Чтение 22–й страницы книги ~Трехручный меч~

Он в самом деле отпил по глотку из каждого кувшина, оставил один и велел принести еще, так же тщательно выбирал мясо, сыр, рыбу, даже в зелени поковырялся, как свинья в желудях, велел унести недостаточно на его взгляд свежую, потребовал самой свежей, прямо с грядки.

А потом нам подавали на стол окорока, ветчину, шейку, карбонады, жареных лебедей, печенных в своем соку гусей с множеством рябчиков внутри и обжаренными куропатками вокруг, карасей в сметане, скворцов с острой подливой и тысячи разных блюд, которых не упомнил, но наелись всласть, и после такого обеда, отяжелевший настолько, что едва не поддерживал живот обеими руками, я вышел за ворота, выбрал уединенное место, и словно из-под земли появился волк, над головой захлопали крылья, черный с металлическим отливом птах красиво снизился на свежесколотую гранитную глыбу.

- Ну, - сказал я бодро, - какие новости? Со своей стороны, сообщаю, не дожидаясь расспросов масс, что завтра с утра выступаем в поход на крепость тролля.

Волк прорычал:

- Прекрасно...

Ворон каркнул, почистил перья, заговорил важно, даже не усидел на месте, а начал прохаживаться взад-вперед для солидности по плоской вершине камня:

- Я в первую очередь изучил местоположение замка. Так, на всякий случай. А вдруг мы восхотим его взять штурмом?.. Словом, земля этого барона является, можно сказать, островом. Или полуостровом. Мы подъехали с единственной стороны, откуда можно приблизиться, а с юга берега скалисты и обрывисты. К тому же из воды в часы отлива высовываются острые зубья подводных скал, но и во время прилива их не миновать, пробьют дно любого корабля, и самые отборные войска пойдут на дно, как стада баранов.

Он прошелся еще пару раз уже молча, держа театральную паузу. Волк оскалил зубы, посмотрел на меня, я ответил едва заметным кивком, чтобы ворон не увидел, пусть один тешит артистическую натуру, а второй видит, что я все замечаю.

- Но, - заговорил крылатый стратег, - если высадить десант в единственно возможном месте, на севере... это где мы шли, то чем поить армию, чем поить могучих быков, а ведь им тащить осадные боевые машины, катапульты, баллисты? Вы сами видели, что последние десятки верст ни одной речушки, ни одного колодца, даже родники остались позади! Если же доставлять воду в бочках и бурдюках из ближайших портов империи, то малейшая задержка из-за бури, штиля или нерасторопности местных властей приведет к бунту страдающей от жажды армии.

Я слушал-слушал, волк первым начал позевывать, ворон смотрел сердито, я сказал наконец с чувством:

- Прекрасная работа!.. Уверен, что, задумай взять замок сэра Генриха, по твоему плану бы взяли. Но так как завтра с утра в поход, я просто надеюсь, что и замок проклятого тролля сумеешь так же хорошо изучить из поднебесья.

Ворон пыжился от похвал, каркнул во все вороново - не воронье, не путать, ка-азлы! - горло:

- Сделаю!.. Ничто не ускользнет от моих зорких очей. А то все орлы, орлы, орлы... тем горбоклювым ума не хватит, чтобы понять, что видят!

Мимо нас по дороге к замку проезжали телеги, подводы и даже повозки, однажды из замка выметнулись легкие всадники, поскакали в разные стороны, что понятно, надо народ собирать. Еще проехал один весьма надменный рыцарь, по крайней мере, он мне показался таким. Естественно, я отреагировал, я же мужчина, да еще и варвар.

Волк спросил с удивлением:

- За что вы его возили мордой по земле?

Я буркнул, восстанавливая дыхание:

- Сам знает.

А ворон сказал с укором:

- Мой лорд, вы его не поняли. Этот молодой и хорошо воспитанный человек всего лишь показал вам знаками, что его зовут Хуан.

Я подумал, почесал в затылке:

- Да? У меня по языкам всегда была тройка. Ладно, отправляйтесь спать, утром выступаем.

