Чтение 22–й страницы книги ~Охотник за смертью. Война.~

— Ладно, — сменил тему Джиль. — Поговорим о Харкере. Плохие игрушки хотят его смерти, потому что он — человек. Хорошие игрушки хотят его смерти или устранения, потому что видят в нем опасность. А игрушки, которые собрались вокруг него, предположительно готовы на все, чтобы не дать нам его забрать. Но чего хочет он? Будет он биться, чтобы остаться или чтобы уйти? Чего он в самом деле хочет, прячась в Лесу у конца Реки?

— Считается, что он собирает возле себя и хорошие, и плохие игрушки, — сказала Евангелина. — Если это правда, то это единственное место на планете, где хорошие и плохие игрушки живут вместе. Почему плохие игрушки его не убьют? Он ведь в конце концов всего лишь человек. Интересно, что такое он говорит игрушкам, что так их к нему привязывает? И что он с ними делает? Для чего они ему нужны?

— Хорошие игрушки пытаются это скрыть, но они его боятся до чертиков, — заметил Тоби. — Кого бы они ни посылали в Лес за ответами, самых верных и преданных — никто не вернулся. Они все остаются у Харкера. Я думаю, что в Городе Игрушек напуганы той властью, которую имеет Харкер над игрушками. Может быть, такую же, какую имели над ними люди, пока у них не пробудилось самосознание.

— Неудивительно, что они боятся, — добавил Джулиан. — Но тогда почему они не боялись нас? Мы такие же люди, как Харкер.

— Хороший вопрос, — сказал Финли. — Может быть, они просто это скрывали, потому что мы им нужны, чтобы разобраться с Харкером. Разве они не выставили нас из своего города побыстрее?

— И еще одна вещь насчет Харкера, — произнес Джиль. — Почему он никак не пытался выбраться с планеты? У него в голове полно жизненно важных для Империи секретов. Но он, вместо того чтобы изо всех сил пытаться установить связь с крейсером на орбите, чтобы его забрали, спрятался подальше в сердце Леса в окружении фанатичных последователей. Что его там держит? Чего он хочет добиться со своей армией игрушек?

Тоби фыркнул:

— От армии игрушек ему будет мало толку, если у императрицы кончится терпение и она пошлет за ним армию элитных войск. Они возьмут Харкера за жабры и доставят домой, хочет он того или нет.

— Не факт, — возразил Джулиан. — Вспомни, что было с последним посланным отрядом. Их головы оказались на шестах, а кишки зашили себе в тела куклы — убийцы.

Евангелину передернуло:

— Все равно не могу поверить, что это сделали игрушки.

— Не считай их игрушками, — сказал Джиль. — Больше всего они похожи на фурий. Такими их создавал Шаб.

— Медведь думает, что Харкер сошел с ума, — произнес Финли. — Может быть, он думает, что Харкер и игрушки тоже с ума сводит. Тогда он со своими игрушками действительно опасен. Не стоит забывать: кто бы ни отправлялся на его поиски — не вернулся никто, ни игрушки, ни люди. О них даже больше никто ничего не слышал.

— Красный, — сказал Флинн. — Они его называют Красным. От крови, что ли?

— Это меня не удивило бы, — отозвался Тоби. — Здесь все идет как в аду. И здесь кто угодно с ума сойдет.

— Не все здесь так плохо, — возразила Евангелина. — Посмотри на Город Игрушек, на Плюшевого Медведя и Морского Козла…

— Это не они! — с напором ответил Джиль. — Это автоматы, которые выглядят и говорят, как они. Кто легче вкрадется к нам в доверие и потом его обманет?

— Снова пришли, откуда начали! — недовольно сказал Джулиан.

— Тихо! — предупредил Флинн. — Кто-то идет.

Это был Хэллоуини, мальчик-скелет, несущий поднос горячих напитков. Повязку он перевесил на другую глазницу, а на череп гордо надел треуголку, лихо надвинув на затылок.

— Я подумал, вы захотите согреться! — радостно зачирикал он. — Всем горячий шоколад! И завернитесь покрепче, когда солнце зайдет. Для людей здесь ночи очень холодные.

