Чтение 22–й страницы книги ~Череп в небесах~

Шифровка 141.

Баклан - Маршалу, Крутому, Скопе:

Любыми средствами надёжно обеспечьте информационное сопровождение бригады "Танненберг". Рассмотрите возможность срочной переброски туда свежего агента из оперативного резерва первой очереди. Об исполнении донесите.

Баклан.

Шифровка 142. Баклан - Летящему:

Осуществить немедленную эвакуацию агента Салима, координаты [...].

Код операции "Омега".

О готовности доложить немедленно.

Баклан.

Шифровка 143. Скопа - Баклану:

Готовы к внедрению Росомахи и Валуна, просим санкции на начало операции.

Скопа.

Шифровка 144.

Маршал - Баклану:

Осуществить внедрение Трезубца или Медеи не представляется возможным в силу резко ужесточённого режима секретности в Управлении кадров. Жду Ваших указаний.

Маршал.

Шифровка 145.

Крутой - Баклану:

Вчера в 23.40 Ольвия и Тангейзер, направлявшиеся на космодром для следования в систему Каппы с целью внедрения в бригаду "Танненберг", были внезапно остановлены комендантским патрулём под предлогом рутинной проверки документов, после чего им было объявлено о "временном задержании до выяснения...". Тангейзер и Ольвия были вынуждены оказать сопротивление. В результате скоротечного огневого контакта Ольвия не пострадал, однако Тангейзер получил множественные проникающие ранения грудной области; комендантский патруль был полностью уничтожен. В настоящее время Тангейзер находится в нашем госпитале, однако операция внедрения сорвана. Документы Тангейзера и Олъвии полностью соответствовали всем реквизитам, имели все необходимые коды допуска, из чего можно заключить, что имеет место утечка информации на более высоких уровнях...

Считаю своим долгом ещё раз отметить прекрасное владением огнестрельным оружием, продемонстрированное агентом Ольвией.

Жду указаний.

Крутой.

Шифровка 146.

Весьма срочно!

Баклан - Крутому:

Раненого агента Тангейзера немедленно эвакуируйте в моё расположение. Агенту Олъвии создайте новую легенду, и в сотрудничестве с Маршалом разработайте и представьте мне соображения по перевнедрению указанного агента. Прежнее указание добиться внедрения Олъвии в бригаду "Танненберг" отменяю.

Баклан.

Шифровка 147.

Вне всякой очереди!!!

Летящий - Баклану:

В назначенное время агент Салим не вышел на связь. Попытки установить контакт не имели успеха. Буду ждать в указанном месте ещё 48 часов. Жду указаний.

Летящий.

Шифровка 148. Вне всякой очереди!!!

Баклан - Летящему.

Немедленно покиньте систему Каппы! Под Вашу личную ответственность!

Баклан.

Шифровка 149.

Весьма срочно!

Баклан - Гладиатору:

Примите все меры к выяснению судьбы агента Салима, не вышедшего в точку эвакуации, но только в случае возможности решения этого вопроса без нанесения существенного ущерба Вашей собственной безопасности.

Баклан.

* * *

Бригада "Танненберг" наступала. Солдаты с черепами и скрещёнными костями на рукавах не слезали с транспортёров. Длинные колонны войск двигались по всем дорогам - туда, где космические снимки показывали скопления Тучи и где ковырялись медлительные, неуязвимые "матки". Командование по-прежнему отказывало в разрешении на применение ядерных боеприпасов.

...Гилви Паттерс задержали, когда на её имя поступил срочный вызов в Geheime Staatspolizie. Бывшая подружка не сопротивлялась. Разумеется, Валленштейн ничего не сообщил об этом в контрразведку.

- Михаэль передал, что на Новом Крыму резко активизировались мероприятия по укреплению противодесантной обороны, - счёл нужным поделиться со мною он. - Практически немедленно, как только я передал Гилви шифровку.

- Это могло оказаться простым совпадением, - вырвалось у меня.

Валленштейн пристально взглянул мне в глаза.

- Рус, я знаю, что вы были друзьями с Паттерс, насколько это только возможно по отношению к девушке, оказывавшей сексуальные услуги моим солдатам. Но сейчас сомневаться не приходится.

