Галлей.
- Может, и впрямь от этой теории относительности нам хоть кое-какая польза
будет, - пробурчал штурман. - Спасателям год разгона понадобится. А у нас?
- Оторвавшись от энергоисточника, мы пока не можем точно вычислить наш
"масштаб времени". И это меня беспокоит.
- Почему? - спросил Крылов.
- Догадываются ли на Земле, что наши сигналы будут чрезвычайно растянуты во
времени? Их можно и не заметить.
- Ну и загибаешь ты, Вася, с масштабом времени. Я, пожалуй, для его
сокращения всхрапну.
И штурман действительно уснул.
Командир не спал и чутко прислушивался к тревожным вздохам Галлея, пока и
дыхание Васи не стало ровным.
Крылов думал о далекой Земле, о рыженькой дочурке Наде, увлекавшейся
математикой и планеризмом, о жене Наташе, сдержанной и гордой, никогда не
говорившей мужу, что он покидает ее. И Надю она не останавливала в ее
причудах.
- Командир! - послышался рядом голос проснувшегося Галлея. - Мне
приснилось, что она прилетела за нами.
- Кто? Надя моя? - невольно вырвалось у Крылова.
- Нет, что вы! Кассиопея.
- Ну, она, брат, не полетит. Это тебе взамен кошмара привиделось. Посмотри
лучше, как штурман спит, и последуй его примеру.
- Я постараюсь, - пообещал Галлей, поудобнее устраиваясь под ремнями на
койке.
Крылов еще долго смотрел в широкий иллюминатор, за которым ярко и мертвенно
горели чужие созвездия.
ЛЮБОВЬ И ДОЛГ
Казалось, два великана и мальчик между ними идут от Дворца науки по
усыпанной песком дороге мимо нарядных цветников и фонтанов.
Сначала они шли молча. Наконец Бережной сказал:
- Ну, хлопцы, кажется, все ясно.
- Ясновидцы не требуются, - отозвался Никита Вязов.
- А ты как, парень? - обратился командир к американскому звездолетчику
Генри Гри, третьему члену экипажа спасательного корабля.
Генри Гри неожиданно попросил:
- Бережной, если можно, отпусти Никиту и останься до следующего рейса
звездолета со мной. Мне нужно с тобой поговорить.
Бережной удивленно посмотрел на американца.
- Чудно, парень! Ну, ладно! У каждого своя боль. Ну что ж, Никита, лети
пока один. А мы с Генри потолкуем о его делах или сомнениях.
- Сомнениях - нет. Бережной. А потому прежде, чем Никита улетит, дадим
общую клятву в том, что долг для нас будет дороже жизни.
- Добре! Это ты славно, парень, сообразил. Давайте, други, руки.
Перед затейливой бронзовой калиткой у выхода из городка науки звездолетчики
остановились и, соединив в пожатии левые руки и подняв правые, как в
салюте, замерли на мгновение.
- Клянусь! - выждав мгновение, первым произнес Бережной. - Клянусь
выполнить свой долг!
- Клянусь! - пробасил за ним Вязов.
- Клянусь жизнью! - произнес американец.
Бережной пристально посмотрел на него, потом повернулся к Вязову:
- Никита, береги мать. Слова поосторожней подбирай. Про войны напомни.
- Это она сама вспомнит, - отозвался Никита и, попрощавшись, пошел к
площадке взлетолета.
Бережной посмотрел на Генри Гри.
- Давай спустимся на берег Москвы-реки. У вас там в Америке всяких чудес
полно, но такой подмосковной красоты не сыскать.
- Для этого надо ехать в Канаду. Там встречаются места, похожие на Россию.
Они спускались к воде по крутой тропинке, ни словом не упомянув о том, что
расстаются с Землей своего времени навсегда.
Когда Никита подходил к подъезду, откуда мать обычно провожала его
взглядом, сердце его билось учащенно. Как сказать ей, что он улетает
насовсем?..
Легко взбежав по ступеням, открыл незапертую, как всегда, дверь и застыл от
неожиданности.
В большой комнате перед видеоэкраном сидели Елена Михайловна и... Надя.
Они поднялись при его появлении. Елена Михайловна с горечью посмотрела на
сына.
- Слышали? - спросил Никита, кивнув на экран.
- Слышали, - сдавленным голосом ответила Елена Михайловна. - Надя мне все
объяснила.
- Что объяснила?
- Про масштаб времени, которое для тебя сожмется, как она мне показала на
наших старых часах. Мы с ней как бы на конце стрелки останемся, а ты в
самый центр вращения улетишь, и время твое не дугой, как у нас, а точкой
можно изобразить.
- Хочешь сказать, время остановится?
- Да. У тебя, а не у нас, - еле слышно прошептала Елена Михайловна, обнимая
сына и беззвучно плача.
Он рассеянно гладил ее.
Наде показалось, что время действительно остановилось для них. Но куранты
старинных часов вдруг начали бить звонко и долго.
Наконец мать отпустила сына и, вытирая слезы дрожащими пальцами, с усилием
спросила:
- Тебя где-то задержали?
- Нет. Я сюда прямо из Академии наук. Правда, в пути на минутку
остановились, чтобы дать клятву друг другу.
- Какую клятву, сынок? - с нежностью спросила Елена Михаиловна.
- Клятву выполнить долг, мама.
- А я вот слышала, что ты до того еще кое-кому слово давал, - и она
взглянула снизу вверх в лицо сына.
- Слово? - насторожился Никита.