Чтение 22–й страницы книги ~Колония~

- А если б ты не нашла другой материал, ты уже можешь взять с собой
на землю мой.

- Но я же нашла другой материал, Дэвид.

- Да?

- Цилиндр Б! - она возбужденно нагнулась вперед. - Это цветущий
тропический рай, но там никого нет! Даже птиц и насекомых!

Дэвид покачал головой.

- Для поддержания среды джунглей без птиц и насекомых не обойтись. Ты
их просто не заметила.

- Но где же люди? Почему он пуст? Что делает Кобб со всем этим пустым
пространством? Там можно с легкостью поселить миллион народу. Два
миллиона! А может и больше.

- И превратить рай в трущобы.

- Почему он пуст? - стояла на своем Эвелин.

- Не знаю.

- Но ты можешь помочь мне выяснить.

Он откинулся на спинку стула и уставился застывшим взглядом на свое
нетронутое вино.

- Теперь я понимаю. Если я помогу тебе раскрыть эту тайну, то у тебя
будет материал об "Острове номер 1" поважнее материала о младенце из
пробирки. Верно?

- Я уверена в этом! - взволнованно кивнула она.

- А если я не помогу тебе, у тебя все еще будет материал про меня. Ты
сможешь вернуться на землю и продать материал обо мне своим боссам.

Лоб ее избороздила злосчастная нахмуренность.

- Я не хочу этого делать, Дэвид.

- Но сделаешь, если понадобится.

- Если понадобится... я не знаю, что я сделаю.

Но я-то знаю, сказал себе Дэвид.

Совет никогда не сходился в одном месте. Пять его членов никогда не
собирались под одной крышей. Но они регулярно виделись друг с другом, и по
меньшей мере раз в месяц проводили свои заседания даже хотя оставались при
этом на разных континентах.

Их связывала электроника. Трехмерные голографические видеофоны
позволяли им встречаться лицом к лицу так словно они все находились в
одной комнате. Пятеро самых богатых людей в мире посылали свои
голографические изображения лазерными лучами к спутникам связи,
принадлежавшим лично им и используемым только ими. Это был дорогой способ
общаться, но он гарантировал полную келейность, абсолютную безопасность. И
даже при этом он все-таки был в тысячу раз дешевле любого другого вида
личного путешествия. И бесконечно быстрее.

Т. Хантер Гаррисон сидел в своем моторизованном кресле-каталке в углу
пентхауза наверху небоскреба: "Башня Гаррисона" в Хьюстоне. Некогда, шесть
десятилетий назад он сыграл роль Эбенезера Скруджа в театральной
постановке общинного колледжа. Теперь он выглядел так как полагалось по
ней: редкие седые волосы окаймляющие лысую макушку, узкоглазое, ястребиное
лицо с узкими глазами, с кожей, похожей на сильно измятый пергамент,
покрытые красновато-коричневыми пятнышками руки, которые скрючил бы
артрит, не обладай они таким большими деньгами и властью.

Верхний этаж его Башни был для Гаррисона кабинетом, игровой
площадкой, домом. Он редко покидал его. У него редко возникала для этого
надобность. Мир шел к нему сам.

Теперь он сидел откинувшись на мотокаталке и глядел на угол из
зеркал, смотревший на него в ответ с кривой, знающей улыбкой. Он коснулся
встроенной в подлокотник кресла клавиши и стены казалось растаяли,
растворились в изображении других комнат, других мест.

Хидеки Танака явно находился в своем летнем поместье, далеко от
забитого толпами Токио. Он был человеком прямым, щедрым, любившим часто
улыбаться и смеяться. Но глаза его оставались такими же холодными как у
профессионального убийцы. Танака сидел под открытым небом на изящно
вырезанной деревянной скамейке. Гаррисон видел позади промышленника
грациозные тонкие деревья и тщательно ухоженный песчаный сад. Вдали висела
захватывающая дух симметрия покрытой снегом Фудзиямы, дрожащая в голубом
мареве.

Танака склонил голову в вежливом поклоне и сделал несколько
поэтических замечаний о красоте близящегося лета. Гаррисон предоставил ему
болтать о том о сем пока на других зеркалах появлялись трехмерные сцены.
Они появились еще на трех экранах, но последний упрямо оставался плоским и
отражательным.

- Ладно, - прервал Гаррисон бессодержательную болтовню Танаки, - что
насчет переворота в Аргентине? Как вышло так, что мы не знали о нем
заранее?

- Освободитель стал силой с которой приходиться считаться раньше чем
мы ожидали, - ответил Танака. - Он хорошо использовал нашу помощь к своей
выгоде.