- Как она передала сообщение? Где прятала передатчик? Антенну дальней связи в чемоданчике с собой не повозишь.

- Разумные вопросы. Полагаю, задержанная даст на них соответствующие ответы.

- А если будет молчать? Вы санкционируете применение форсированных методов, герр оберст?

- Герр обер-лейтенант, не забывайтесь, - тяжело произнёс Валленштейн.

- Прошу прощения, герр оберст. Но даже если Паттерс - агент...

- С головы настоящего агента не должен упасть ни один волос, - снимая напряжение, усмехнулся командир бригады. - Потому что "карать" её, по сути, не за что. Ну, кроме сакраментальной "измены родине", но это мало что даст. Главное - функельшпиль, как говаривалось в далёком прошлом. Радиоигра. Канал снабжения противника дезинформацией. Такой агент, в случае его сотрудничества, способен спасти нам тысячи жизней.

- Я не уверен, что она согласится сотрудничать. Если она - идейный борец, то скорее умрёт под пытками.

- А вот чтобы этого не случилось, Руслан, я и буду просить тебя с ней потолковать.

- О чём, герр оберст?

- Мне кажется, она к тебе неравнодушна, - заметил Валленштейн. - Шифровальщицы - такая команда, сердечные секреты в их компании сохранить нереально, в отличие от военных, - он усмехнулся.

- И командир бригады "Танненберг" прислушивается к сплетням шифровальщиц?

- Иногда приходится, - сухо отрезал Валленштейн. - И, как оказалось, не напрасно. Ты поговоришь с Паттерс.

- О чём? Что ей необходимо перейти на нашу сторону?

- Именно так. Ведь ты тоже не принадлежишь к "стержневой нации". С тобою ей будет проще. Разумеется, ваш разговор будет записываться - думаю, стоит сказать тебе об этом сразу.

- Даже если мы станем обсуждать... сугубо интимные вещи?

- На войне не существует "сугубо интимных вещей", обер-лейтенант. Я понимаю, что она тоже тебе небезразлична. Ну так и спаси её! На её имя, кстати, у меня лежит формальный вызов в штаб-квартиру гестапо здесь, на Каппе. Я не сомневаюсь, что это - попытка агента скрыться. Думаю, тут задействована агентура Дарианы и среди этих "чёрных шинелей". На всякий случай я заготовил справку о ранении dame шарфюрера, - Валленштейн усмехнулся. - Мы все играем с огнём, Руслан, и ты, и я. И ещё неизвестно, кто рискует больше. Я принял на себя большую ответственность - если этот вызов реален, меня не защитят ни полковничьи погоны, ни даже высокопоставленные друзья-единомышленники в Генштабе. Поэтому я так и надеюсь на тебя. Катарину Пояркович освободят, уже ясно - по крайней мере, мне - что Паттерс просто отводила от себя подозрения. А ты, обер-лейтенант, ступай к Гилви. И, если тебе удастся... - Валленштейн покачал головой. - Да, впрочем, ты всё понимаешь и сам.

Я кивнул.

- Понимаю, герр оберст. Но всё-таки прямых доказательств того, что Паттерс - агент, у нас нет. Активизация тех мероприятий на Новом Крыму могла просто совпасть, тем более что информацию о нашем успехе с Тучей Дариана Дарк наверняка могла получить и из других источников.

- Наверняка, - согласился Валленштейн. - У Дарианы, как мы не раз с тобой говорили, имеются покровители не менее высокопоставленные.

- Но, герр оберст, тогда...

- Никаких "тогда", герр обер-лейтенант. Гилви Паттерс, и никто другой, сдала вас Дариане Дарк, сдала с потрохами. Просто невероятное везение, что все остались живы. Я сам в такое с трудом поверил... А теперь разрешаю приступить к выполнению задания вышестоящего командования.

- Яволь! - мрачно откозырял я.

Гилви держали взаперти в арестантском бронетранспортёре (имелся в славной бригаде и такой). Охрану - плечистых парней из последнего пополнения, сплошь "стержневой нации", - уже предупредили:

- Ждём вас, господин обер-лейтенант, - сказал один из них, с необтёртыми нашивками обер-десантника.

Я сухо кивнул.