— А ты холода не чувствуешь? — спросила Евангелина, беря с подноса дымящуюся кружку. — Да нет! — радостно завопил скелетик и подмигнул глазницей — не очень приятное зрелище. — Я же только кости. Хотя я иногда дребезжу, только эффекта ради. Оставайтесь и смотрите закат. Он тут красивый!

Он подождал, пока кружки достались всем, и снова убежал по своим делам, напевая какую-то моряцкую песенку. Люди попробовали шоколад, одобрили его и снова оперлись на релинг — смотреть, как солнце медленно уходит за горизонт. Улыбающееся лицо солнца смягчилось и казалось определенно сонным. Единственным цветом ночи стало густое красное зарево, раскинувшееся на полнеба и отражающееся в Реке. Где-то пели птицы, огромный хор, объявляющий мир, покой и конец дня.

— Это просто запись, — сказал Плюшевый Медведь. Люди резко обернулись — никто не слышал, как он подошел. Медведь облокотился на релинг, глядя в ночь. — По крайней мере птиц мы искали, но не нашли. Может, еще одна загадка нашего мира. Очень много вы, люди, сделали здесь такого, чего мы не понимаем. Он замолчал, и ниже по Реке ярко вспыхнул свет в ночном небе, а за ним донесся дальний раскат грома. — Фейерверк! — вскрикнула Евангелина.

— Уже нет, — ответил Медведь, и вид у него вдруг стал очень усталый. Люди обернулись к нему. — Когда-то это были фейерверки. Игрушки праздновали конец дня. А теперь это бомбы. Взрывы. Гранаты. Война еще идет там, ниже по Реке. Игрушки дерутся с игрушками без причин, и война не кончится, пока одна сторона полностью не уничтожит другую. Или пока не выйдет из Леса Красный со своей армией и не положит этому конец.

— Ты его боишься? — спросил Тоби.

— Конечно, — ответил Медведь. — Он — неизвестный фактор. Пусть война ужасна, но это зло, которое нам понятно. А кто знает, какие безумные планы могут родиться в человеческом уме Красного? Мы по-прежнему всего лишь игрушки при всей нашей новой разумности, и наш ум ограничен нашим кратким жизненным опытом. Мы видели страшные вещи, рожденные безумием игрушек. Попытка себе представить, какую тьму может наслать на нас безумие Красного, открывает нам бездну страха.

— Но ведь пока он еще ничего не сделал? — спросил Финли.

— Мы не знаем. Никто не знает, что случилось с сотнями игрушек, исчезнувших в сердце великого Леса. Ходят только слухи, догадки, предположения из уст контуженных игрушек и погибающих от войны. Они говорят, что Харкер что-то нашел глубоко в Лесу, что превратило его в Красного. Такое, что изменит весь мир до неузнаваемости. Вы бы не испугались?

— А долго продолжается это… зрелище? — спросила Евангелина, тактично меняя тему.

Медведь поднял глаза к ярким вспышкам в небе.

— Оно никогда не прекращается. Война не останавливается. Понимаете, это императив Шаба. Тяга к битве встроена в ту самую программу, которая дала нам разум. Разрушать, убивать, воевать, уничтожить человечество во имя Шаба. Те немногие из нас, что живут в Городе Игрушек, преодолели это условие, но большинство не смогло, даже те, кто считает себя хорошими игрушками. Самое большее, что они смогли, — это повернуть оружие против плохих игрушек, чтобы их уничтожить или хотя бы помешать им покинуть планету и понести человечеству войну. Не надо недооценивать их смелость и стойкость: они прямо сейчас сражаются и погибают, защищая вас и ваш род. Иногда я думаю, не война ли единственно удерживает нас от того, чтобы вцепиться в глотку человечества. Может, мы и должны поддерживать войну во имя безопасности людей. А тогда еще важнее остановить Харкера с его безумными планами, разве не так?

— Я помню, ты говорил, что вы заперты на планете? — осторожно спросил Финли.

