Чтение 22–й страницы книги ~И всяческая суета~

сути...

З.: К сожалению, поточнее не имею права.

Ж.: То есть я понимаю так, что за границу вы не ездите?

З.: Да, невыездной из соображений безопасности - но последний год
уже... Зато по стране я поездил много. Вместе с моими приборами,
разумеется, то есть теми, в разработке которых принимал участие, меньшее
или большее, и которые я обслуживал, и уже считался заметным специалистом
в этой узкой области... Кстати, именно в одной из командировок, когда
проводилась очередная серия измерений - ну, после испытания изделия - мне
удалось подметить один побочный, возникавший в процессе измерений эффект.
Он был непредвиденным и, кроме того, совершенно ненужным, никому не
мешавшим и не помогавшим - однако же, неизбежным. Ну вот, чтобы вам было
яснее, приведу такой пример: ночью в темноте вы, чтобы увидеть нечто, вам
нужное, направляете на него луч света. И видите. При этом вам все равно,
начало ли это "нечто" при освещении отбрасывать тень, или нет: она вам не
помощь и не помеха, ее вполне могло бы не быть - однако же она есть, и без
специальных ухищрений вам от нее не избавиться. Вот мне и удалось увидеть
нечто, в принципе подобное этой неизбежно возникающей тени. Самое
удивительное - что я почти сразу догадался о сущности явления, но
понимание перспектив пришло позже, куда позже!

Ж.: То есть, именно тогда и совершилось открытие? Что же - вы выскочили
из ванны с криком "Эврика"?

З.: Не совсем так. И по многим причинам. Во-первых, я был одет, а ванны
в радиусе многих километров просто не было, да и выскакивать из укрытия в
тот миг было бы крайне опасно для здоровья. А во-вторых, я люблю семь раз
измерить, а потом еще семь, и только тогда хвататься за ножницы. Так что
тогда я просто-напросто промолчал. Зато очень много думал. Потом; через
несколько месяцев, было еще одно испытание - и эффект подтвердился и на
сей раз. Еще через полгода - то же самое. А в промежутках сперва были одни
только мысли, потом уже кое-какие прикидки на бумаге, - перейти на
компьютер я еще не решался, мне казалось, что это нарушило бы интимность
процесса, все-таки компьютер - это не я, это уже кто-то другой... Попытки
найти нужную математику, потом стали появляться какие-то схемы, крайне
примитивные, наивные, как я сейчас вижу... Но если неотступную мысль можно
без особых натяжек сравнить с обуявшим бесом, то могу сказать, что лукавый
уже вселился в меня и чем дальше, тем больше одолевал и толкал на всякие,
не очень разумные, быть может, поступки. Во всяком случае, тогда так
казалось.

Ж.: Например?

З.: Ну, например, я добился перевода из моего учреждения в другое, хотя
при этом потерял очень ощутимо в зарплате.

Ж.: Перестали платить за степень?

З.: Нет, остепениться я и до сегодня не собрался, как-то не было
нужды... Просто там должность была пониже, да и уровень всего хозяйства
другой. Зато я получил доступ к вычислительной технике такого уровня,
какой... какой я даже и не знаю, откуда у нас возник. То есть откуда
географически - ясно, но каким образом...

Ж.: Ну, в конце концов это не имеет решающего значения. Важно то, что
вы туда попали.

З.: К тому времени я уже достаточно четко представлял те возможности,
какие раскрывал мой побочный эффект, и угадывал даже тот путь, каким
следовало двигаться, чтобы осуществить эти возможности на практике. Пришла
пора создавать принципиальную конструкцию аппаратуры, а затем и перевести
замысел с бумаги в материал.

Ж.: И тогда...

З.: Нет, совсем еще не тогда. Я понял лишь, что мне надо уйти и из
этого учреждения, чтобы пополнить мое образование, а именно - заняться
химией. Это, как вы понимаете, еще более разрушительно сказалось на моем
бюджете...

Ж.: Интересно, как отнеслась к этому ваша семья? Жена?

З.: Ну что вы, я не женат и никогда не был. Конечно, такой жизни ни
одна женщина, я думаю, не выдержала бы. Ну, может быть одна из десяти
тысяч, но ведь ее еще найти надо. Инфляция уже и тогда ощущалась, хотя не
так, конечно, как сейчас.

Ж.: Ну, это уже другая тема. Итак, пришла пора химии...

З.: Она завершилась почти одновременно с созданием первой действовавшей
установки.

Ж.: Кто помогал вам в ее создании?

З.: Никто, я ее сделал сам, руки у меня растут нужным концом, недаром,
наверное, предки мои были ремесленниками...

Ж.: Да, слава русских ремесленников известна.

З.: Совершенно верно. Май предки, правда, были немецкими
ремесленниками, но это дела не меняет. Если бы я сам не научился - не
представляю, как смог бы я платить и слесарям, и стеклодуву, и
электронщикам, да еще и несунам - тем, у кого приходилось доставать нужные
детали... Одним словом, действующая модель возникла, и я стал думать об ее
практическом применении.