* * *

Солнце еще не озарило стены замка, всего лишь подожгло облака в небе, а это проделало из-за темного края земли, как в замке отвратительно громко проревела боевая труба. Я сонно похлопал по столику, стараясь приглушить звонок, но труба орет, а ладонь шлепает по мягкому и теплому.

Рядом со мной молоденькая девушка, пышненькая, сочная, хоть так кусай, хоть на хлеб намазывай, таращит сонные глазки. Я приподнялся на локте.

- Ты кто?

- Сандра, - ответила она застенчиво и покраснела.

- Ага, - пробормотал я, - а чего ты здесь?

Она покраснела сильнее, прошептала:

- Хозяин прислал меня, чтобы я постелила и согрела вам постель...

Я покосился на скомканную простыню на полу, насмерть запинанную, пробормотал:

- Да, похоже, ты ее хорошо согрела.

Краска растеклась по ее ушам и шее. Она пыталась натянуть на себя несуществующее одеяло, но какое одеяло в такую жару, я сказал сонно:

- У вас всегда так рано встают?

- Всегда, - ответила она стыдливо. - Но господин Генрих уже давно во дворе, осматривает отряд рыцарей. Слышите его звучный голос?

- О Господи, - простонал я. - Угораздило же попасть в мир сплошных "жаворонков". Где мой меч?

- Вон там, за пустыми кувшинами.

- Это все я?

- Вы же герой!

Пошатываясь, я кое-как облачился в боевую одежду, благо для полуголого это нетрудно, а вот с боевой формой пока непросто, но я заставил себя спускаться во двор, не особенно хватаясь за стены.

Генрих велел отряду не отставать, но особенно и не приближаться, так что мы неслись впереди втроем, а волк и ворон по-прежнему бдили и сообщали о всяких и разных интересностях. На третий день отряд сопровождения заметно отстал, хотя там отборные из отборных на лучших конях. Естественно, самые быстрые кони у нас: у Генриха по праву феодала, у королевы - потому что королеве попробуй не дай лучшее, а у меня попросту единорог, для которого все кони - медлительные коровы.

Дальше мы неслись уже трое, волк и ворон держались впереди, а пыльное облако позади постепенно уменьшалось, пока не растворилось в сухом жарком воздухе. Я велел ехать скрытно, не надо, чтобы о нашем вторжении знали все на свете. Сэр Генрих поскрипел в неудовольствии, но признал мою правоту, чему я весьма удивился.

Во второй половине дня увидели впереди облако пыли, на всякий случай объехали, долго пробирались по каменистой гряде, едва не ломая ноги коням, а когда ветерок слегка сдвинул пылевое облако, оказалось, что по дороге два оборванных пастуха гонят большое стадо коров. Я выругался, и без того устали, снова выбрались на дорогу, проехали не больше часа, как далеко впереди показалось такое же пыльное облако. Первым моим побуждением было свернуть, но Генрих сказал презрительно:

- Опять прятаться от коров? За мной скачет сто сильнейших воинов!

Я хотел выматериться, но взглянул на серое от пыли и усталости лицо королевы, буркнул:

- Как скажет Ее Величество.

- Поедем прямо, - прошелестела она, голос у нее тоже серый, бесцветный, едва живой.

- Прямо так прямо.

Мы сближались, облако разрасталось, донесся сухой перестук копыт, уже и королева выпрямилась в седле, в это время в пыльном облаке тускло заблистал металл. Проступили очертания всадников, дорога позволяла ехать по четверо в ряд, я рассмотрел коней песочного цвета, всадники в оранжевых башлыках, кони укрыты оранжевыми попонами, все практично: не так заметна пыль, да и самих всадников издали разглядишь только по облаку пыли, но после дождя они наверняка просто невидимки, зеленые береты...

- Это я виновата, - пробормотала королева.

- Женщина всегда права, - буркнул я. - А я в самом деле дурак...