— Были. Но теперь у нас есть десантный модуль, похороненный, но, в общем, невредимый, и есть ваш корабль. И среди нас есть очень умные — для игрушек. Мы могли бы узнать, как починить и пилотировать эти корабли. Вот почему мы должны найти Харкера и разобраться с ним, пока его армия не вышла из Леса. Пожалуйста, поймите: игрушки из Города Игрушек при необходимости уничтожат оба корабля, чтобы они не попали не в те руки. Для защиты человечества. — То есть вы заставите нас остаться здесь навсегда? — спросил Джиль.

— Только если будет необходимо, — ответил Медведь. — Но вы не беспокойтесь: мы будем заботиться о вас до конца наших дней.

Люди переглянулись. От мысли провести остаток своей жизни в вынужденном детстве вздрогнули все. Посмотрев на Плюшевого Медведя, они увидели его в новом свете. В сказках о Золотой Земле Медведь всегда поступал так, как считал правильным, чего бы это ни стоило. — А что если мы попытаемся не дать вам уничтожить корабль? — спросил Джиль, держа руку очень близко от пистолета. — Если мы вам помешаем?

Медведь ответил ему грустным взглядом.

— Тогда мы вас убьем. У нас не будет выбора. Убьем вас всех, чтобы спасти человечество. Пусть мы только игрушки, но мы усвоили суровые уроки необходимости. Ведь это первый шаг к морали.

Он резко повернулся и затопал прочь. Люди молча смотрели ему вслед, пока он не скрылся в кают-компании. Ночь вдруг показалась темнее и холоднее, чем раньше.

— Он блефует, — сказал Джулиан. — Он этого не сделает. Не сможет. Он же Плюшевый Медведь.

— Нет, не блефует, — ответил Джиль. — Мне кажется, что сейчас мы почти видели его настоящую суть. Разумность выталкивает его за рамки его прежней личности, хочет он того или нет.

— Черт побери! — выдохнул Флинн. — Что же это за мир такой, где даже Плюшевому Медведю верить нельзя?

— Мир, который сделал Шаб, — отозвался Джиль. — И не забывай этого.

— Я думаю, нам всем нужно выспаться, — заявила Евангелина. — День был долгим.

— Если ты можешь спать в окружении созданий, которые только что грозили тебя убить, — сказал Тоби. — Я лично никогда в жизни не был так бодр, как сейчас.

— Можно оставить дежурных, — предложил Джиль. — Пока мы делаем то, что хотят игрушки, мы, в общем, в безопасности, но все же мы будем спать спокойнее, если будем знать, что кто-то не спит. Я возьму первую вахту.

— Я тебя сменю через три часа, — сказал Финли. — Потом Тоби. А потом и ночь должна кончиться.

— Черт побери все! — воскликнул вдруг Джулиан, разозлившись чуть не до слез. — Даже наше детство отобрали и испакостили! Неужели не осталось ничего святого на свете?

Он оглядел своих спутников, но им было нечего сказать. Потом Финли и Евангелина взяли его под руки и повели к каютам, чтобы поспать, сколько удастся. Тоби и Флинн переглянулись, пожали плечами и пошли за ними. Джиль нашел стену, к которой можно было прислониться спиной и откуда была видна палуба и вход в каюты, сел, вытащил пистолет и положил рядом на палубу, вынул из ножен меч и положил поперек колен, готовый к действию. Так он и сидел, глядя на яркие вспышки взрывов в темной ночи и слушая их далекий гром, думая свои думы. Игрушки остались в кают-компании, занятые тем, чем они там вообще ночью занимались, и никого не тревожили. А большой колесный пароход медленно плыл вниз по Реке, в сердце темноты.

Хэллоуини появился утром через несколько часов после того, как улыбающееся солнце снова вылезло на небо. Он вежливо стучал в каюты и объявлял, что на камбузе готов завтрак для тех, кто желает. Приободрились все, даже Тоби, который только что сменился с вахты и жаловался всем, что он не из тех, кто любит работать ранним утром. Никто не хотел ничего пропустить. Все занялись собственным туалетом. Оказавшиеся за каютами современные ванные и туалеты были приятным сюрпризом. Очевидно, миру детей пришлось сделать некоторые уступки своим взрослым покровителям. Завтрак оказался торжеством холестерина: ветчина, колбаса, яйца и прочие вредные вещи, которые приготовил капитан, облачившийся в кокетливый передник.

