…Все, что дается нам тяжким трудом — достается им легко, по праву рождения. Всем, чего мы достигаем к зрелым годам, они владеют уже в детстве; мой юный друг, мы с тобой — назначенные маги, и сыновья наши не смогут унаследовать ни дара нашего, ни звания. Всю жизнь кропотливо собирая магическую премудрость, мы обречены унести ее за собой в могилу. Что ж, разве это повод для отчаяния?
Мой друг, ты пишешь, что усилия твои бессмысленны, а результаты подвергаются осмеянию; прискорбно слышать такое от волевого и серьезного юноши, каким я тебя помню. Под луной нет ничего, лишенного смысла; не осмеяние делает нас жалкими, а готовность отступиться от дела всей жизни в угоду насмешникам.
Надеюсь, что письмо твое было написано и отправлено под влиянием минутной слабости, что детское отчаяние прошло без следа и ты сам рад бы забыть тобой же сказанное; охотно помогу тебе. Давай забудем последнее твое послание и поговорим о предметах куда более полезных и правильных…
Мир магии стоит на наших плечах; именно назначенные маги-ремесленники, а вовсе не пресыщенные наследственные снобы определяют лицо магического сообщества. Хозяйственная магия, магия на пользу людям приносит душевное удовлетворение и постоянный доход. Наследственные маги не убивают и не разрушают, изощряясь в воинских заклинаниях, — но созидают, преуспевая в строительстве, портняжном и скорняцком деле, управлении погодой и способствовании урожаю. Назначенный маг, пусть даже четвертой степени, есть уважаемый всеми труженик, есть пчела, несущая в общий улей свою толику меда, в то время как наследственный бездельник, пусть даже и внестепенной — всего лишь яркая бабочка, порхающая бессмысленно, на потеху ребятишкам.
А посему — не завидуй, друг мой! Не завидуй тому, что зависти недостойно!
* * *
— Никого не принимаю! — крикнул я хрипло.
Стук повторился. И донесся приглушенный голос хозяина:
— Но, господин, там дама… Ее имя Шанталья, она говорит, что ее-то вы примете!
Я подавил стон. Да что она себе позволяет, эта…
Все мои камушки остались у Оры. Я знал, что встретиться нам все равно придется — но, сова, только не сейчас!
Я сел на кровати. Голова раскалывалась, но я не желал расходовать силы даже на мельчайшее лечебное заклинание. Надо попросить у хозяина каких-то пилюль…
Негоже, чтобы меня видели без личины! У служанки хватит ума подглядывать в замочную скважину…
— Любезный господин, — послышался за дверью нарочито мягкий, едва ли не мурлыкающий голос Оры. — Вам следовало бы впустить меня, потому что то, что я скажу, очень для вас важно, мой дорогой друг… вы понимаете?
А как она разузнала мой новый адрес?! Я же переехал, не предупредив ее…
Я подошел к двери. Набросил плащ — чтобы капюшоном прикрыть лицо. И предосторожности оказались нелишними — когда дверь приоткрылась, впуская Ору, хозяин не преминул сунуть в щель свой любопытный нос.
Он удивился, отчего это постоялец отдыхает в плаще. Он еще больше удивился бы, если бы увидел вместо прыщавого лавочника — моей последней личины — настоящее лицо Хорта зи Табора…
А на личину у меня не хватает сил. Даже не личину!
— Вы скверно выглядите, — сквозь зубы сказала Ора. От ее мурлыкания не осталось и следа.
— Приношу свои извинения, — я отвесил шутовской поклон.
— Да, вам следует извиниться, — Ора опустилась в продавленное кресло. — И неизвестно еще, приму я извинения или нет.
Я снял плащ. Плотнее запахнул халат, усмехнулся:
— Радуйтесь, вы свободны от долга передо мной, Закон Весов исполнен… И отдайте безделушки.
Она царственным жестом бросила на стол связку магических камней. Сухо улыбнулась:
— Это не такие уж безделушки, как вы пытаетесь меня уверить… вчера на эту наживку клюнули по меньшей мере две рыбины.
— Что?!
Я вскочил. Меня опять зазнобило; Ора смотрела прямо и жестко, ее взгляд мокрым камнем упирался мне в лицо:
— Вы негодяй, Табор. Вчера вы поставили меня в очень скверное положение.
— Вы женщина, — сказал я, судорожно проглотив слюну. — Потому я, может быть, сумею забыть это слово, которым вы меня…
— Негодяй, — повторила она ровно. — Вы привели меня туда — и бросили. Зная, что случится потом!
— Я не знал, — вырвалось у меня, и я сразу же пожалел о своих словах.
Ора прищурилась:
— Если вы не знали — куда, зачем, почему вы сразу спрятались? Вы ведь наблюдали за всем исподтишка, я чувствовала ваш взгляд…
— Быть не может, — сказал я глухо.
Ора подняла подбородок:
— Я знаю, какого вы мнения о моих способностях… Тем не менее я сумела ощутить ваш взгляд. И понять, что вы с самого начала ждали неприятностей.
— Я не так виноват, как вам кажется, — сказал я, отворачиваясь. Терпеть не могу оправдываться.
