Чтение 22–й страницы книги ~Братство Конца~

присутствовать при совершении ритуала возвращения души. Что именно для этого
может понадобиться, сейчас не скажет никто, но я был бы рад любой помощи!
Совету, оружию, заклинанию, да чему угодно! Конечно, мои спутники многого
стоят, но...

Я замолчал и выжидательно посмотрел на толстяка. Он почесал косматую
голову, а потом неуверенно пробормотал.

- Может, мне с тобой отправиться?..

- Не думаю, что это необходимо, - улыбнулся я.

И тут его лицо прояснилось.

Он оторвался наконец от двери, коротко бросил:

- Пошли! - и, обогнув меня, быстро направился в глубь своего особнячка. Я
двинулся за ним следом.

Через минуту мы оказались в большом зале, занимавшем, как я понял, почти
весь первый этаж здания. Зал был заставлен хорошо мне знакомыми книжными
стеллажами, на которых довольно просторно расположились переплетенные книги,
бумажные и пергаментные свитки, нанизанные на длинные, прочные шнуры
глиняные таблички, напоминавшие слепки небольших кирпичей. Кроме того, на
тех же стеллажах располагались пучки ярких птичьих перьев, горки
разноцветных ракушек, коробочки с каким-то мелким сором и другая дребедень
того же рода.

Кивком указав мне на небольшое кресло, прислоненное к стене, Твердоба
скрылся между стеллажей, и скоро оттуда донеслось его недовольное ворчание:

- И куда же это она опять запропастилась?.. Ведь я точно помню, что
укладывал ее на четвертую полку двенадцатого стеллажа, а вот поди ж ты!..
Опять, наверное, пошла по знакомым!.. Ну не стоится ей на своем месте,
обязательно надо по соседям шастать!.. И о чем только болтают?!

Это странное бормотание длилось довольно долго, перемещаясь по всему залу
без какой-либо определенной цели, и завершилось совершенно неожиданно
громким возгласом:

- Так вот ты куда затесалась!

Толстяк вынырнул из-за стеллажей и направился к небольшой конторке,
притулившейся в углу, около входной двери, аккуратно неся в ладонях
небольшой томик в темном, слегка потертом переплете. Я вскочил со своего
креслица и последовал за ним. Твердоба уложил томик на наклонную столешницу
конторки и ласково погладил переплет. А затем неторопливо, я даже сказал бы,
торжественно, откинул крышку переплета.

Титульный лист книжечки был... пуст! То есть абсолютно пуст! На нем не
было ни малейшего намека на текст! Твердоба чуть задрожавшими пальцами
перелистнул сразу несколько листов, и нашим взорам открылся девственно
чистый разворот. Я с некоторым удивлением взглянул на хранителя. Его
толстощекая физиономия побледнела, губы крепко сжались, а брови сурово
сошлись над переносицей. Весь его вид показывал крайнюю степень возмущения.
Он оторвал ладони от книги и упер руки в бока, а затем сурово произнес:

- Это что это ты себе позволяешь?! Ты как себя ведешь?! А ну-ка
немедленно верни на место то, что в тебе написано!..

От неожиданности я едва не сел на пол! Твердоба на полном серьезе делал
выговор лежавшей на конторке книженции.

- Я кому сказал!.. - продолжал между тем ругаться хранитель библиотеки. -
Или ты хочешь в нижний запасник месяца на три отправиться?

Последняя угроза подействовала на книгу самым удивительным образом. На ее
чистых страницах стремительно проступили... китайские иероглифы! Впрочем,
может быть, это были иероглифы японские, я, признаться, слабо разбираюсь в
нюансах написания и тех и других. Но только после появления этого текста
физиономия Твердобы из бледной и рассерженной стала красной и обиженной. Он
повернулся ко мне и буквально со слезами на глазах завопил:

- Ну ты посмотри, до какой степени они распустились!.. Ты глянь, что эта
дрянь себе позволяет, а?..

Затем, переведя возмущенный взор на книжицу, он заорал:

- Что, очень умная стала?! Ну так я из тебя дурь-то выбью!.. Я тебя научу
дисциплине и послушанию!.. Ты у меня надолго запомнишь эти свои фокусы!..

Я тронул за рукав разошедшегося хранителя и негромка спросил:

- Слушай, дорогой мой, а в чем, собственно, дело?

Он повернулся ко мне и несколько секунд пытался сообразить, зачем я
отвлекаю его от воспитательной деятельности. Наконец до него дошла суть
моего вопроса, и он довольно спокойно объяснил:

- Да, понимаешь, это королевская антология наговоров, заговоров и
заклинаний. Называется она "Краткий письмовник чародея, или Ни дня без
колдовства". Она бы тебе весьма пригодилась, поскольку содержит очень
короткие заклинания, наговоры, ну и тому подобные штуки буквально на все
случаи жизни... Но ты видишь, что эта пакостница удумала! - Он снова
повернулся к конторке. - Ты глянь, что она показывает!.. Ведь знает,
маленькая негодница, что по-китокски сейчас уже никто не читает!

- А что, она может и другим шрифтом написанное показать? - несколько
растерянно спросил я.