Добрый корабль «Веселая миссис Трасспот» уверенно шлепал плицами вниз по темной Реке прохладительных напитков, тщательно держа одинаковую дистанцию от обоих берегов. Кажется, за ночь они довольно много проплыли и были теперь в незнакомых местах. Постоянный рокот боя и взрывов доносился все так же издалека, но заметно громче. Земля по обеим сторонам реки была сформирована в виде огромных игровых досок, широких, как поля. Теперь они стали полями битв, с опаленной боем и деформированной воронками землей. Яркие цвета досок вылиняли, обозначения оторвались и потеряли смысл. Всюду лежали мертвые шахматные фигуры, кони с оторванными головами, слоны с разбитыми бивнями, пешки, из которых свисали электронные кишки.

Признаков битвы здесь уже не было — война пошла дальше. Кто здесь выиграл, если вообще был победитель, — сказать было невозможно.

Потом игровые доски сменились гигантскими мозаиками с разбитыми и рассыпанными кусочками, иногда перестроенными из тактических соображений, так что картинки теряли всякий смысл. Кое-где элементы мозаики были удалены без видимой причины. Были мертвые игрушки, оставленные лежать там, где погибли, поскольку почитание мертвых — это людская выдумка. То, что можно было, игрушки пустили в переработку и продолжали свою войну. Иногда мертвецы лежали в непривычном виде — из эстетических или философских соображений, чтобы поселять в сердце противника страх и ужас.

Целый полк кукол в виде моряков был тщательно изувечен, изуродован и распят на длинных рядах крестов вдоль склона холма. Этих крестов были сотни, и они тянулись от подножия до самой вершины, где тоже была распята кукламоряк, очевидно, предводитель, а потом подожжена. От обугленного полусгоревшего костюма до сих пор шел дым. Евангелина хотела остановить корабль. Она была уверена, что кто-то из кукол еще слабо шевелится. Капитан отказался. С чувством, которое казалось подлинной жалостью, он объяснил, что это — приманка в западне. Это делают плохие мальчики. Люди всматривались, но никаких признаков врага не видели.

— Они могут быть где угодно, — сказал капитан. Люди вспомнили тряпичных кукол под рельсовым путем и не стали спорить.

Дальше между воронками бомб лежали сотни игрушечных кошек и собак, разорванных и искалеченных, набивка высыпалась из длинных порезов на теле как пушистые белые кишки. Звериные морды в смерти казались невинными и недоумевающими, будто удивлялись, почему их постиг такой неожиданный конец. Плюшевый Медведь и Морской Козел стояли, тесно прижавшись друг к другу, глядя на плывущую мимо бортов груду тел, держали друг друга за руки, но не позволяли себе отвернуться. Пуги сидел у них возле ног, тихо шмыгая носом, и в больших грустных его глазах стояли слезы. Игрушка, называвшая себя Что Хочешь, стояла чуть поодаль и смотрела в молчании, когда корабль проплывал мимо поля, усеянного игрушками-трансформаторами — такими же, как он. Поблескивающие металлом куклы погибли в основном в середине изменения, пойманные в странном виде: уже не старая форма, но еще не новая. Как будто смерть пришла к ним, когда они отчаянно старались обрести форму, в которой не будет убивших их ран.

К счастью, на берегах стали появляться деревья и кустарники, переходящие в прибрежные рощи, которые скрыли из виду поля смерти. Деревья были высокие и широкие, тяжелые от летней листвы, но на их ветвях не пели птицы, и не рыскали в подлеске звери. Леса были построены для спектакля, для лазанья, пряток и других игр, и не было в них ничего естественного.

