, что была совершенно беспомощна и не
могла сделать ни малейшего движения. Ее пятки чуть-чуть не доставали до
пола... так что она касалась его только пальцами и подушечками ступней.
Человек в черном капюшоне был высок, и у него были длинные руки.
Булькающие, горловые, резкие звуки вырвались из ее пересохших губ,
которые она никак не могла сомкнуть.
Двое людей в мантиях наблюдали за ней. Один из них сказал:
- Вверх.
Она всхлипнула, услышав этот приказ. Она знала, что он означает.
Веревки тянулись от ее запястий вверх и были перекинуты высоко над ее
головой через балку, обернутую кожей.
Человек в черном капюшоне подтянул ее вверх так, что ее ноги оторвались
от пола. Ее вопль был ужасным. Двое мужчин в мантиях наблюдали за ней в
молчании, и факелы мигали. Человек в черном капюшоне начал поднимать и
опускать веревку вместе с подвешенным над ней грузом, словно звоня в
огромный колокол. Его большой живот напрягся от усилий.
Болтающаяся на веревке жертва, подскакивая вверх и падая вниз, начала
беспрестанно стонать ее ребра, казалось, пытаются прорваться сквозь плоть.
Ее вытянутое, обмякшее тело крутилось и раскачивалось, как маятник, и в то
же самое время веревка дергала его то вверх, то вниз. Пот лился с нее
ручьями. Она всхлипывала с каждым, трудно дающимся ей вздохом.
- Говори!
Она услышала голос она заскулила, и слезы покатились по ее щекам, но
она не произнесла ни слова.
- Я не вижу, к чему продолжать это. Используй раскаленное железо.
- Не-ет... - пробормотала она, и ее голова упала на грудь.
Человек в черном капюшоне закрепил конец веревки так, что только пальцы
ног жертвы касались земляного пола, и вытащил из-за пояса перчатку. Он
натянул ее, шагая к жаровне, зловещей черной твари с огненными волосами,
присевшей на своих трех ногах. Из нее торчали деревянные ручки двух тонких
прутов из черного железа. Он вытащил один из них конец прута был раскален
добела. Он пожелтел, пока человек в черном капюшоне неторопливо возвращался
к своей жертве, которая широко раскрытыми глазами следила за его
приближением. Она снова пробормотала "нет" этим едва слышным голосом, и он
поднял прут.
На глазах у наблюдающих людей в мантиях он твердо, безжалостно прижал
прут к ее телу, которое извивалось и дрожало от ужасного предчувствия. Из ее
горла вырвался крик ее голова дернулась вверх и назад, и новые струйки
пота, блестя, покатились по ее телу. Люди в мантиях услышали резкий
шкворчащий звук и почувствовали запах горелого мяса.
- Хватит.
Человек в капюшоне отвел прут в сторону. Его жертва висела перед ним,
всхлипывая, тяжело дыша она ощущала запах паленой кожи. Пот лился с ее тела
и склеивал ее волосы.
- Говори!
Она несколько раз сглотнула, захлебываясь воздухом, всхлипывая, тяжело
дыша.
- Еще раз.
Человек в капюшоне сделал движение, и она почувствовала, как жар железа
приближается к ее телу.
- Перестаньте. Я скажу вам. Ее голос был монотонным, безжизненным,
умоляющим.
- Перестань, - сказал человек в мантии - тот, у которого был меч. У
более молодого человека, стоящего рядом с ним, оружия не было. Красивый
медальон из золота, жемчуга и топазов словно горел у него на груди поверх
туники.
- Что ж, говори. Держи прут наготове, Балтай. Человек в черном капюшоне
остался стоять рядом
с ней с прутом в руке, словно надеясь, что она скажет
недостаточно. Он был крупного сложения, высокий и
тяжелый.
- Ты шпионка Балада?
- Да.
- Ты служишь женщине по имени Чиа, и живешь здесь, во дворце, вместе с
ней, и шпионишь за ней и за мной в пользу этого предателя, Балада.
Она заколебалась человек в капюшоне шевельнул рукой.
- Да, - сказала она, соглашаясь даже с тем, что Балад был предателем.
- Он платит тебе?