Чтение 22–й страницы книги ~Поединок с собой~

- Но я думаю, что мнимое сходство объясняется одной общей причиной:
перегрузкой. Для Поля это - усиленный, неестественно быстрый рост, для вас
- чрезмерная работа и постоянное нервное напряжение. Я давно замечал, что
ваша нервная система работает с перебоями, нечетко, капризно. Очевидно,
такой темп для вас непосилен. Ведь вы все-таки человек... Ну, я хочу
сказать, что у вас более ограниченные лимиты энергии, чем у меня, вы часто
устаете. Сиаль-5 - не выход.

- Да, конечно, я все-таки человек, - не улыбаясь, произнес профессор
Лоран. - Так что же произошло в моем организме в результате длительной
перегрузки?

Альбер беспокойно задвигался. Если у профессора какое-то тяжелое
органическое заболевание, этот проклятый Мишель так и ляпнет ему в глаза.
Он хотел вмешаться, но Мишель бесстрастно проговорил:

- Крайнее истощение нервной системы. Дистрофия сердечной мышцы.
Гипотония. Вы нуждаетесь в длительном отдыхе, в перемене обстановки и
укрепляющем лечении. Но не в искусственном тонизировании. Прием Сиаля-5
надо немедленно прекратить.

Профессор Лоран долго молчал.

- Я думаю, ты не ошибся, - сказал он наконец. - Ты ведь не умеешь
ошибаться. Но подумай как следует, что можно сделать реально. Ведь ты сам
понимаешь, что я не могу сейчас бросить лабораторию и уехать куда-то
надолго.

- Вы можете, - прервал его Мишель, - если ваши помощники согласятся на
это время остаться здесь.

Профессор Лоран уставился на него.

- Вы слыхали, Дюкло? - спросил он, проводя рукой по влажному лбу.

- Видите ли, профессор, Мишель прав, - нерешительно сказал Альбер. - Мы
могли бы на время вашего отсутствия... ну, так сказать, законсервировать
лабораторию. Не проводить ни на ком никаких экспериментов со
стимуляторами, гормонами, электродами и так далее. Просто жить, читать,
проводить опыты в пробирках и термостатах в том направлении, в каком вы
нам укажете... Лечить Поля... Нет, правда, ведь лучше будет, если вы
вернетесь со свежими силами...

Профессор Лоран выслушал все это, глядя в одну точку перед собой.

- Нет, - сказал он потом. - Нет. У меня это попросту не выйдет. Мишель,
сообрази, что можно сделать, если я останусь тут, в лаборатории.

У Мишеля был недовольный вид.

- Мало что можно сделать. Длительный сон. Правильный режим. По меньшей
мере три-четыре часа сидеть на свежем воздухе, в саду. Усиленное питание,
особая диета; витамины, гормоны, первое время - камфара. Повторяю:
абсолютно отказаться от Сиаля-5. Вам больше неоткуда занимать сил, все
ваши резервы исчерпаны.

- Хорошо. Разработай принципы диеты, дозировку лекарств и расписание
дня. Постараюсь выполнять все твои предписания.

- Мне все же непонятно, почему вы хотите остаться в лаборатории? -
спросил Мишель.

- Скоро скажу. У меня есть свой план.

За обедом Альбер рассказал об этом разговоре Роже. Тот выслушал и
глубокомысленно хмыкнул.

- А ведь знаешь, - сказал он, подумав, - твой профессор, пожалуй,
боится этого своего молодчика! Мишеля, понимаешь? Этот парень очень
высокого о себе мнения. И не будь я Роже Леруа, если он не считает себя
умнее профессора.

Альбер твердо помнил, что он не сообщал ни Роже, ни Раймону своего
мнения о честолюбии Мишеля.

- Почему ты так думаешь? - спросил он.

Но Роже не любил объяснений.

- Да чего там, это же в глаза лезет, - буркнул он. - Оставь на такого
типа лабораторию, он тут все на свой лад переиначит. Вернется твой
профессор - ни лаборатории, ни жены.

- Ну, ты уж скажешь, Роже!

- А чего? Слепой я, что ли? Луиза, как воск, тает от этого красавчика.
Разве женщины что понимают!

- Конечно, ей следовало бы влюбиться в тебя... - еле сдерживая смех,
пробормотал Альбер.

- А что ты думаешь, она на этом не прогадала бы! Да ты не скалься,
ничего тут смешного нет, что хорошая девочка влюбилась в такого дешевого
парня. И только потому, что он первый пригрел и защитил ее. Всего сутки
форы - и такой субъект финиширует, черт бы его побрал!

- Ну брось, Роже. При чем тут сутки форы? - сказал Альбер, прихлебывая
кофе. - Что ж, по-твоему, такая женщина, как Луиза, может влюбиться в
каждого, лишь бы он вовремя ей встретился?

- А, что ты понимаешь! - разозлился Роже. - Девочка была так замучена,
что хоть вешайся. И вдруг среди такого беспросветного мрака появляется
нормальный человек, не пугается ничего, никаких этих ужасов, с ней говорит
ласково, смотрит на нее как на женщину, а не как на пробирку. И собой,
вдобавок, недурен. Ты щенок, ты жизни не понимаешь...

