АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ КНИГ |
|
|
АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ АВТОРОВ |
|
|
|
Санька упрямо шагал сквозь дождь, нагнув голову, пока его не окликнули:
- Стой!
В дверях блиндажа стоял незнакомый светловолосый гардемарин.
- Что тебе надо?
- Мою девушку, - мрачно ответил Санька,- Юльку. Позови.
- Ты идиот? - с ленцой спросил гард.
- Я Санька Смолянин. - Он подождал, пока в глазах мальчишки не отразится узнавание. - А ты салага. Позови Юльку.
Парень занервничал. Лицо его не изменилось, но голос сорвался:
- Врешь! Смолянин в коме!
- А ты в танке. Тебя вообще-то хоть до тренажера допустили, тормоз? Как ты с инструктором разговариваешь?
На пороге появился второй мальчишка, очень похожий на первого (который тут же исчез внутри).
- Ты на нас не очень-то дави, инструктор. Знаешь, что у нас тут?
- Знаю. Пугать будешь? - холодно оскалился Санька. - Такой крутой, весь Питер можешь взорвать, что хочу, то ворочу, хочу сто пудов шоколада - везут шоколада, хочу цирк - привезут цирк...
Где-то в самой глубине памяти сидело очень смутное воспоминание о наставлениях Бабакина: не повышать голос, искать точки соприкосновения, быть дружелюбным... Начхать было Саньке на все наставления! Этих дебилов малолетних надо было драть, драть и драть, а их в Школу приняли, им форму дали... Анжелка - в атомы, а эти пацаки вислоухие тут с кнопочкой играются...
- Чего ещё потребуешь, защитничек хренов? Мы чему тебя учили? Землю собой закрывать! Людей закрывать! А ты - бомбы рвать?! - орал Санька уже во все горло. - Да у вас у всех вместо бошек жопы, и куда ты хапалки тянешь?
Над плечом гарда появилось бледное Юлькйно лицо, и Санька умолк.
- Он? - спросили её и тут же уволокли обратно в глубь бункера. Санька успел заметить, как исказилось её лицо, но слез не увидел.
- Значит, правда Смолянин, - хмыкнул гард, - Надо же, теперь героя прислали. Зря старались. Мы же ясно сказали - нам нужны переговоры с имперцами. Иначе никуда мы не выйдем. А будете мудрить - взорвем все к чертям.
- Слушай, головожопый, - изумился Санька, - у тебя вообще какие-нибудь мозги есть? Где тебе сейчас возьмут имперцев? Когда их с неба смели на хер?
- Не наши проблемы. Знаешь, да: ищщы, ищщы, должон быть... Мы ведь баз двадцать под контролем держим, не меньше, так? Наши все согласились - пока своими глазами не увидим, стоим насмерть.
- Слушай, урод, тебя в детстве не роняли? Я тебя ещё раз спрашиваю, где нам взять хоть одного имперца, если их в окрестностях всей Земли - только трупы, и тех мало. Хочешь слетать, пособирать их там? Так валяй, я договорюсь, чтобы тебе дали взлет.
- Ты мне мозги не пудри, - заговорил гард с угрозой. - Что от нашего флота осталось - я знаю. Видел, как они возвращались. Значит, вот-вот высадка начнется, если уже не началась. И сдаться мы вам не позволим.
Никогда в жизни Санька не соображал так много и так быстро. До сих пор все в его жизни было просто и ослепительно, кристально ясно: летать, любить, учить, кататься и пижонить - над чем тут задумываться? Но как доказать этому отмороженному, что Вторжение закончилось, не начавшись, Санька не понимал. От бессилия он опять хотел заорать и только чудом удержался.
- Ты гардемарин или просто так форму надел? - тихо, очень тихо спросил Санька.
- Уж точняк не просто.
- Я тебе слово офицера даю: нет никакого вторжения. Имперцы ушли. Переговоры вести не с кем и не о чем.