Впереди всадников ехал настоящий гигант, он сам и конь не покрылись пылью, так как держался впереди, выше остальных на голову, в плечах шире, на кончике шлема трепещут три крупных пера. Панцирь на груди украшен вензелями, на шлеме золотая насечка, даже на плечах латы украшены серебром. Еще я рассмотрел руку, что держала поводья, пальцы как поленья, а рука - целое бревно. Всадник смотрел холодно и бесстрастно, тяжелую челюсть украсили два белых шрама, еще один, багровый, шел от уха по щеке.

Генрих покрепче стиснул копье, опустил шлем. Острие копья смотрело прямо в грудь всаднику. Тот вскинул руку в приветствии:

- Сэр желает помериться силой?

- Да, - отрубил Генрих зло.

- Но тогда условие...

- Какое?

- Если сбросите меня с седла, вам позволено будет проехать. Если сброшу я, вы все становитесь моими пленниками.

Королева ахнула, я проверил, на месте ли меч, но мои груды мышц почему-то гиганта не повергли в ужас. Генрих подумал, произнес бесстрастно:

- Не кажется ли вам, доблестный сэр, что условия поединка несколько... неравны?

Гигант проревел трубным голосом:

- Сэр, я просто даю вам шанс. Если вы отказываетесь...

- Нет, - ответил Генрих. - Не отказываюсь. Но не пожалейте, сэр!

Они разъехались, разом пустили коней навстречу друг другу. Я не поверил глазам своим, не думал, что тяжелые рыцарские кони в тяжелых доспехах, да еще с тяжеленным рыцарем на спине могут развивать такую скорость, но, видимо, они, как бегуны на сто метров, выкладываются полностью, а потом останавливаются в изнеможении.

Бешеный грохот копыт, очертания коня и всадника размазались в сверкающую полосу, как они могут видеть, куда ударить копьем, это же лотерея...

Удар, на землю обрушился такой грохот, словно прямо над головами сверкнула молния и ударил гром. От металлического лязга зазвенело в ушах, а на зубах появился вкус меди. Конь Генриха остановился как вкопанный, а конь гиганта вместе с всадником рухнул в пыль. В руке Генриха остался обломок копья. Он отшвырнул, я чувствовал, что движение далось с трудом, неверной рукой вытащил меч из ножен.

С той стороны к упавшему спешили трое из его воинов. Я выхватил трехручный, пустил единорога навстречу:

- Эй-эй, ребята!.. Я вас пропущу, конечно, но только без голов. Кто первый?

И улыбнулся как можно зловещее, я же варвар, мы же с рыцарей шкуры снимаем на свои варварские боевые барабаны войны. Они остановились, побледнели. Я вытянул меч лезвием им навстречу, знаком велел вернуться. Не споря, попятились, страшась повернуть коней и ускакать.

Генрих слез с коня, подошел, слегка прихрамывая, к поверженному. Тот силился встать, но руки подламывались, он падал в придорожную пыль. Изо рта текла густая темная струйка, смешивалась с пылью.

Я сказал громко:

- Оставь его мне, сэр Генрих. На моем барабане прохудилась шкура. А у этого должна быть хорошая, дубленая...

Генрих взглянул на меня, лицо бледное, явно сдерживает боль, минуту раздумывал, затем кивнул:

- Да, сэр Гакорд, я же у вас в долгу за проигранного в карты коня. Берите этого пленника себе.

Гигант кое-как воздел себя на руках, прохрипел:

- Но мы ведь договаривались...

- Вы ставили свои условия, - ответил Генрих. - Теперь ставим их мы.

- Это даже не условия, - добавил я с гнусной улыбкой. - Горе побежденным! Всем - русским, югославам, иракцам, французам...

- Ка... какие, - прохрипел он поспешно, - условия?

Генрих подумал, ответил с предусмотрительностью не рыцаря, а умелого хозяйственника:

- А сперва посмотрим, что везете. Может быть, ничего не возьмем. А может быть, используем право первой брачной ночи. Даже в полдень. В походе допускаются мелкие отступления от молитв и ритуалов.