...Внутри едва можно было выпрямиться во весь рост. Крошечная камера, бортовые лючки наглухо заварены, горит лампа дневного света за мелкой и частой - палец не просунешь - решёткой. В углу крохотная кабина биотуалета, вдоль борта - откидная лежанка. Ещё есть жёсткая табуретка у откидного же столика, и тоже намертво врезанная в пол.

Тут пахло страхом и страданием. Стены, пол, потолок покрывала ржавчина, и я мельком пожалел, что господин старший мастер-наставник сюда не заглядывает, - в противном случае все проштрафившиеся новобранцы без устали драили бы автозак изнутри до полного блеска.

Гилви казалась окаменевшей статуей. С неё не срывали погоны и награды, сняли только ремень и портупею, однако выглядела она так, словно над нею надругалась вся бригада до последнего человека.

На меня она даже не посмотрела. Пребывала где-то глубоко-глубоко в себе, словно прислушиваясь к неведомым голосам.

- Гилви...

Она не повернула головы.

- Гилви! - я шагнул к ней, коснулся плеча.

- О, - бесцветно сказала она, не шевельнув бровью. - И тебя прислали.

- Прислали, - согласился я. Отпираться и утверждать, что я очутился здесь по собственной инициативе, смысла не имело.

- Зачем? - не меняя выражения лица и не шевелясь, произнесла Гилви.

- С тобой потолковать.

- Что называется, "по душам"? А о чём толковать-то, Рус? Меня арестовали по ошибке. Думаю, та стерва Пояркович решила меня оговорить. Почему-то решили, что раз на меня пришел вызов, то, ясное дело, я желаю скрыться, а сам вызов - подложный. Ну так соединились бы со штабом моей конторы, там бы Валленштейну быстро всё объяснили - кого следует арестовывать и кого нет.

Она произносила правильные слова, какие и следовало, но я не мог отделаться от мысли, что внутри у неё творится совсем иное. И что она никакая не добропорядочная сотрудница гестапо, облыжно посаженная под арест спятившим фронтовым командиром бригады.

Конечно, виновность её не доказана, напомнил я себе. Совсем не доказана. То, на что ссылается Валленштейн, и в самом деле может оказаться простым совпадением.

- Гил, мы с тобой - не люди, забыла?

- Разве такое забудешь? Всё время только об этом и думаю, - отозвалась она, по-прежнему не глядя мне в глаза.

Биоморфа в ней я чувствовал очень хорошо. Что-то бесформенное, распустившее щупальца по всем артериям, свившее гнездо в сердце, и в то же самое время - незримое, таящееся куда глубже, чем могут заглянуть наши микроскопы и прочая машинерия.

- Хотел бы я вытянуть из тебя эту тварь... - сам не знаю, отчего с губ слетела именно эта фраза.

- Хотел бы!.. А я-то уж как бы хотела!

- Давай с самого начала, Гил.

- Давай, делать-то всё равно нечего...

- Ты точно не помнишь ничего особенного в своём детстве? Юности?

- Рус, да ведь говорили уже об этом... нет, ничего не помню. Про планетку нашу я тебе рассказывала, отвратительнейшая дыра и, если б не Империя, такой бы и осталась. А я сама рабский ошейник носила. Если бы вообще выжила.

Не то. Не про то. Если прав Валленштейн, то говорю я сейчас с опытнейшим агентом-"кротом", против которого нет практически никаких улик.

Или... нет, не с "кротом" и не с правоверным солдатом секретной службы. С Гилви, которая...

- Ты была со мной потому, что того требовало твоё задание?

Она дёрнулась.

- Дариана Дарк срочно затребовала информацию? Мы ведь чудом вырвались из её лап, Гил. Если б не та бомбардировка - быть мне разделанному на мелкие кусочки, пока Дарк не убедилась бы, что биоморфа из меня так просто не выделить, это тебе не бактерия и не вирус. Ты, а вовсе не несчастная Пояркович, передала данные о нашем рейде, и Дариана успела приготовить нам тёплую встречу. Ты была со мной, Гил, а другой рукой в это время шифровала сообщение Дариане.

Она молчала, только ресницы задрожали.

- Врала всё это время... вообразила себя какой-нибудь Мата Хари?