- Слово офицера? У нас тут уже много офицеров было. Все жить хотят. Может, и ты брешешь, - равнодушно ответил гард. - Нам нужны гарантии, что до имперцев наши требования доведены. Пусть они знают, гады, что мы не сдадимся и что на марцалов нам уже начхать. Мы теперь сами... Нас ведь не только летать учили, инструктор, нас и умирать учили. Ты и учил. Теперь вот - принимай зачет.
- Ты хоть понимаешь, - Санька взвыл, - что вы Питер снесете только потому, что ты хочешь того, чего нет? Хвост Большой Медведицы зажарить?
- Хвост зажарить, говоришь... - Гард заговорил почти ласково. - Нет, нам Медведица не нужна. Нам нужна свобода. Понял? Вот ты, хоть и герой, а уже жить захотел. Значит, сдался. Значит, нам только на себя рассчитывать.
- Парень, - психанул Санька, - если для тебя главное - это откинуть копыта, давай я сам тебя пристрелю. Для простоты. А хочешь героической смерти, посажу тебя на "копейку", запузырю в Пояса - и мокрого места не останется. Какого хера ты к Питеру прикопался?!
Гардемарин оглянулся через плечо и подался назад. Мимо него на бетон перед бункером вытолкнули зареванную Юльку.
- Забирай, - снисходительно улыбнулся гард. - Это тебе за крейсер. Конец света будете встречать вместе. Прощай, Смолянин. Говорят, летал, ты хорошо.
Он поднял руку в утрированно-четком гардемаринском салюте, и дверь закрылась.
Мимоходом тронув Юльку за плечо, Санька подошел к двери и хлопнул по железу.
- Слушай! - рявкнул он прямо в это железо, сложив руки рупором. - Марцалы говорят, что имперцы после сегодняшних больших пиздюлей наверняка пришлют парламентера. Будете дожидаться его или отвалите пораньше?
Дверь опять приоткрылась - совсем чуть-чуть. Блеснул глаз.
- Слушай, а чего - правда им накидали? Без балды?
- Правда, - сказал Санька и повернулся к Юльке. Она так и сидела, одной рукой опершись о бетон, а другой - прикрывая глаза.
- Ага, - услышал Санька. - Ладно, инструктор. Ты передай там, что мы на три часа откладываем. Будем ждать этого зеленого козла.
Уж какого пришлют, подумал Санька. Он протянул Юльке руку, чтобы помочь, но она не заметила его руки и встала сама.
Только сейчас Санька понял, что уже по-настоящему темно. По всему полю горели подсветочные прожектора, и вдоль полосы набегала очередная стена холодного косого дождя
Глава пятнадцатая.
ОДИН ДЕНЬ КОЛИ Ю-НЮ
24 августа 2014-го
Для Коли Ю-ню этот немыслимо длинный день начался не слишком обычно: утром в кафе он попытался снять очень красивую девушку, и у него ничего не получилось. То есть девушка с удовольствием слопала кусок шоколадного торта, а потом сбежала: оказалось, что она секретарь-телохранитель какого-то воротилы игорного бизнеса и просто ждала здесь своего принципала, который вел за стенкой секретные переговоры. Коля, чтобы не так досадно было, съел ещё кусок торта, допил кофе и направился к машине, которую пришлось оставить за квартал отсюда, - как вдруг его догнала, взяли за плечи, ткнули в бок чем-то твердым, шепнули:
"Тихо!" - и втолкнули в притормозившую на секунду серую "ауди".
Похитители не закрывали лиц, и это было плохо. А в том, что это именно похищение, а не арест, он почему-то - не усомнился ни на миг.
- Вы меня ни с кем не спутали? - спросил он.
- Нет, - прозвучало в ответ, и других вопросов Коля не задавал: можно было нарваться на удар по ребрам, а сломанные ребра значительно ухудшали дальнейшие шансы...