Гигант сказал хрипло:

- Мы... мы принимаем... все ваши условия...

Генрих со слабой улыбкой посмотрел на меня. Я обернулся к троим воинам, прокричал:

- Ладно, забирайте своего... неудачника. Изволю разрешить!

Сам подошел к Генриху, он незаметно оперся о мой! плечо, шепнул:

- У меня, кажется, все ребра слева сломаны... И голова кружится.

- Сотрясение, - ответил я шепотом. - Надо проблеваться, полежать в тишине.

Он слабо улыбнулся:

- Это нам не светит. Придется терпеть и делать вид.

Выпрямившись, он повернулся в сторону своего коня. Тот подбежал на неслышный свист, а я, делая вид, что выполняю вассальный долг, помог взобраться в седло. Только я услышал тихий стон, когда он плюхнулся на конскую спину.

* * *

В караване оказалось шесть верблюдов и пятеро из охраны. Один вырублен начисто, молодец Генрих, честно говоря, не ожидал, но и четверо оставшихся, вообще-то, выглядят очень крепкими ребятами, очень. Правда, слишком уж привыкли полагаться на несокрушимость их вожака. Мы с Генрихом, а сзади королева, проехались вдоль повозок, все смотрели с ужасом не столько на Генриха, он выглядит скорее красивым, чем ужасным, а больше на меня, указывали на мою переразвитую мускулатуру, шепотом пересказывали мрачные пророчества о варваре с черным вороном на плече и серым волком у стремени. Мол, хорошо, что я послал впереди себя благородного рыцаря, тот не так жесток, а вот если бы сам, то что бы осталось от всего каравана...

Я старательно делал зверскую рожу, смотрел свирепо и надменно, раздувал ноздри и вращал глазами, как хамелеон. Товары нас не интересовали, и, если честно, нас ничто не интересовало, просто едем в ту сторону, откуда топает караван, но пусть боятся, пусть знают, что хамить опасно, а вежливость еще никому не вредила.

Последняя повозка оказалась крытой, не столько повозка, сколько паланкин на колесах. Сопровождали ее два жреца на осликах. Один поклонился испуганно, сообщил сразу, не дожидаясь грозного оклика:

- Мы перевозим Великого Оракула на освящение нового храма.

Я собирался проехать мимо, но, поддавшись наитию, спросил:

- Какую оракул берет плату?

- Он не берет плату, - ответил жрец с достоинством. - Боги запрещают брать плату, ибо устами оракула говорит сам Бог. Правда, он разрешает отвечать только на один вопрос, что и понятно. Иначе бы...

Королева ехала со мной рядом, спросила высокомерно:

- А если заплатим?

Жрец покачал головой:

- Это наложено Богом. Ни золото, ни сила не в состоянии обойти или сломить этот запрет.

Королева нахмурилась, а я сказал с сожалением:

- Не настаивайте, Ваше Величество, бесполезно. Как вы думаете, отказались бы жрецы получить несколько лишних золотых монет? Но у меня и есть один вопрос. Куда нынешний Властелин Тьмы поместил свою смерть?

Из-за занавески раздался тихий старческий голос:

- В магический ларец, но он очень далеко отсюда.

- А где сам этот ларец?

Оракул молчал, как мертвый, жрец взглянул на меня с испугом, покачал головой:

- Это уже второй вопрос.

- Извини, - сказал я виновато, - моя вина.

Королева взглянула на меня с горячим сочувствием.

- Тогда мой вопрос, - сказала она чистым голосом. - Где этот ларец?

Из-за шелковой занавеси донесся тихий надломленный голос:

- В западном море есть удивительный остров, куда не могут приставать корабли. Там среди пальм и виноградников высится отвесная скала, куда не взобраться ни человеку, ни зверю. На той скале руины волшебного корабля, что плавал как по воде, так и по воздуху. На палубе того дивного корабля лежит этот ларец... Могу добавить, что стерегут его огненные драконы. По самому острову бродят двухголовые тролли, а весь остров окружен рифами и водоворотами.