— Откровение за откровение, — сказала Ора, помолчав. — Вы рассказываете мне, что вы делали во дворце, я рассказываю вам, кто именно из магов проявил интерес к вашим камушкам… да не просто проявил интерес, а прямо-таки затрясся! Вам ведь очень хочется это узнать?
Я огляделся — в комнате было только одно кресло. Пришлось сесть на кровать, закинуть ногу за ногу, сосчитать до десяти, чтобы успокоился пульс.
— Ора. Во-первых, я действительно прошу прощения за все, что случилось не по моей вине. Так получилось. Во-вторых, я пришел на этот прием, чтобы проследить… чтобы, как вы догадались, увидеть реакцию кое-кого из магов на ваши камушки. За этим я пришел, клянусь памятью отца…
— Вы говорите правду, — сказала Ора медленно. — Как вписывается в эту версию ваше внезапное исчезновение?
— Ко мне подошел королевский внестепенной, — сказал я, глядя ей в глаза. — Вы его видели, его зовут Гор зи Харик. Он обманом завлек меня… Короче, я не смог вернуться. Я не знал, что так сложится, клянусь… чем хотите.
— Поклянитесь памятью отца, — потребовала Шанталья.
— Клянусь, — сказал я медленно. — Клянусь памятью отца — я не знал, что так все получится…
Ора неожиданно улыбнулась:
— А вы мастак играть словами… Хорошо. Вы мне надоели, Хорт зи Табор. Прощайте.
И, легко поднявшись из кресла, коварная мерзавка шагнула к двери.
— Минуточку!
Я заступил ей дорогу. Теперь мне хотелось ее ударить — по-настоящему.
— Минуточку, милая дама! Вы ничего не забыли?
— Нет, — она смотрела мне в лицо. Правый глаз ее был подкрашен голубой краской, левый — зеленой.
Я взял ее за руку. Запястье было тонким, изящным, таким хрупким…
— Вы мне руку сломаете, вы!!!
— Сломаю, — пообещал я тихо. — Не надо играть со мной, Ора. Вы обещали мне кое-что рассказать!
— Отпустите!
И она ударила меня ручной молнией. Слабенькой, дамской, жгучей, как оса.
Я отпустил ее — всего на секунду. В следующее мгновение — она пыталась отодвинуть тяжелый засов на двери — я поймал ее за воротник и бросил на кровать.
Она ощерилась, обнажив крупные белые зубы. И совершенно спокойно сказала:
— У вас нет сил на заклинания, Хорт. Вы истратились полностью. Ваш папа никогда не учил вас, что так нельзя делать?
Я, не глядя, протянул руку. Снял с гвоздя узкий ремешок, принадлежавший хозяину и перешедший в мое пользование вместе с комнатой:
— У меня достанет силы на кое-что другое.
— Правда? — ее оскал вдруг сменился сладенькой улыбочкой. — Неужели?
До меня дошла двусмысленность моих собственных слов. Я в бешенстве хлестанул ремнем по спинке кресла:
— Говорите, кто клюнул на камни, и выметайтесь отсюда! Иначе я с вас шкуру спущу безо всяких заклинаний!
Кожа на лбу, там, куда клюнула меня ее квелая молния, начинала ощутимо саднить.
— Вы прекрасны, Хорт, — сказала женщина, беззастенчиво меня разглядывая. — Как горит ваш неистовый желтый глаз… Стоп, — она подняла руку, будто отгораживаясь от меня и моего ремня. — Стоп, не спешите, не лезьте в драку, я вам все скажу… Сядьте!
Я смотрел ей в глаза.
— Сядьте, — повторила она повелительным тоном. И добавила ворчливо, поправляя платье: — Вы порвали мне воротник…
— Говорите, — сказал я. — Последний раз прошу по-человечески.
Она чуть заметно усмехнулась:
— Ладно… Итак, первым, кто заинтересовался вашими камушками, был этот провинциальный внестепенной… его зовут Март зи Гороф, ему сорок два года, внешне он неприметный такой… но вы сами его отметили, еще на лестнице. Все, кто знакомился со мной до того, с любопытством поглядывали на камушки, но только этот, Гороф, по настоящему вздрогнул. Понимаете, о чем я?
Я проглотил слюну. Дамочка, оказывается, была очень добросовестной, способной наблюдательницей.
— Второй, — она помедлила, чуть свела брови. — Второй… вы только не пугайтесь. Это тот самый, что держал защиту князя. Который так буквально исполнил приказ своего его сиятельства — и снял ее; вероятно, он и сам был не прочь, чтобы князя проткнули. Возможно, подкуп… Все было очень ловко подстроено.
— Здоровенный бритый тип с обручем, — сказал я шепотом.
— Вот именно, — Ора кивнула. — Обруч… если с него снять обруч, он будет внестепенным, как вы. Но сама эта вещь стоит многого. Это Корневая вещь, сродни вашей Каре, но если Кару вам дали «поиграться», то этот обруч безраздельно принадлежит Голому Шпилю…
Сертаков Виталий
Шилова Юлия
Андреев Николай
Контровский Владимир
Шилова Юлия
Херберт Фрэнк