Здание, к которому его подвезли, было знакомым: ещё несколько месяцев назад здесь размещалась районная администрация, теперь переехавшая. А вот кто занимал здание сейчас, Коля не знал и догадаться - ни по безликой вывеске "ООО ВПФ", ни по стандартным табличкам в фойе - не смог. Кроме табличек, в фойе находились: деловитая барышня, сопоставлявшая бесконечный список с бумажным содержимым огромного короба; трое рабочих в измызганных комбинезонах, с матом перекраивавших проводку под потолком; растерянный гардеробщик, забившийся за своей. стойкой в самый дальний уголок; двое здоровенных лбов а камуфляже, нахмуренностью и сосредоточенностью маскировавших все ту же растерянность.
Сидеть им без света ещё часа четыре, не меньше, мельком подумал Коля.
Самое интересное заключалось в том, что растерялись и его конвоиры. Видимо, они ожидали увидеть что-то другое. Первым делом это отразилось на Колиных ребрах, получивших очередной тычок, и пленник самым искренним образом возмутился шепотом:
- Ребята, вы чего? Стою спокойно, не дергаюсь... В чем проблема?
Подействовало. Один из похитителей за локоток направил Колю к стене и загородил собою, как бы по-приятельски беседуя, второй отправился наводить справки. Урожай оказался на редкость убогим: электрики не знали ничего и знать не хотели, девица сама ждала какого-то невнятного "кустового", охранцы прогудели, что ничего тут не знают, братан, наверх ещё не ходили, и только гардеробщик будто бы ориентировался: "по коридору направо, потом вверх до второй хреновины, потом налево, через галерею, а там увидите".
Так вот, в отличие от сопровождающих, здешние хреновины и их непростую нумерацию Коля знал хорошо. Хреновина "Первая" - это буфет в полуподвале, имитирующий царство Нептуна, но в гиперреалистическом ключе; от двух русалок, охраняющих вход в буфет, шарахались даже видавшие виды депутаты. "Вторая" - старая пальма на площадке между первым и вторым этажами, от неё шла крохотная галерейка во флигель. "Третья" - уникальный гипсовый барельеф "Ильич на природе размышляет о судьбах России".
Ильича по случаю какого-то юбилея наскоро переделали в Пушкина. Эту самую "третью" следовало сейчас во что бы то ни стало выдать за "первую", с тем, чтобы "второй", согласно законам арифметики, стала "четвертая" - порождение все того же не к ночи будь помянутого ваятеля, названное "Преддверием царства Мельпомены": обвешанное театральными масками и уродливыми куклами фойе перед конференц-залом (кстати, самым обыкновенным). Отсюда тоже начиналась короткая двусветная, с балкончиками, галерея, по прихоти архитектора соединявшая четвертые этажи двух пятиэтажных корпусов; надо сказать, что с фасада дом напоминал перевернутую табуретку с очень толстыми ножка-. ми: два этажа были обычные, а потом у архитектора воспалилось воображение, и двухэтажную часть обрамили две пятиэтажные башни, одна с часами, другая с куполом, как у планетария. Возможно, это было оправдано, потому что строиться все это начинало как Дом пионеров...
- Ну и хреновина, - восхитился Коля, кивнув на Ильича-Пушкина. - Такого и не придумать!
- А где тут галерея? - огляделся один из конвоиров.
- Старый хрен сказал: "вверх до второй". А это, наверное, первая, - решил другой конвоир.
Они миновали пальму и дотопали до конференц-зала. И Коля подумал, что, наверное, свалял дурака и надо было идти, куда привезли.
У двери конференц-зала с ленцой расхаживали трое, одетых словно бы в униформу: черные кожаные штаны, кожаные безрукавки, тяжелые ботинки с берцами. На крепких шеях болтались на цепочках стальные медальоны, но изображение рассмотреть было трудно. Дверь зала была чуть приоткрыта, и из-за неё доносился невнятный галдеж, звуки ударов и приглушенные вскрики.