- Это кто ещё? - с деланым равнодушием поинтересовалась Гилви.

- Да была одна такая... разведчица, вроде тебя.

- Ну, спасибо.

- За что же?

- Шпионкой не называешь.

- Ты не шпионка. Ты биоморф, как и я. Оружие Тучи. В отличие от меня.

Гилви резко вскинула голову.

- А может, ты мне всё врал? - брезгливо кривя губы, бросила она. - Может, всё-таки нет никаких биоморфов во мне, а выжила я под Тучей просто случайно? Ну, бывает же такое?..

- Я тебе докажу, - в груди у меня поднималась ярость... - Ведь мы же были вместе. Были, несмотря ни на что.

И она казалась такой искренней...

Но я тоже изменился. В конце концов, должен же быть прок и от сидящей во мне заразы! Она не поможет мне превратиться в какого-нибудь бронированного гиганта-тиранозавра, но, может, пособит кое в чём ином?..

Я уставился Гилви в глаза. Просто так, по наитию - само собой, я не знал и не мог знать никаких "секретных методик", просто стоял и смотрел и старался погасить все собственные мысли, так, чтобы остался только зов - зов к тому, что, я знал, жило в Гилви, к тому самому паразиту, которым обладал и сам. Ведь Дариана Дарк едва не поставила меня под свой контроль; значит, какие-то способы существовали.

- Если во мне и в тебе есть биоморфы, - услыхал я откуда-то со стороны свой собственный голос, - я узнаю, что ты думаешь. Не прочту мысли, а именно узнаю - ведь именно так управляется Туча. Экстрасенсорной перцепцией.

На лице у Гилви появилось странное выражение, она словно собралась горячо возражать, но мышцы внезапно свело судорогой.

А перед моими глазами её облик таял, в пространстве повисало нечто вроде анатомической схемы, с бесчисленными кровеносными сосудами, ритимично сокращавшимся сердцем и подрагивающими мускулами.

Я не мог сказать, как именно мне удалось ввести себя в такой транс. Равно как и не знал, сколько именно времени прошло, - но мы с Гилви словно оцепенели, замерли оба.

Конечно, никакого биоморфа я не увидел. Я только ощущал его присутствие, я точно знал, что он - здесь; и неведомая сущность во мне самом потянулась к собрату, преодолевая заслоны слабой человеческой плоти.

Плоти, но не воли.

Именно она, человеческая воля, гнула и направляла по нужному ей пути злую силу совершенно чуждого нам создания. Именно она, человеческая воля, неведомым мне путём (может, не так уж врут о всяких там ясновидящих?..) отчётливо и ясно показала то, что Гилви Паттерс не выдала бы ни под какими пытками.

Шифровка. Исходящий номер, литер срочности. Нелепый псевдоним.

- Баклан... - вслух произнёс я, и тогда Гилви закричала.

Её швырнуло на железный пол автозака, ломая и корча так, словно в приступе падучей. Это был предел отчаяния, когда вырываются на свободу все те "скрытые резервы", о которых тоже так любит писать обульваренная психология. Гилви выгнулась дугой, поджала колени - а потом вдруг распрямилась, да так, что её каблуки согнули железный стержень, на котором крепился кругляш табуретки. Мне бы такой удар размозжил всю грудную клетку.

Я кинулся на неё, навалился сверху, что было сил прижимая к полу. Внутри у меня всё словно горело, я никогда раньше не знал такого чувства, это не влечение, не сексуальное желание - нечто иное, совершенно дикое, неудержимая жажда слияния, заставлявшая вспомнить те живые волны, детали сложнейшей биологической машины смерти, что накатывались на нас под Пенемюнде и потом, уже здесь, на Каппе.

Биоморф во мне рвался осуществить своё предназначение. Для этого он был создан - стать частью Великого Общего, влиться в него и прекратить существование.

На какое-то мгновение наши с Гилви разумы и впрямь сделались единым целым. Я прочёл всю её жизнь, до последнего мгновения, и знал, что она точно так же прочитала мою. Я знал, на кого работает она, и она знала, на кого работаю я. Вернее, не "на кого я работаю", а "что я защищаю".