Он умолк, я присвистнул озадаченно. За спиной раздался тихий голос Генриха:

- Ответь и мне, мудрый оракул, и я осыплю тебя золотом. Меня ничто на свете не интересует, кроме проклятого всеми небесами тролля по имени Катарган.

Жрец быстро взглянул в его лицо, мне почудилось, что морщинистое лицо дрогнуло, взгляд чуть ушел в сторону, в следующее мгновение жрец прямо взглянул в лицо рыцаря и произнес бесстрастно:

- Ты ранен, великий воин... Стоит ли умножать тебе свои печали?

Генрих прорычал:

- Ты прав, я ранен и оттого зол. Твой оракул ответит?

Из повозки раздалось тихое:

- Тролль по имени Катарган - ключ к зачарованным воротам Властелина Тьмы.

Взгляд жреца померк, плечи опустились, он чуть приподнял занавеску и пошептался с сидящим внутри. Прибежала женщина с толстым одеялом в руках, жрец, судя по его движениям, укутывал оракула, высвободившего слишком много жара на мистическое видение. Мы проехали мимо, Генрих побледнел, покачивался, процедил сквозь зубы:

- В той роще свалюсь... Не хочу, чтоб видели...

Глава 8

Деревья приближались слишком уж замедленно, Генрих пошатнулся, едва за нашими спинами сомкнулась листва. Я поддержал, пока он покидал седло, ладони мои окрасились кровью, поспешно усадил под деревом. Королева торопливо развела костер, я снял с рыцаря доспехи, присвистнул. Рана глубокая, кровь все еще струится, вязаная рубашка промокла, острие копья гиганта пробило стальной доспех, прорвало кольчугу и вонзилось в бок, после чего копье сломалось. Обломок вырвало из раны, сломав при этом пару ребер. Стойкий этот Генрих, я бы уже орал, как свинья в огне.

Захлопали крылья, ворон опустился на ближайший пень, прокаркал:

- Мы нашли волшебную живицу!

- Что это? - спросила королева.

Ворон проигнорировал ее, не его сюзерен, да еще женщина, вообще не человек, а так, вроде муравья, сообщил:

- Волк уже несет! Это я вперед, чтобы ничего не делали, только рану промыли!

- А где вода?

- И эту высмотрел, - гордо сообщил ворон. Поправился: - Высмотрели. Вернее, волк отыскал, мне за ветками не видно сверху... Всего десяток деревьев дальше, там ручеек, даже рыба вроде бы...

Затрещали кусты, волк выбежал с пучком крупных зеленых листьев в пасти. Желтая живица растекалась, как мед, сразу же заклеила мне пальцы. Королева, оглядываясь на меня, торопливо и очень неумело обихаживала Генриха, охала, стонала от жалости, в то время как он терпел молча, только побледнел еще больше.

Обнаженный до пояса, он поражал бледностью кожи, никогда не видавшей солнца, но зато лучше видно атлетическое сложение, несколько глубоких шрамов и множество мелких. Несмотря на молодость, повоевать уже успел, успел...

- Терпи, - предупредил я, - эта зараза может быть кусачей.

Королева спросила с тревогой:

- Вы уверены в... этой смоле?

- В народных средствах? - переспросил я. - Я тоже предпочел бы столичную клинику!

Генрих стиснул зубы, я накладывал желтую смолу слишком грубо, сам понял, переложил в подставленные ладони королевы:

- Ваше Величество, у вас пальчики должны быть помягче, а мои привыкли больше к рукояти меча!

Королева, краснея до ушей, бережно покрывала, смазывала, нежно втирала в мелкие порезы, в ее прекрасных глазах заблестели слезы. Я посмотрел на них, попробовал вытереть ладонь о ствол дерева, но лишь оторвал кусок коры, а когда поскреб еще, насобирал на пальцы мусора, кусочков коры.

Чертыхаясь, пошел искать ручей, уже понимая, что и вода не поможет, надо будет ждать до утра, когда жировая смазка ладони отслоит эту лечебную, как уверяет ворон, гадость.