- Ага, вот и галерея, - обрадовался конвоир. - Коллега, Шимоха там обосновался?
- Наверное, - сказал один из "коллег". - Что, к нему этого плюха тащите? - Он кивнул на Колю. - Давайте лучше сюда, целее будет.
- Не, доктор сказал, в морг, - хохотнул конвоир, и они пошли к галерее. В зале вдруг стало тихо. Страшно, неимоверно, невозможно тихо, и Коля непроизвольно обернулся, но его толкнули в шею: - Давай-давай. Пошел!..
- Нехрен заглядываться, - подхватил другой конвоир,
Он понял вдруг, что его конвоиры боятся этих кожаных - их выдавали неестественно приподнятые голоса.
Во второй пятиэтажке, в отличие от первой, сновало множество какого-то странного народа. Небритый бомжеватого вида мужик, разя перегаром, вежливо спросил их, будут ли сегодня давать оружие, а если да, то где? Конвоиры опешили-и, видимо, близкие к панике, единым духом проскочили длинный коридор, с удивительной сноровкой лавируя меж снующих людей. Что, впрочем, не помешало Коле несколько раз поздороваться со знакомыми и смутно знакомыми людьми - и отметить, привычно гася все эмоции, что здесь нет тех, кого он боялся увидеть. А значит, потеряно, может быть, не все... На виду у здешних обитателей оружия не наблюдалось, а вот под одеждой наверняка было, и для многих это непривычно и неудобно. И еще: в воздухе разлита та истерическая нервная настороженность, при которой стук упавшей табуретки может вызвать ответный шквальный огонь.
В конце коридора первый конвоир зажал Колю в углу маленькой унылой курительной, а второй пошел обратно, на ходу заглядывая в кабинеты. По дороге туда - с левой стороны, обратно - с правой. Видок у него чем дальше, тем ; становился озадаченней.
- Ребята, вы извините, конечно, - рискнул Коля, - но вы точно ничего не перепутали?
Они переглянулись. Второй приглашающе мотнул головой, первый привычно взял Колю за локоть, и тот, перебирая ногами несколько быстрее, чем ему хотелось бы, оказался перед дверью одного из кабинетов, в которой торчал ключ, а затем и за ней, причем совершенно один.
Ключ трижды повернулся в замке, послышались удаляющиеся шаги. Надо полагать, похитители решили по-быстрому разыскать загадочного Шимоху, не таская за собой балласт, к тому же - узнаваемый балласт.
Внутренность кабинета - вернее сказать, внутренности - вполне объясняли удивление на лице конвоира, а также вызывали множество неприятных вопросов и подсказывали множество ещё менее приятных ответов. Шкаф и стол выпотрошены, ящики стола свалены грудой в углу, ковер перевернут и заляпан чем-то неприятно-темным и совсем ещё свежим, обивка гостевого кресла вспорота... Колю вела интуиция, а не любопытство, когда он подходил поближе к разоренному столу, справедливо опасаясь найти под ним бывшего хозяина кабинета. Но нашел - лежащий на боку стул, обычный, не офисный, с четырьмя ножками и жесткой спинкой, которой был придавлен обыкновенный серо-голубой клетчатый пиджак.
Коля поднял его и быстро проверил карманы. Ключ оказался в боковом правом. Сдернув свою приметную зеленую шелковую майку и натягивая на голое тело слишком узкий в плечах пиджачок, Коля подумал: "Мне сегодня везет". И испуганно поплевал через левое плечо.
Надо было торопиться. Он подобрал с десяток пухлых папок, сложил из них штабель, подхватил его снизу, прижал подбородком сверху и быстро пошел обратно по коридору, потом вниз по лестнице до второго этажа, потом до пальмы, потом по галерее к флигелю... На выходе из галереи стоял вальяжный пузатый мужик с пшеничными усами.
