музыке и вера в чудеса. Да, это чудо... Его действительно забрасывали
помидорами, но и плакали. Играл он дьявольски хорошо. Это говорю вам я -
Марандини!
встречаться взглядом тяжело, промелькнула настороженность.
жадными глазами автобусы, уходящие в Рови, а на четвертый поехал туда сам.
Впервые он засветло подошел к домику, увитому глициниями. Дышалось легко.
Не мучала одышка, особенно донимавшая в прокуренном, пропитанном винными
парами подвальчике. "Надо ездить в горы, иначе пропаду. Опять начнется
обострение, опять рентгенотерапия, переливание. Чаще, чаще нужно приезжать
сюда".
го-ры", - отбивал он шаг и вдруг остановился. Горы? Нет, что лукавить, не
только горы, но и радость предчувствия встречи. Теперь он зашагал
медленней. Почему так тянет к ней? Ну что в ней особенного? Ничего.
Ничего, кроме самого главного - ни с кем не было так хорошо, так
безмятежно и счастливо.
переспросила:
жила здесь... Так, снимала помещение... На всякий случай. А на канатной
фабрике, - женщина поджала губы, - чего ей там делать, на канатной
фабрике? Ее каждый раз отсюда на хорошей машине увозили. Только машина у
станции поджидала. А нам-то в поселке все известно бывает Вот так-то.
где он впервые по-настоящему понял, как ему нужна Инса.
узнать о ней, но в тот же вечер, только-только возвратясь из Рови, он
опустил руку в почтовый ящик, нащупал конверт, и первой мыслью было: "А
вдруг от Инсы?" Тут же, правда, он обругал себя, постарался обозлить,
восстановить себя против нее, но это получилось у него не очень удачно.
Видимо, кто-то из людей Нолана бросил его в ящик. Даже в таком письме,
которое походило на донос, Нолан, как всегда, был изысканно вежлив,
заботлив и предостерегал Крэла, намекая, что Ваматр не простит
вмешательства в его дела. Заканчивал Нолан добрыми пожеланиями здоровья -
"Опять он о моем здоровье! Вот почему не взял", - и далее всего несколько
слов: "Инса свой человек в лаборатории Ваматра. Это проверено".
Инса. А если нет?.. Сделано открытие, но радость убита Ноланом. Пришел на
помощь домик, увитый глициниями. Тихий уголок, показавшийся счастливым
прибежищем. Не осталось и этого. Глицинии есть, а Инсы нет... Тоже Нолан.
Зачем ему это? Заботится, ограждает от Ваматра, как будто боится
повторения истории с Лейжем, любит. Любит по-своему, очень холодно,
эгоистично. Для себя. Он ничего не сможет поделать с Ваматром, если Ваматр
узнает секрет синтеза фермента.
сведения, полученные от Нолана, решать, кто из них прав. Нет, нет, следует
побольше узнать о Ваматре, найти его. Инса у него... Надо встретиться с
ней. Хотя бы один только раз.
эффект произвело и следующее письмо. В нем, лаконичном, немного суховатом,
очень нолановском, опять содержались предупреждения. Из него было видно,
что о каждом шаге Крэла, даже о посещении кабачка Марандини, уже известно
Нолану. В письмо была вложена фотография Лейжа. Зачем? Как предупреждение,
как острастка? Смотри, каков - красив, молод, силен, и погиб, а ты... Крэл
не любил свою внешность, избегал встречи со своим лицом в зеркале, но,
получив фотографию Лейжа, потянулся за зеркалом. Смотрел на себя и на
Лейжа. Так вот каким Лейж был перед тем, как пойти к Ваматру. Улыбающимся,
радостным, белозубым. Погиб страшной смертью, уничтожен бессмысленно,
жестоко.
глядело словно чужое лицо, однако не пугающее, чем-то даже обнадеживающее.
И подумалось: "Лейж красив, а вот безвольного изгиба губ у меня нет".
Именно на Венеру. Ни Луна, ни Марс не привлекали его. Привлекала Венера.
Он, как и все его сверстники, отлично знал, что технические средства еще
недостаточны, что послать корабль с людьми, сесть на Венере и возвратиться
на Землю еще нельзя, но продолжал мечтать о полете. Мечтал долго, упорно.
Больше того, он готов был удовлетвориться билетом "туда" без обратного.
Только бы достигнуть, только бы узнать, повидать никем не виданное. Пусть
даже не вернуться, но долететь туда! В те дни расплата жизнью не
представлялась чрезмерной, а теперь, когда из-за острого белокровия жизнь
оказалась ограниченной малым сроком, Крэл считал, что отдать ее надо
подороже, и не страшась. Попасть к Ваматру! Смешно - человек согласен
лишиться жизни, но не знает, как именно сунуть голову в петлю.
стремясь проникнуть в тайну энтомолога.
поисков: Крэл отправился в институт, в котором работал Лейж. Да, Аллан
Лейж уволился. Да, года два назад. Куда уехал? Говорили, что
законтрактовался в Африку, похоже, подхватил там тропическую лихорадку. От
нее, вероятно, и умер. А впрочем, никто ничего толком не знал.
напрасным - там Крэл узнал, где жил Лейж.
Гостеприимная старушка безудержно, пользуясь редким случаем, болтала,
вспоминая своего постояльца, хвалила его за добрый нрав, покладистость и
только сетовала, что в последние недели он вдруг увлекся губной
гармоникой.
был таким хорошим! - А вот Китти...
Аллан начинал играть. Посудите сами, каково было мне. Отказать Лейжу от
квартиры из-за этой гармоники или отказаться от любимого маленького
существа. Ах, как я страдала! Китти до сих пор скрашивает мое одиночество.
Она уже совсем старенькая, а вот Аллан, - старушка всплакнула, - Аллан
говорят, погиб.
знает ли она, когда, где, как это случилось. Старушка ничего не знала. Уже
прощаясь, Крэл спросил, не осталось ли книг Лейжа, каких-нибудь записок.
отъездом он жег и жег в печурке бумажки. Меня это очень тревожило, но я
себя успокаивала: раз Аллан это делает, значит, так надо. Вероятно,
необходимо было сжечь все, понимаете - все. Но ему это не удалось. О, как
я переживала, когда, убирая в ящике со старыми бумажками - счета из
магазинов, квитанции из прачечной, что у меня может быть еще? - я вдруг
обнаружила листочек, исписанный его рукой. Я храню этот листочек. Не знаю,
может быть, и его следовало сжечь, но я храню. - Она закинула голову и
посмотрела на Крэла горделиво. - Храню. А если Аллан вдруг вернется, если
эта записочка ему будет нужна. Очень нужна. Ах, как все это мучительно...
прочитать эту записку. Он понимал: старуха - режь ее - не отдаст бумажку,
и схитрил:
своей преданностью, охраняя клочок бумаги, который может пригодиться ее
Аллану, а теперь не смогла ответить на простой вопрос.
писал? Пожалуй, я никогда не читала его бумаг, его писем. А вы знаете
почерк Лейжа?
искренне.
через десять она принесла шкатулку.
стойкой, на которой лежала шахматная доска. С одной стороны доски стояла
тарелка с поджаренными фисташками - Марандини после каждого хода отправлял
в рот по зернышку, - с другой тарелка, на которой лежал запечатанный
конверт. Конверт был большой, продолговатый, сделанный из хорошей бумаги.
Доставалов Александр
Лукин Евгений
Максимов Альберт
Ларссон Стиг
Гюго Виктор
Фазиль Искандер