Я знал, что в неё намертво, навсегда вошёл мой Новый Крым. Таким, каким я видел его до войны. Чистый, просторный, гостеприимный, где на богатых планктоном мелководьях резвятся крылатые киты, их грандиозные прыжки в вечерне-пылающем море, когда, казалось, эти исполины плывут в сплошном океане многоцветного пламени. Коралловые рифы с кипящими вокруг них рыбками, самых причудливых форм и расцветок. С Далькой мы частенько улетали на какой-нибудь далёкий необитаемый островок (а необитаемыми числилось девяносто процентов всех наших островов), прихватив с собой акваланги, лодку, и ныряли там до посинения, до судорог в икрах ног; на свет наших фонариков медленно и торжественно подплывали толстобокие морские коровы, жмурились, тыкались мордами - они отличаются очень высокой эмпатией, им нужны люди, такое впечатление, что они ждали нас все миллионы лет существования планеты; горы Сибири, острые, ещё молодые, не сточенные бесконечными дождями и ледниками, вздыбившиеся леса, растущие, казалось бы, на голых скалах; радуги над бесчисленными водопадами, обрушивающимися в точёные каменные чаши. А можно медленно плыть на большом пароме от острова к острову, ведь Новый Крым не знал сильных бурь - и на горизонте почти всегда будет хоть один остров, даже если забраться в прохладные моря крайнего севера (ну, или крайнего юга). Или сидеть на Морской набережной Нового Севастополя, неторопливо лакомясь ползуном, томлённым в собственном соку с двадцатью четырьмя травами и двенадцатью специями, и смотреть, как местное солнце опускается в пылающее море, как наступает темнота и как волны загораются бесчисленными огоньками фосфоресцирующих созданий...

А в меня также намертво вошла родная планета Гилви. Единственная обитаемая планета системы Зета созвездия Жука - совершенно не похожая на Новый Крым.

Леса там кишели свирепыми созданиями, которые были очень не прочь закусить человечиной. Людей подстерегали болезни, от которых имперским медикам далеко не сразу удалось разработать вакцины. На Новом Крыму люди вольно расселялись по всей планете - на Зете Жука они волей-неволей держались вместе, и вот уже появились обнесённые стенами поселения, а потом возникли охранные дружины, а у них, в свою очередь, командиры, которые - глазом не успеешь моргнуть! - сделались "лордами" и принялись вовсю внедрять право первой ночи.

Я видел имперский десант, который усмирял самозваных властителей. И видел родителей Гилви, не сдавшихся, ушедших в леса, потому что "это была их земля". И видел их, болтавшихся на одном суку, расстрелянных уже после того, как из-под их ног выбили наскоро сколоченный помост.

Видел саму Гилви, тогда ещё совсем девчонку, ползающую ночами вокруг имперских лагерей, чтобы украсть хоть что-то съестное. И видел, как её завербовали. Собственно говоря, для этого не потребовалось никаких особых усилий. То самое "сопротивление", частью которого всегда оставалась Дариана Дарк, попыталось поднять на Зете восстание.

К тому времени Гилви Паттерс (впрочем, тогда её звали совершенно по-другому) уже имела на своём счету несколько застреленных в затылок десантников. Её подобрала сама Дариана. Знала ли тогда неукротимая предводительница интербригад о том, что одичавшая, жадная до крови врагов девчонка - биоморф? Откуда вообще в Гилви взялось это?

Я чувствовал, что там есть ещё один слой, более глубокий. Но память самой Паттерс молчала. Она действительно впервые узнала о своей "инаковости" от меня. И это действительно стало шоком.

И она действительно влюбилась в меня.

Разрывать контакт оказалось мучительно больно, из меня словно тянули живую кость. Мы с Гилви лежали, крепко, до судорог, обнявшись, словно любовники; оба тяжело дышали, лица покрылись потом.

Она стала мне ближе, чем сестра, она стала частью меня, и я - частью её; говорят, что такой контакт часто случается у близнецов, однако связавшее нас было куда глубже. Когда знаешь всю жизнь человека, всю до последнего дня, и в ней не осталось больше тайн, обычные критерии "близости" перестают что-либо значить.

- Т-ты-ы-ы-ы... - простонала Гилви, протягивая ко мне руки. - Что ты со мной сделал?