- Друг, - сдавленным голосом сказал Коля, - от два-девятнадцать ключ у тебя?
- Тебя-то зачем туда понесло? - удивился пузатый. Коля молча шевельнул папками.
- Охренели, - сказал мужик. - Пошли.
В комнате два-девятнадцать - Коля это знал - был архив. И ещё там была техническая лестница, ведущая на площадку, где стояли мусорные контейнеры. Пузатый отпер дверь, посторонился.
- Тут вали, у входа.
- Велели разложить. Ты тут знаешь, где тут что?
- Откуда? Слушай, я тебя пока запру, кончишь - постучи. Ага?
- Как скажешь...
Снова щелкнул замок.
Ну, если наружная дверь на замке...
Коля миновал ряд стеллажей, тихо опустил папки на подоконник, потер затекшую шею. Вдруг взгляд его зацепился за что-то в дальнем углу. Бесформенная куча непонятно чего, прикрытая оберточной бумагой.
Из кучи высовывался ботинок.
Ступая на цыпочках, Коля подошел к куче. Потянул за бумагу.
Так...
Двое полицейских в форме и пожилая женщина. Крови не очень много.
Коля попятился, потом повернулся и бросился к двери - той, нужной, ведущей на лестницу. Там его вырвало. Отплевавшись, он спустился вниз. Дверь, ведущая на волю, была закрыта только на засов. Он долго к чему-то прислушивался, пока наконец не откинул проклятую железяку. В тот самый момент, когда он выскользнул наружу, тучи закрыли солнце.
Коля неторопливо прошел мимо зеленых контейнеров, пересек дворик, вошел в арку - и погрузился в поток пешеходов...
Он всегда знал, что этот день настанет - день, когда его придут брать. Он не знал мелочей: кто будет брать, за что, насколько крепко. Будут ли бить при этом. Чем все кончится.
Но общий план действий у него был отработан давно, и сейчас, чудом выпорхнув из загребущей десницы, он этот план исполнял - прежде всего ногами, потому что в голове была каша. Ледяная каша.
Сейчас он рванулся к ближайшей станции тросовика, в киоске у подножия платформы купил бутылку минералки, бутылку дешевой водки и две банки тущенки, все это сунул в бумажный пакет, вознесся на платформу, дождался вагончика. Почему-то загадал: подойдет зеленый - все будет хорошо. Но подошел оранжевый. Он все равно вошел в салончик на полтора десятка человек, сейчас полупустой. Водитель закрыл дверь, моторчики где-то по бокам весело заурчали - маленькая машинка стремительно набрала скорость, опоры только мелькали. На поворотах её основательно кренило, и слышно было, как ролики колотят по лапам опор.
Кому-то же пришло в голову сделать канаты подвесной дороги неподвижными - и вот вам решение транспортных проблем большого города, подумал Коля. Чтобы протянуть новую трассу в десяток километров, требовалось каких-то две-три недели...
Их прокладывали где попало: по пустырям, промзонам, паркам, над дорогами, по крышам домов... Как ни странно, даже старая часть города очень органично вобрала в себя эти летящие над крышами - по почти невидимым рельсам - яркие полупрозрачные вагончики.
Он доехал до Московских ворот - это была очень большая пересадочная станция, здесь сходились и расходились восемь маршрутов, - и в общем-то даже не проверяясь, есть ли за ним слежка (сейчас это роли не играло: нет - хорошо, есть - тоже хорошо), сел в вагончик, идущий в сторону "Юноны". Довольно быстро вагончик наполнился народом. "Юнона", громадный крытый рынок, торговал в основном изделиями Т-зон: Суоми, Московии, Янтарной, Трансбалтии...
Коля неторопливо попетлял по торговым рядам и даже приценился к антигравитационному седлу - "жополету", транспортным средством это не назвать, но прикольно. Поднимается метров на пятнадцать, скорость как у велосипедиста. Но сейчас это не спасет...
