Чтение 22–й страницы книги ~Под небом голубым~

бились на проволоке, изредка оглядываясь туда, откуда двигалась волна
Преображения. Сам процесс нельзя было уловить, но стоит отвернуться или
сморгнуть - и вот, очередной ряд многоэтажек исчез, вернее, превратился в
нечто иное, отсюда не заметное. Может, в группу глубоких благоустроенных
ям или в полые столбы, вполне пригодные для жизни определенного рода
Обитателей. Нынешние же с ужасом глядели на изменяющийся город и трепетали
перед участью, на которую были обречены. Непонятно, откуда, но они знали о
том, что их ждало. Возможно, просто догадывались о чудовищности будущего,
не имея более конкретного о нем представления.
Но чем ближе придвигалась волна Преображения, тем исступленнее бились
не-люди. Один случайно упал, напоролся горлом на металлическую колючку;
потекла кровь. Раскачивания проволоки привели к тому, что рана начала
расширяться, Обитатель не мог высвободиться и вскоре умер. Остальные,
похоже, заинтересовались этим, многие стали падать на колени и тянуться
шеями к шипам.
"Что они..."
Намеренно рвали кожу на горле и умирали с успокоенными улыбками на устах.
Вот что они делали.

26. Из-за специфики своей работы человеку часто приходилось сталкиваться
со смертями. В основном - с трагическими; будущий покойник непременно
умирал "со значением", то бишь, отнюдь не за понюшку табаку. А даже если и
за понюшку, то уж так умирал, что все понимали: глубокая и вечная
философия стоит за такой вот обычной с виду понюшкой. Было: стрелялись,
прыгали с кручи на острые камни, травили друг друга экзотическими ядами,
закалывали в нише кинжалом, даже вешали. Делалось все это по принципу:
собаке собачья смерть, человеку - человечья, - и уж если играл ты героя,
то умирал под всхлипывания и шорох платочков женской части аудитории. Ну а
коли сподобили на роль негодяя - изволь, подохни как можно
непритязательнее, чтобы ни один зритель не пожалел...
Эти умирали так, словно мазали варенье на хлеб. Обыденно умирали. Даже с
радостью - что нашли выход из, казалось бы, безвыходной ситуации. Как тут
не вспомнить про отчаянный визг безголовых?..
"Неужели так страшно?.." Он попытался представить себе, как это - быть
зданием, вечно меняющимся, безголосым и безликим. Стоишь где-нибудь на
улице, а по твоим внутренностям ползают, копошаться Обитатели, подтачивая
изнутри, царапая, терзая словно неразделенная любовь, словно мерзкие
червяки-паразиты, словно воплотившееся время, словно... "А что, если все
здания в городе когда-то были живыми существами?
/И кстати, не боишься стать одним из них?/
Боюсь. Но мне-то деваться некуда.
/Им-вон тоже. Поэтому и рвут себе горло, неумело и всерьез. Ты бы смог?/"
Что ответишь на такое, даже самому себе?
Наверное, нужно было отвернуться, не глазеть на них, уважать чужую смерть,
но человек не мог пошевелиться - и смотрел. Как будто провожал в последний
путь, обещая: "Запомню всех вас, всех до одного".
Преображение приближалось.
И вот - неожиданно даже для самого себя - один из Обитателей сумел
вырваться из проволочного плена. На мгновение замер, не веря в свое
счастье, затем нервно оглянулся, вздрогнул, побежал. Остальные (кто выжил)
следили за ним, приостановив попытки умереть. Тишина, густая и терпкая,
заполнила все вокруг.
Обитатель пробежал только пару шагов. Потом нога его попала в асфальтовую
ямку, подвернулась, тело потеряло равновесие и упало. Что-то хрустнуло.
"Похоже, приятель, добегался".
Лежавший на асфальте не-человек попытался подняться - не получилось. Тогда
он выпростал левую руку и, загребая ею, как клешней, пополз. Но достаточно
было одного взгляда, чтобы понять: Обитатель не успеет ни добраться до
проволоки, ни - тем более! - до выхода из города.
Преображение приближалось.
Подул ветер, подбросил на ладони треугольники флажков и убежал дальше.
Те, кто висел на ограде, уже умертвили себя. Они остались вдвоем: человек
и не-человек, - ветер не в счет. Осознав тщетность своих попыток,
Обитатель замер и, задравши голову, внимательно посмотрел в глаза
человеку.
"Нет! Я этого не сделаю. Да и как?.."
Ждал возражений, но внутренний голос молчал - предатель.
"Я не сделаю этого! И не проси!"
Да, сотни сотен раз убивал, травил, закалывал кинжалом и протыкал шпагой,
сбрасывал с моста, с обрыва, со счетов, душил - но понарошку. Если
решишься, руки сами выполнят всю работу, не дрогнут - привыкли. А как
насчет души? Не привыкла, нет, не привыкла и вряд ли привыкнет...
Отчасти он был прав, отчасти ошибался.