- Конечно! - завопил хранитель. - А вместо того чтобы работать, как
полагается добропорядочной книге, она шутки удумала шутить!

Я понял, что Твердоба готов разразиться новыми проклятиями и угрозами,
поэтому спокойно, но твердо взял его за локоть и негромко сказал:

- Позволь мне самому поговорить с этой замечательной книжечкой...

Хранитель рассерженно посмотрел на меня, недовольно пробурчал:

- Ну, поговори... - и отошел от конторки.

Я занял его место, бережно закрыл книжечку и погладил потертый переплет.
Потом, собравшись с мыслями, я негромко обратился к шутнице:

- Ты, конечно, очень остроумна, но теперь попытайся взять серьезный тон и
внимательно меня послушай. Жила на свете очень молодая и очень красивая
девушка. Когда эта девушка выросла, она стала королевой. С детства ее
окружали внимание и любовь, забота и ласка. Она никогда не сталкиваюсь с
завистью и коварством, ложью и предательством, а уж о том, что они свили
гнездо возле ее трона, она и подумать не могла. И тем не менее именно это
произошло. Двое негодяев, втершись к ней в доверие, разлучили ее тело и ее
душу и теперь пытаются поделить доставшуюся им страну. А душа этой девушки
бродит призраком по Замку, даже не зная, куда увезли ее тело.

Я хочу попытаться спасти эту девушку и наказать тех двух негодяев. У меня
есть сильные и верные друзья, но нет мудрого, знающего помощника, товарища,
который в нужный момент даст верный совет. Подумай, может быть, ты сможешь
стать для меня таким товарищем?..

Произнося этот длинный и довольно напыщенный монолог, я поначалу
чувствовал себя довольно глупо. Мне на ум почему-то пришел пушкинский
Лепорелло с его: "Прекрасная, преславная статуя!"

Но постепенно я увлекся, и в конце концов мое заключительное предложение
прозвучало от чистого сердца. Поэтому, подождав минуты две-три, я с
некоторым трепетом перевернул крышку переплета. На титульном листе четким
шрифтом, нашей родной кириллицей было выведено "Краткий письмовник чародея,
или Ни дня без колдовства".

Я перевернул титул и прочитал на следующей странице:

"Глава первая. Вводная".

У моего левого плеча тихонько засопел Твердоба, а потом, уразумев, что от
конторки меня теперь не оторвать, отошел на цыпочках в сторону. А я
погрузился в самое занимательное чтение, какое когда-либо попадалось мне в
этой жизни.

Вводная глава была достаточно короткой. В ней говорилось:

"Магия есть способность человека повелевать природными стихиями с помощью
Слова и Жеста либо с помощью предметов, в которые вложены Слово и Жест и
которые возбуждаются Словом и Жестом. Мощь магии зависит от величины Дара
чародея и используемого источника. Магия имеет три источника.

Первый из них - Знание. Магия Знания постигается усердием и прилежанием,
но имеет самое слабое проявление и дает самый слабый результат. Магия Знания
не требует от чародея Высокого Дара.

Второй - Ненависть. Магия Ненависти постигается умом, имеет мощное
проявление и способна смести любые преграды, кроме одной. Магия ненависти
требует от чародея Высокого Дара и не требует Исключительного Дара.

Третий - Любовь. Магия Любви постигается сердцем (душой), имеет
сокрушительное проявление и способна смести любые преграды. Магия Любви
требует от чародея Исключительного Дара.

Магия имеет три сферы применения и три пути развития..."

Я, не отрывая взгляда от чистеньких страниц, листал Книгу. Толстый томик,
разделенный на семь глав, содержал около сотни различных заклинаний,
наговоров, приворотов и тому подобных магических наборов слов. Большинство
из них представляло собой небольшие, легко запоминающиеся стишки, похожие на
детские считалочки, пересыпанные непонятными, лишенными смысла словечками,
над которыми обязательно указывались ударения. Под многими из этих стишков
стояли подробные пояснения, как их надо читать или напевать, какими жестами,
или по-другому - пассами, их необходимо сопровождать.

В общем, просидев над книгой до самого обеда, я понял, что, несмотря на
всевозможные подробнейшие объяснения, львиная доля успеха в деле
каждодневного колдовства зависела от таланта чародея или, как это было
обозначено в книге, от величины и направленности его Дара. В некоторых
случаях прямо говорилось, что при наличии в Даре чародея четко выраженной
истомной составляющей произносить можно только первые два или три слова
заклинания. Правда, я совершенно не представлял себе, что такое "истомная
составляющая" и какого рода Дар у меня имеется (если он имеется вообще!).

Но самое обидное состояло в том, что в книжке по-прежнему оставалась
масса пустых или заполненных совершенно незнакомым мне шрифтом страниц.
Интуитивно я понимал, что они также несут какой-то важнейший смысл, какую-то
ценнейшую информацию, но для меня эта информация была закрыта. Это очень
раздражало, казалось, что именно на этих чистых листах или за этими
непонятными письменами лежит то самое главное, без чего мне никогда не стать
настоящим магом, но что я мог сделать. На этот раз книжка не шутила и не
глумилась надо мной, она прятала что-то, до чего я, по-видимому, еще не
дорос. А может быть, Книга боялась открывать мне все свое содержание,