Он прошел рынок насквозь, докупил на ходу ещё две . бутылки дешевого вина и кулек мармелада, пересек зону складов и вышел наконец к заброшенному ангару. Когда-то здесь пытались строить дирижабль. Кое-что ещё не растащили - например, огромные стеклопластиковые гондолы двигателей. В одной из гондол жил прикормленный Колей тихий бомж Тима.
Бомжевал Тимофей Игнатьевич, так его звали, по каким-то не самым простым соображениям, поскольку собственную комнатку он имел, пусть и не в самом городе, но в Славянке. Соображения эти сотканы были из невнятной религиозности, привязанности к воздухоплавательным средствам, ныне совершенно забытым и заброшенным, и неагрессивного, но выраженного бреда преследования. По причине этого бреда Тима имел в окрестностях ещё штук пять надежных схронов, где его никто не мог бы найти.
Переодевшись у Тимофея Игнатьевича в рваненький пиджачишко, замасленные до блеска черные когда-то джинсы, растоптанные лапти и промоченную до полной бесформенности фетровую шляпу, Коля сел к осколку зеркала, перед которым Тима брился, и стал торопливо преображаться: здоровый румянец сделался алкогольным, провисли дряблые мешки под глазами, а сами глаза потускнели и обесцветились, упругая полнота превратилась в одутловатость... Словом, через пять минут от зеркала отвалился дебиловатый вонючий тип, завсегдатай вытрезвителей и "обезьянников", но никак не объект охоты пассажиров серой "ауди" или гибких мальчиков в черной коже.
Хлебнув для запашка, Коля кивнул Тимофею. Они общались и понимали друг друга почти без слов, как то и положено параноику с конспиратором. Тима осмотрел его критически, вздохнул и поманил за собой.
Дорога заняла четверть часа. Здесь как раз накануне вторжения начали строить мусороперерабатывающий завод, а потом вместе со всей мировой экономикой навернулся и подрядчик, какая-то шведская фирма, и на полуогороженной территории остались почти собранные стальные печи и каркасы помещений. Там-то, под фундаментом одной из печей, и был Тимин схрон, тесноватый, но зато с железной заслонкой.
По осклизлой лестнице они спустились вниз, в гулкий подвал: перекосившиеся бетонные плиты потолка, бетонные же колонны, все в трещинах. Здесь не просто воняло: смердело. Местах в трех горели тусклые лампочки. Кто-то палил и костерок: пахло дымом. Народу было много, но казалось - каждый существует отдельно. Так же, как отдельно от всего существовал визгливый неизобретательный мат. Коля думал, что они так и пройдут насквозь, всеми узнанные и никому не нужные, но Тиму перехватили.
- Гнатич, тут эта... слушай. Че там наверху делается? Облава какая или че? - высунулся из полумрака плосколицый мужик в мягкой армейской фуражке.
- Какая, хер, облава? - удивился Тима.
- Да кончай ты, нах, все говорят, что по всему верху облава, а ты мне сучки строгаешь...
- Миха, бля буду, ниче не знаю. Коль, ты че-нить про облаву слыхал?
Коля помотал головой и неуверенно помычал.
- Ладно, Миха, мы залегли, а то дружбан устал до не могу. Кости надо бросить. Не слыхали мы про облаву. Лажа.
- Не лажа, нах. Нутром чую... - И Миха, пыхтя и поскрипывая, учапал в темноту, держась за поясницу.
Потом Тима и Коля поднялись по отвесной, в обручах ограждения, лестнице к косому лазу в потолке, забрались туда и закрыли за собой ржавую железную заслонку. Тима впихнул в скобы длинный болт, и теперь приходилось считать это убежище надежным.