День становился жарче, но не настолько, чтобы вспотеть без тяжелой работы. Люди растянулись на палубе в шезлонгах, рассматривая проплывающий мимо безмятежный пейзаж, а возле них суетился Хэллоуини, который все время рвался что-нибудь для них сделать. Когда он не разносил прохладительные напитки или горячие закуски, он сидел возле людей и надоедал им бесконечными вопросами, какова жизнь в других мирах. Он всю жизнь видел только игрушки, пациентов — людей, а потом — войну. Половину ответов он не мог понять, но только смеялся и тряс своей костяной головой, и задавал еще вопросы. Мальчик-скелет любил рассказы и самозабвенно слушал истории Финли и Джиля о подвигах и чудесах храбрости. Тоби он тоже пытался слушать, но рассказы журналиста были выше его понимания. Пуги, Медведь и Козел без конца соревновались в набрасывании колец на колышек и постоянно спорили о правилах, особенно когда Козел проигрывал. Что Хочешь держался особняком, но иногда по просьбе Хэллоуини отвлекался от своих мыслей и во что-нибудь превращался, что приводило мальчика-скелета в восторг, и он прыгал и хлопал костяными ладонями при каждом новом превращении. Что Хочешь в разговорах участвовал мало, но иногда тихо беседовал с Хэллоуини, всегда резко обрывая речь, если кто-нибудь подходил поближе. Капитан стоял на мостике, держа колесный пароход точно посередине Реки и с хмурой подозрительностью рассматривая оба берега. Попугай никогда не покидал его плеча, уютно мурлыча про себя ругательства. В норах и логовах вдоль берегов жили искусственные существа, и они иногда махали проплывающему кораблю и чирикали что-нибудь приветственное — с безопасного расстояния. Искусственные дельфины, раскрашенные в яркие простые цвета, приплывали снизу и некоторое время сопровождали пароход, иногда высовывая из темной жидкости мокрые головы и глядя на людей умными и яркими глазами. Они не мешали, но и не пытались помочь. Медленно проходил длинный день, теплый, приятный и без обязанностей, точно как было в первые дни мечты Шеннона. Гул войны превратился в дальний рокот, как дальний гром, предвещающий грозу, и кое-кто из людей уже задремал, когда корабль вошел на спорную территорию, и мгновенно все превратилось в ад.

Игрушки проползли сквозь деревья, держась в тени, безмолвные и не замечаемые, а потом без всплеска скользнули в темные воды Реки. Плыли они глубоко под водой, потому что дышать им не надо было, и никто их не увидел. Пока они не полезли через релинг сплошной массой, размахивая мечами и выкрикивая проклятия человечеству. Это были цветастые угловатые фигуры, и они кишели вдоль релинга от носа и до кормы. По форме и размеру они были людьми, но составленными из разноцветных кусков и частей. Руки у них были разной длины, ноги не пропорциональны телу, головы могли поворачиваться на триста шестьдесят градусов. Финли узнал их-он видел таких кукол в детстве. Их покупали в виде кусочков, а ребенок должен был сложить из них куклу. А можно было менять детали различных кукол и получать новые формы. Кто-то занес эту идею в Мир Шеннона, и теперь лоскутные куклы пришли отомстить за годы разрушений и построений по капризу ребенка, за то, что у них никогда не было ничего своего, даже тела.

Люди вскочили на ноги, тревога и потрясение прогнали дремоту враз. Им только хватило времени выхватить мечи, и уже игрушки навалились на них. Финли и Евангелина стояли спина к спине, разрубая игрушки, которые приближались на длину клинка. Джиль был пойман на носу и прижат в угол, но отлично отбивался, и его тяжелый меч легко проходил сквозь мозаичные тела. Он дрался спокойно и экономно, сохраняя силы и не боясь численного превосходства навалившихся на него врагов. Тоби и Флинн стали спиной к переборке кают-компании и построили баррикаду из шезлонгов, из-за которой стреляли из дезинтеграторов, пробивая огромные бреши в рядах атакующих кукол. Камера Флинна парила над головами, снимая бой.