Ж.: Вот тут мы подошли к вопросу, который меня очень интересует.
Скажите, Вадим Робертович: вынашивая свой замысел и воплощая его в
материале - думали ли вы о последствиях, какие неизбежно возникнут, если
ваше устройство начнет применяться? Или для вас, как для многих
представителей научного и технического мира главным было - создать, а там
хоть трава не расти? Вы не думали о том, что ведь и впрямь бывает - трава
перестает расти после реализации...

З.: Я понимаю вас. Но скажите, можно ли в этом винить творцов? Виноват
ли Резерфорд в Хиросиме или Маркс в... много в чем? Ученый - не пророк, и
если пытается пророчить, то, как правило, ошибается: познание сегодняшнего
и предвидение будущего - вещи принципиально различные, да и некогда
ученому всерьез предсказывать, это ведь страшно трудоемкое занятие, а он
занят своими делами... Вообще я думаю, что это задача, решения не имеющая
из-за внутренней противоречивости самой проблемы, в свою очередь
проистекающей из внутренней противоречивости самого человека. Так что
сколько бы мы об этом ни говорили...

Ж.: Следует ли это понимать так, что соображения чисто морального
свойства вас не занимали? В морально-этическом аспекте вы все это не
пытались увидеть, дать оценку?

З.: Таких аспектов может быть множество. Что конкретно вы имеете в виду
сейчас?

Ж.: Вы ведь понимали, что сделали дело не рядовое, а принципиальное,
последствия которого предусмотреть трудно, но сразу ясно, что они могут
быть грандиозными. Так вот, не является ли отступлением от гражданской
этики то, что вы не только не предоставили своего открытия государству, но
даже словом не обмолвились, хранили втайне до поры, пока не возникла
возможность использовать его в своих корыстных интересах. Вы уж не
обижайтесь, Вадим Робертович, но ведь такая мысль неизбежно возникает.

З.: Нет, я не обижаюсь, вопрос совершенно уместен и, я бы сказал,
закономерен. Да, среди многих путей реализации моих замыслов я
анализировал и этот. Скажу больше: одно время даже к нему склонялся.
Однако по зрелом размышлении такую возможность отбросил.

Ж.: Почему же?

З.: Мне кажется, это легко понять, тут все лежит на поверхности.
Во-первых, предоставить государству по сути значило - подарить, а я не
столь богат, чтобы делать подобные подарки.

Ж.: Ну, почему же так? Неужели государство не вознаградило бы вас?

З.: Далеко не уверен. Для государства я просто изобретатель. Вам
приходилось заниматься изобретательскими проблемами?

Ж.: Непосредственно - нет, но вообще-то я в курсе.

З.: Тогда незачем и объяснять. Пойти по этой дороге означало бы -
похоронить мое дело без больших надежд на воскрешение. И за чисто
номинальное вознаграждение. А через год-другой убедиться в том, что мои
идеи и конструкции успешно используются - в Штатах, Японии, Германии, мало
ли где, только не у нас.

Ж.: Но вы могли предварительно сделать сообщение в серьезном научном
журнале, и тем самым обозначить ваш приоритет...

З.: Ну, в добродетельную науку я уже давно не верю. Она стала таким же
средством завоевания теплого местечка под солнцем, как, скажем,
управленческая карьера или торговля. Но допустим, я в какой-то форме
предоставил бы свои материалы государству: как бы оно их использовало? Кто
контролировал бы восстановление людей? Мы с вами? Вряд ли. И,
следовательно, кого стали бы восстанавливать? Мне кажется, нет нужды
объяснять. Я не хотел, чтобы моя работа стала еще одним источником
привилегий - их и без того, по-моему, достаточно.

Ж.: Интересная позиция. Но скажите: насколько я понимаю, всех, на кого
могут возникнуть заказы, вы восстановить не в силах?

З.: Разумеется, нет. Сейчас вообще речь идет о единицах, но даже и
когда дело встанет на прочную основу, можно будет говорить лишь о каком-то
небольшом сравнительно количестве...

Ж.: Мне только хотелось, чтобы вы сами это признали. Значит, какой-то
отбор всегда останется необходимым?

З.: Это не вызывает сомнений.

Ж.: И в то же время вы не хотите, чтобы этим отбором занималась, скажем
так, авторитетная группа людей.

З.: Не хочу. Один великий человек, наш современник, в молодости
способствовал решению крупнейшей научно-технической задачи, а потом; когда
понял, какие опасности для людей таит в себе плод его труда, ему пришлось
взывать к весьма, весьма авторитетным людям - и, как вы знаете,
безуспешно. Я не хочу взывать и потому не собираюсь выпускать дело из
своих рук.

Ж.: Но ведь кто-то же должен решать? Кто же?

З.: Я.