Почиркав плохими спичками, Тима с бормотанием затеплил свечной огрызок. Виден стал топчан, аккуратно крытый старым одеялом, табуретка и приличных размеров стопка книг в углу. Там же стояла и большая пластиковая бутыль с водой.
- Дня четыре отсидимся, - сказал Тима. - А то и все пять. А за пять дней знаешь сколько всего может случиться? Ого-го.
- Ого-го, - согласился Коля. - Холодно тут.
- А вот надень. - Тима вытащил из-под топчана большой бумажный пакет, порвал его. Подал Коле диковатый растянутый свитер. - Надевай-надевай, он чистый, из вошебойки. Вошебойка каждый месяц приезжает.
- Спасибо, - сказал Коля. - А как ты?
- Я-то привычный... Плохо будет, если они опять бациллу всем вживлять примутся, - сказал Тима. - Чешется после, мочи нет. И все, что ни ешь, солидолом воняет. Я эту бациллу знаешь как выводил?..
Он принялся рассказывать, как выводил бациллу, но Коля уже не слушал: поток мыслей, который он старательно сдерживал, гоняя по кругу идиотские шлягеры ("Я хочу тебя так, и хочу тебя так, и вот так, и вот так, и вот так!" - специально разучивал!), - этот поток вдруг прорвался.
...понятно, что путч, но чей и почему, никаких предвестников, врешь, предвестники были, взять эти летние лагеря для старшеклассников, "перемарцалить марцалов", да, все к тому шло, но почему так ра?.. видимо, вот эта угроза вторжения, этот настрой на проигрыш в небе и реванш на земле, оно и послужило все к фальстарту, да, это фальстарт, ничего не готово, все изобретается на ходу, но уже ясно, ясно, что обратного пути нет, теперь только вперед, громоздя ошибки на ошибки и ошибками посыпая, дабы не скользить, и все-таки: что они будут делать потом, когда выяснится, что марцалы никуда не ушли и все в недоумении, куда это вы нас выпроваживаете и за что, "за что, Герасим, за что?" - сейчас уже не объяснить, какой это был смешной анекдот, все поменялось, ай да марцалы... если вдуматься, а у нас почему-то никак не хватало ни времени, ни смелости, чтобы вдуматься, - так вот, если вдуматься, марцалам мы должны памятник поставить, из какой они нас жопы вытащили, хоть и с корыстными целями, но все-таки из жопы... из жопы да на сковородку, такие дела, и даже если они уйдут, во что лично я не верю, но вдруг, - то мы уже никогда не будем прежними, мы прошли даже не через костры, а через какой-то мартен... а путч дурацкий, преждевременный, поэтому его ,и не засекли, поэтому он, как ни смешно, имеет шансы на успех, правда, продолжения не будет, но дров наломают крепко, и все же: кто это дернулся, кто, он стал вспоминать, кого Видел в этом "ООО ВПФ" (кстати, что за хрень, полузнакомое...), и вдруг сообразил, что все это были люди, занимающие какие-нибудь не самые последние посты в организациях и учреждениях, так или иначе обслуживающих марцалов, работающих на марцалов и формально или же неформально возглавляемых марцалами, он понимал, что видел слишком мало для ультимативных выводов - и все же доверял своей проверенной интуиции...
В какой-то момент он почувствовал, что держит в руках пустой стакан, протянул его Тиме, чтобы тот наполнил, но Тима вдруг напряженно замер, вслушиваясь, а через несколько секунд в заслонку ткнулись раз и два, а потом долбанули с такой силой, что отлетели проржавевшие петли. Мелочно-белый луч галогенного фонаря ударил в глаза, и чей-то веселый голос по ту сторону света сказал:
- Я ж те говорил, Петька, ещё не все. У меня на них чутье - всей требухой. Выгружаемся, господа, станция Вылезай, кареты поданы...