Джулиан пытался собраться с ментальными силами для пси-взрыва, но даже попытка заставила его согнуться от ослепляющей головной боли. Он рухнул на колени, из носа и рта у него хлынула кровь. Хэллоуини схватил его за руку и с силой отчаяния затащил в кают-компанию, захлопнув за собой дверь и завалив ее мебелью потяжелее. На секунду он застыл над Джулианом, обезумев при виде окровавленного и потерявшего сознание человека, потом схватил железную кочергу от камина и встал возле забаррикадированной двери, решив, что никто сюда не войдет, пока еще есть сила в его костяных руках.

Плюшевый Медведь и Морской Козел были целью нападения в той же степени, что и люди, и бились бок о бок. Козел откуда-то вытащил большую дубину и орудовал ею с большим искусством и определенной долей ликования. Из лап Медведя снова вылезли когти, и он рвал на части нападающих кукол с холодной методичной яростью. Пуги тоже выпустил устрашающие клыки и когти и злобно прокладывал себе дорогу сквозь плотно забившую палубу толпу кукол. Капитан на мостике выкрикивал проклятия и вызовы и пытался прибавить ходу, чтобы оставшиеся в Реке игрушки не догнали и не влезли на пароход. Пока что мозаичные куклы еще не добрались до мостика, но капитан уже приготовил на этот случай длинную абордажную саблю.

Мозаичные куклы покрыли уже всю палубу, и еще орды их лезли с обоих бортов. Их были сотни, и конца им не было видно. Меч легко их рассекал, но куклы отбрасывали поврежденные части и продолжали драться. Если повреждение было слишком серьезным, другие куклы тут же разрывали их себе на запчасти. Детали тел засыпали палубу и лезли под ноги. Отрубленные руки хватали людей за ноги. Люди начинали отчаиваться, потому что они уставали, а враги — нет.

Финли дрался на пределе сил, отдохнувший, сильный и смертоносный, и противостоять ему не могла ни одна кукла. Но их было много, и даже тот, кто был непобедимым Железным Гладиатором Арен Голгофы, не мог выстоять против целой армии. Евангелина с отчаянной решимостью прикрывала его со спины, стараясь работать мечом, как он ее учил, и изо всех сил сдерживала нарастающий ужас, чтобы не отвлекать Финли.

Баррикада вокруг Тоби и Флинна таяла медленно, но верно, несмотря на все их усилия. Становилось ясно, что репортеры дали загнать себя в угол, откуда нет выхода. Они выхватили мечи, невольно становясь участниками материала, который снимали. Тоби крикнул Флинну быть посмелее и проявить себя с хорошей стороны. Флинн огрызнулся, что у него таковой не имеется. Тоби хрипло засмеялся и обеими руками занес меч.

Джиль Дезсталкер стоял на носу один, окруженный разъяренными воющими куклами, прижатый к ограждению. Он дрался мощно и умело, постепенно уставая, но все еще сохраняя большую силу. Гул форсажа звенел в его руках. Шансы были плохи, но Джиль в своей жизни видал и похуже. По крайней мере так он полагал. Он впервые за время боя оглядел сотни наводнивших палубу кукол, и уверенность его поколебалась. Бывает неравный бой, который человеку не выдержать. Даже если он легендарный Джиль Дезсталкер. И все равно он бился, потому что больше было нечего делать, но отчаяние и что-то, что могло быть страхом, начало закрадываться в его душу. Он много раз смотрел в лицо смерти и никогда этого не боялся, но не думал, что смерть его будет такой. Умереть так недостойно, повергнутым просто массой врага. Быть разорванным на части игрушками дурацкой курортной планеты.

А игрушки напирали с ужасным воем, их искусственные голоса были полны злобы и предвкушения, взлетали мечи и секиры, чтобы разрубить его на части, не доступные восстановлению. И тогда гнев и отчаяние хлынули в душу Джиля и включили силы, которые дал ему Лабиринт. Мощь заструилась в спинном мозгу, в подсознании, осветив закоулки разума, которые Джиль никогда до сих пор не использовал, и он вдруг оказался в другом месте. Он стоял на мостике рядом с пораженным капитаном, а внизу толпа игрушек залила носовую палубу, где он только что стоял, и с глупым видом оглядывались — куда девалась добыча. Джиль неожиданно расхохотался. Он телепортировался! Теперь он чувствовал, как усваивается им эта новая способность, становясь естественной, как дыхание, и не мог не думать, какие же еще способности могут у него проявиться в час нужды. Посмотрев на кишащую толпу кукол, он неприятно улыбнулся и стал строить планы, как дальше применить свою новую силу.