- Но он такой праведный, чирей на заднице, - пробурчал Вильбур
Сент-Джордж, австралийский член совета. Он как обычно сидел за письменным
столом в Сиднее, деловито нахмурившись, с зажатой в зубах незажженной
трубкой. Окно позади него выходило на сиднейский порт, с его
величественным оперным театром и высокоарочным стальным мостом.

- Он - полезный чирей на заднице, - парировал Гаррисон.

Курт Моргенштерн, в Кельне, покачал головой. Он был маленьким
человеком с осторожным взглядом, одутловатым лицом и мягкотелым на вид. Но
он контролировал большую часть промышленной мощи центральной Европы.

- Он не примет наших предложений, - сказал Моргенштерн. - Мои люди
попытались было... э... направлять его. Но он отказывается прислушиваться.

- Да защитят нас боги от людей знающих, что они правы, - усмехнулся
Танака.

- Тоже самое рассказывали и мне, - уведомил их Сент-Джордж. - Он
чертов фанатик-революционер. К разумным доводам не прислушается. Доверять
ему нельзя.

Растворилось последнее зеркало, показав аль-Хашими, развалившегося на
подушках в личном купе великолепного и роскошного туристского автофургона.
Несмотря на ленивую позу, лицо его было бледным от напряжения.

- Сожалею, что опоздал на совещание, - извинился он. - Мне
потребовалось заняться одним неотложным личным делом.

- Мы говорим об этом типе, Освободителе, - уведомил его Гаррисон,
давая своему дребезжащему голосу соскользнуть на техасский акцент его
молодости. - Как по вашему, мы можем более прямо использовать его для
своих целей?

Аль-Хашими пожал плечами.

- Может это и получится, но я в этом сомневаюсь. У него безусловно
есть много последователей среди этих молодежных революционных групп...

- Подпольной Революционной Организации Народа, - уточнил с явным
отвращением Моргенштерн.

- Они энергичны и близоруки, - заметил аль-Хашими. - Но они
ухватились за мысль, что Всемирное Правительство должно быть сброшено.

- Что делает их идеальными для нас, - заключил Гаррисон.

- Но они опасные фанатики, - предупредил Танака. - ПРОН ненавидит нас
- корпорации - так же сильно как и Всемирное Правительство.

- Так же как и Освободитель, - указал Сент-Джордж.

- Все равно я думаю, что все они могут быть полезными для нас, -
настаивал Гаррисон. - Ладно, пусть Освободитель упрямый идеалист,
думающий, что ему суждено изменить мир. Ненавидит нас до позеленения. Все
равно он берет от нас деньги и снаряжение - независимо от того, знает он
это или нет, принимает это или нет. Пока он дерет Всемирное Правительство
он на нашей стороне, и нам следует помогать ему всем чем можем.

Остальные кивнули.

Аль-Хашими добавил:

- С ПРОН дело обстоит во многом точно также. Я добился некоторого
успеха в обращении их местной группы здесь в Ираке на службу нашим
собственным целям. Один из их вождей принимает от меня деньги. И советы.

- А в один прекрасный день он перережет тебе глотку, - пробурчал
Сент-Джордж.

Аль-Хашими холодно улыбнулся.

- Обещаю вам, так долго он не проживет.

- Ну тогда, - сказал Гаррисон, - я предлагаю нам продолжать
поддерживать Освободителя. Сифонить ему денежки. Поручить нашим мальчикам
ведающим погодой организовать такие условия в окружающих его странах, чтоб
сотрясли местные правительства и сделать их народы недовольными Всемирным
Правительством.

Моргенштерн печально покачал головой.

- Какие же мы вызовем несчастья. Каждый раз, когда мы делаем
что-нибудь в этом роде, я задумываюсь... люди же умирают из-за нас! Так ли
это необходимо? Должны ли мы вызывать наводнения и засухи? Посмотрите на
эпидемии тифа, катящиеся сейчас по Индии и Пакистану.

- С этим ничего нельзя поделать, - сказал Сент-Джордж.

- Но вызвали-то это мы!

- Только косвенно. Будь у этих проклятых макак приличное медицинское
обслуживание...

- И хоть какой-то контроль над приростом населения, - добавил
аль-Хашими.

Моргенштерн по-прежнему выглядел опечаленным.

- Мы вмешиваемся в погоду. Мы убиваем людей никогда не имевших ни
единого шанса помочь себе. Почему? Неужели мы дошли до такого отчаяния,
что...

- Да! - отрезал Гаррисон. - Мы-таки дошли до отчаяния. Именно
потому-то мы и деремся. Если мы будем просто сидеть сложа руки и позволим