Карет было не меньше десятка: разнокалиберные фургоны, длиннющая дальнобойная фура, синяя с желтой надписью "DOZINT(r)", пара автобусов с закрашенными стеклами. Дул сильный холодный ветер. Колю и Тиму поставили в шеренгу очумелого оборванного люда, и почти сразу кто-то сказал за спиной:
- Тут чисто, Макс. Эти последние.
Коля, щурясь, оглядывался. Глаза никак не могли привыкнуть к свету. Вдоль шеренги медленно прошли трое: белесоватая девица в темных очках на слишком длинном носу, она смотрела не в лица, а куда-то поверх, и при ней двое сухопарых ребятишек в форменных курточках Комитета.
Ничего не понимаю, подумал Коля и запустил снова: "Я хочу тебя так, и хочу тебя так, и вот так, и вот так, и вот так!"
Девица покосилась на него, но пошла дальше.
- Вон в тот автобус, - скомандовали им. - Быстро, быстро!
Сиденья в автобусе были железные, в дырочках. Окна, как оказалось, были не только закрашены, но и заделаны железом; свет внутрь проникал сквозь зарешеченные люки в потолке и рифленого армированного стекла перегородку кабины водителя. Вместе со светом в люки лился дождь...
Последним вошел парень в форменной курточке и с резиновой палкой в руке.
- Кому ещё не объяснили, - сказал он. - Проводятся карантинные мероприятия по особо опасной инфекции. Вы проживете две недели в загородном лагере. На обсервации. Через две недели пойдете на все четыре стороны - кто захочет. Понятно?
- Вещички бы... - робко пробормотал кто-то.
- Вещички никуда не денутся, потому что сейчас в вашу дыру пустят газ. Так что если кто-то покусится на ваши вещички, тот - вместе с крысами...
- Бля, - вздохнул Тима. - Так я и думал. Бациллу будут вводить...
Про "введение бациллы" Тима рассказывал уже раз пятнадцать и пока ещё не повторялся. Коля стал слушать, тут же забывая все услышанное. Нельзя было думать, ни о чем нельзя было думать, все, что вы подумаете, может быть использовано против вас - девица с носом была телепаткой, латкой, сука, падла, как я ненавижу эту страну, и все прочие я тоже ненавижу, дрянь. Думать нельзя, даже - шепотом... спать, спать, спать... "Я хочу тебя так, и хочу тебя так, и вот так, и вот так, и вот так!"
Мотор взревел, автобус задергался и поехал куда-то.
Теперь бы попытаться понять куда.
Вначале дорога тут только одна, но вот сейчас начнутся повороты, развязки...
Совсем низко над люком пролетела бело-оранжевая кабина тросовика. Значит, сейчас выезд на трассу. Куда будем поворачивать? Если направо, то...
Автобус резко, с визгом, повернул и остановился, накренясь набок. Мотор заглох. Конвоир распахнул дверь, выскочил наружу и дверь захлопнул. Снаружи треснули выстрелы. Донеслась брань, покрытая тут же ревом мощного дизеля - должно быть, танкового. В автобусе завопили, началась давка. Коля сгреб Тиму, рванувшегося было к дверям, притянул к себе: ждем.
Ждать пришлось долго. Сначала автобус чем-то откуда-то оттащили, потом попробовали дверь, потом высадили стекло. Просунулся здоровенный мальчишечка в армейском камуфляже, но с полицейскими орлами на погонах, и в шапочке-"гондоне".
- По домам, население, - презрительно сказал он. - Отдых отменяется.
И посторонился. "Население", матерясь, ломанулось наружу. Там все так же пронизывающе дул ветер, волоча над землей гадкую на ощупь водяную пыль. Бомжи исчезали в ней мгновенно - будто она их гипнотизировала и съедала.
- А ты говоришь - бацилла, - укоризненно сказал Коля, украдкой взглянув на часы - пластиковые, бесплатные. Было без четверти пять, а темнота стояла - как в одиннадцать.
Страницы: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 [ 22 ] 23 24 25 26 27
|
|