Капитан на мостике шатался туда-сюда на своих деревянных ногах, размахивая саблей с большей силой, чем умением. Пока только немногие игрушки до него добрались, но слышно было, как за ними лезут другие. Попугай лупил их крыльями в лицо, выкрикивая ругательства и оскорбления, чтобы их отвлечь. Лишенный управления пароход бесцельно дрейфовал к берегу.

Внизу, на палубе, Что Хочешь принял свою самую смертоносную форму и разрывал ряды кукол бритвенно-острыми руками. Их оружие бессильно отскакивало от металлического корпуса, и потому они вцепились ему в руки и ноги, стараясь повалить просто весом и числом. Но игрушка, которая хотела быть фурией, стояла твердо и не падала.

А Пуги превратился в рычащую фурию ненависти и разрушения, и уже не был похож на персонаж мультфильма. Разгневанный теми, кто встал на пути между ним и его покаянием и посмел напасть на людей под его защитой, он бился неутомимо в центре палубы, круша всех, кто пытался его повергнуть.

Но слишком много было мозаичных кукол. Слишком много.

Хэллоуини в кают-компании беспомощно склонился над Джулианом, отчаянно пытаясь придумать, чем ему помочь. Игрушки ломились в забаррикадированную дверь и высаживали окна. Изо рта и носа молодого эспера по-прежнему текла кровь, как ни пытался остановить ее мальчик-скелет. На корабле был медотсек, но Хэллоуини знал, что у него сил не хватит тащить человека так далеко, даже если бы можно было проскользнуть мимо кукол. Сам Хэллоуини мог бы удрать, но не хотел оставлять человека беззащитным. Стучащие в дверь игрушки уже постепенно ее выламывали, и баррикада из мебели у двери шевелилась и отползала под ударами. И через окна тоже пытались влезть куклы. Хэллоуини метался туда-сюда, выталкивая их наружу.

Внезапно баррикада из мебели рухнула и разлетелась, дверь распахнулась и с воем ворвались игрушки. Хэллоуини бросился между ними и человеком, но их было слишком много, а он был всего лишь мальчик-скелет. Он рухнул им под ноги, кости его затрещали, но он из последних сил кричал Джулиану, чтобы тот бежал. Молодой эспер пытался встать на ноги и броситься на помощь своему маленькому защитнику. Над ним взлетели мечи и топоры. Раздался громоподобный хлопок, колыхнулся вытесненный воздух, и в центре кают-компании из ниоткуда появился Джиль Дезсталкер. Пораженные его странным явлением, мозаичные куклы отшатнулись, и Джиль шагнул вперед и рывком поставил Джулиана на ноги. В этот момент, когда игрушки еще не совладали с растерянностью, Джиль распростер свой измененный Лабиринтом разум и врубился в разум Джулиана. Минутное сопротивление — это молодой эспер догадался, что хочет сделать Дезсталкер, — и тут же Джиль отмел его в сторону и вызвал пси-бурю.

Страшный крик Джулиана перекрыл грохот боя, и все на миг замерли. Тут же будто ураган пронесся от носа корабля до кормы, сметая мозаичных кукол и выкидывая их за борт. Некоторых разорвало на части и развеяло по ветру. Другие просто взорвались и рассыпались осколками по палубе. Люди стояли и потрясенно смотрели, не затронутые силой бури.

Плюшевого Медведя силой ветра сбило с ног, но Морской Козел успел ухватить его за лапу, а другой рукой вцепился в релинг. Его чуть не разорвало пополам, но он не ослабил хватку. Он был Морской Козел и не бросал друзей. Пуги и Что Хочешь скрючились под грудой шезлонгов. В центре бури в кают — компании, куклы попадали замертво. Ветер вопил человеческим голосом в муке и восторге и очищал палубу от врагов.