27. Каждый раз, когда останавливаешься и пересматриваешь всю свою жизнь,
понимаешь, что состоит она, по большому счету, из Событий и Поступков. Не
вспомнить уже, как выглядела та девчонка-одноклассница, из-за которой
отчаянно дрался после школы с взрослыми мальчишками; и день тот, когда
помог незнакомому человеку, - пасмурный ли, солнечный ли был день? - нет,
не припомнить. Только просыпается в груди Дыхание - то самое, что делает
тебя Богом, всесильным, всемогущим, мудрым, бесстрашным...
Волшебные минуты. Страшные минуты. Быть Богом, даже несколько мгновений, -
это так тяжело. Это так восхитительно.
Человек поднялся с колен и шагнул к ограде. Внутренний голос тотчас
оживился: "/А что, если по ту сторону и тебя ждет такая же участь? Что,
если только находясь в саду ты обезопасен от бессмертия домов? Неужели
пожертвуешь собой, неужели рискнешь, неужели?../"
Но Дыхание уже распирало грудь, и человек перешагнул проволоку, словно
великан - одним махом - горную гряду.
"/Безумец.../"
Склонился над раненым Обитателем, всмотрелся в молящие глаза. Потом скинул
с себя куртку, свернул в некое подобие веревки и обхватил шею не-человека.

ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.

28. Он молчит, и существо тоже молчит. И город молчит - испуганный,
притихший. Рассказывать не хочется. Рассказывать надо. Иначе боль, которую
разворошил в груди, вспыхнет и сожжет дотла.
Человек продолжает.

ЧЕЛОВЕК. ВОСПОМИНАНИЯ.

29. По сути, это было его первым действием, открыто направленным против
города. Выражение протеста, неподчинение местным законам
"/...городского самоуправления!/".
Человек развернул куртку, встряхнул ее, пытаясь разгладить складки, и
надел, не застегивая.
Преображение приближалось.
- Ну, что ты сделаешь теперь!
Ветерок, вернувшийся и возобновивший игру с флажками, затих и уселся на
мостовую, скрестив ноги. Большими голубыми глазами следил за безумцем.
- Преврати меня в дом, ты, смесь борделя с отхожим местом! Преврати -
ну-ка, давай! Я нужен тебе, и мы оба знаем это. Тогда будь добр, считайся
со мной, сын пьяного строителя и безумной чертежницы! Я не позволю тебе
делать их домами. Не позволю! Не позволю!.. Я буду убивать их, слышишь,
буду убивать их, всех, кого смогу спасти от омертвения, от превращения в
предметы, здания, в часть тебя самого! Ты не получишь их душ - до тех пор,
пока я здесь! Не получишь! Не получишь!..
Город слушал. Слушали стены и крыши, окна, двери, чердаки, подвалы,
слушали камни мостовых, улицы и проспекты, площади и аллеи, и, конечно же,
Врата. Слушал фонтан и слушали канализационные коридоры, слушали лестницы
и мосты.
Не слушал только ветерок. Ветерок удивленно глазел на что-то за спиной
человека.

30. Человек обернулся.
На мостовой лежала плоская палка, похожая на тень от креста. Потом понял:
не палка, меч.
Наклонился, поднял - непривычно-привычная вещь. Ему доводилось держать в
руках мечи, но ни один не был настоящим. Этот - был.
"Что?.. Капитуляция? Признание моих прав, моей силы? Или - ловушка?
Ликовать мне или страшиться непонятного подарка?"
Не знал.
Повесил ножны на пояс и пошел по городу: то ли отыскивать не сумевших
бежать Обитателей, то ли...

31. После меч исчезнет, чтобы появиться накануне очередного Преображения.

ГОРОД. БИБЛИОТЕКА.

32. ...остановился и откинул капюшон, подставляя звездному душу бледное, с
черными вишнями глаз лицо. Жадно раздувая ноздри, ты вдыхал
влажновато-насмешливое дыхание ветра: "Строи-и-итель".

ЧЕЛОВЕК. СЕЙЧАС.

33. - Так у меня появился меч, - говорит человек.
- Но это не главное, - утверждает существо.
- Да. Не главное. Главное случилось недавно, когда ко мне пришел Дер-Рокта.
Существо вздрагивает и готовится слушать.