- Да брось ты, Роже! - засмеялся Альбер. - Я всего на два года моложе
тебя.

- Это - по свидетельству о рождении. А на деле ты передо мной младенец.
Особенно - что касается женщин. Уж в этом-то Роже Леруа разбирается, будь
уверен! Да не скаль зубы, послушай, что я тебе расскажу. Шел мой приятель
однажды ночью по Марселю. И видит - стоит в подворотне девушка и плачет.
Тихо так плачет и вся дрожит. Он подошел, начал спрашивать, что да как.
Оказалось - приехала из деревни, мачеха ее из дому выжила. Устроилась
прислугой. Девушка она красивая, хозяин начал к ней приставать. Ну,
хозяйка заметила и сразу его - бац-бац по физиономии, а девчонку - на
мостовую. И денег ей даже не заплатила. Вот эта самая Сюзон и очутилась
поздно вечером на улице без гроша в кармане. И куда идти - не знает: в
Марселе всего месяц и почти не выходила из дому. Этот мой приятель отвел
ее к хорошим людям переночевать, дал ей денег и на работу помог
устроиться. Ну вот, он вполне по-честному с ней: не приставал, никаких
глупостей насчет ее красивых глаз не говорил, сразу сообщил, что у него
жена и дочка, - ну, чтоб Сюзон не думала, что у него на уме баловство. И
внешность у него самая что ни на есть обыкновенная - ну, человек как
человек, и все тут. А эта Сюзон - красотка хоть куда и девушка хорошая,
серьезная такая. Так вот, знаешь, как она в него влюбилась, это ужас, вся
извелась, бедняжка. Говорит так серьезно, как молитву читает: "Знаю, что
это грех - любить женатого человека, но ничего не могу с собой поделать,
сердцу не прикажешь". А глаза у нее синие-синие, ресницы длинные, темные.
Я прямо удивлялся, как это мой Гастон может устоять. Но он, конечно, ее
жалел: ей всего семнадцать лет, девушка хорошая, зачем ей жизнь портить.
Вот! А спроси, почему она именно в Гастона влюбилась? Да только потому,
что ей некуда было деваться, а он ее выручил.

- Совсем не тот случай, - возразил Альбер. - Твой Гастон, как видно,
человек очень честный и хороший. В него можно влюбиться и совсем в других
обстоятельствах. А тут, ты сам говоришь: хорошая женщина и ненадежный
человек... Слушай, а он не соврал нам снова, насчет редакции?

Роже усмехнулся, блеснув ровными белыми зубами:

- Будь спокоен, я это дело проверил. Зашел в эту его редакцию, спросил
Раймона Лемонье. Секретарша говорит: он сейчас в редакции не бывает,
выполняет срочное поручение шефа. А что, мол? Ну, я спросил эту рыженькую
секретаршу - между прочим, очень и очень неплохая девочка! - я, дескать,
не ошибаюсь, это тот самый Лемонье, высокий, темноволосый красавчик,
щеголеватый такой, и носит перстень с печаткой?

- Какой перстень?

- А ты что ж, не видел? Какая-то у него фамильная реликвия, говорит.
Уж, наверное, он Луизе на этот счет сочинил хорошенькую историю! Ну вот,
так секретарша подтвердила: да, говорит, он самый. Я говорю: ну, привет
ему от Франсуа с "Нанси", была у меня для него интересная история, но что
поделаешь, раз он занят... Эта рыженькая меня очень упрашивала зайти еще
при случае - может, я застану Лемонье. Черт, сколько я теряю из-за твоего
профессора!

Альбер заметил, что профессор Лоран как будто побаивается читать записи
Мишеля. Он несколько раз протягивал руку к пачке, лежащей на подоконнике,
и снова отдергивал. На лице его было выражение досады и растерянности.
Наконец он сказал:

- Дюкло, вы не дежурите? Посидите около меня.

Альбер сел на стул у дивана. Профессор Лоран схватил пачку листов таким
решительным, порывистым движением, словно она горела и надо было затушить
огонь.

- Вы возьмите книгу, почитайте, - бросил он Альберу и впился глазами в
первую страницу рукописи.

Наступило долгое молчание. Профессор Лоран читал быстро, листы то и
дело шуршали в его руках, отправляясь на подоконник. Альбер смотрел в
окно.

Всю ночь напролет лил дождь, и теперь над Парижем по мглистому небу
неслись клочья туч, словно черный дым, изорванный ветром, деревья влажно и
глухо шумели, тускло блестящие ветви стучали в окна, и по стеклам стекали
извилистые водяные струйки. Альбер посмотрел в окно и вздохнул: ведь так
недавно они с Роже ночевали в газетном киоске на набережной Сен-Бернар, а
кажется, что прошла целая вечность и они живут в каком-то другом мире,
невероятном, полном чудес.

Профессор Лоран не то вздохнул, не то простонал. Альбер тревожно
оглянулся на него.

- Ничего, - сказал профессор Лоран. - Я просто устал...