- создание Прошлого!
Будущего? Какой сейчас год?
летосчислению. Слова - ничто, меньше, чем ничто! Где часы, по которым мы бы
определили положение звезд?
жив, а вы мертвы!
желудок требует пищи, рот жаждет воды. Нет, никто из нас ни жив, ни мертв.
Впрочем, скорее жив, чем мертв. А еще вернее, мы как бы посередине. Вот: два
странника, которые встретились ночью в пути. Два незнакомца, у каждого своя
дорога. Вы говорите, развалины?
может лицезреть Прошлое, но чтобы... Вы говорите, колонны рухнули? И море
высохло, каналы пусты, девушки умерли, цветы завяли? - Марсианин смолк, но
затем снова посмотрел на город. - Но вон же они! Я их вижу, и мне этого
достаточно. Они ждут меня, что бы вы ни говорили.
- не все ли равно, лишь бы мы оба жили, ведь то, что придет вслед за нами,
все равно придет - завтра или через десять тысяч лет. Откуда вы знаете, что
эти храмы - не обломки вашей цивилизации через сто веков? Не знаете. Ну так
и не спрашивайте. Однако ночь коротка. Вон рассыпался в небе праздничный
фейерверк, взлетели птицы.
соприкоснулись - они растворились одна в другой.
говорили, увидеть людей, услышать обо всем, что случилось.
экипаже, землянин развернул свой грузовик и молча повел его в
противоположную сторону.
о ракетах, о женщинах, о крепком виски, о вирджинских плясках, о предстоящем
веселье.
скорость и думая о празднике, каналах, лодках, золотоглазых женщинах,
песнях...
звука, ни машины, ни единого живого существа, ничего. И так было до конца
этой прохладной темной ночи.
Каждая волна непохожа на предыдущую, одна мощнее другой. Первая принесла
людей, привычных к просторам, холодам, одиночеству, худых, сухощавых
старателей и пастухов, лица у них иссушены годами и непогодами, глаза, как
шляпки гвоздей, руки задубевшие, как старые перчатки, готовы взяться за что
угодно. Марс был им нипочем, они выросли на равнинах и прериях, таких же
безбрежных, как марсианские поля. Они обживали голое место, так что другим
было уже легче решиться. Остекляли пустые рамы, зажигали в домах огни.
речью, своими идеями. Но ракеты были американские, и прилетели на них
американцы, а Европа и Азия, Южная Америка, Австралия и Океания только
смотрели, как исчезают в выси римские свечи. Мир был поглощен войной или
мыслями о войне.
и вагонов подземки, они отдыхали душой и телом в обществе скупых на слова
мужчин из степных штатов, знающих цену молчанию которое помогало обрести
душевный покой после долгих лет толкотни в каморках, коробках, туннелях
Нью-Йорка.
они возносятся к господу богу.
для строительства Десятого города и семьдесят девять тысяч футов
калифорнийской секвойи и отгрохали чистенький, аккуратный городок возле
каменных каналов. Воскресными вечерами красно-зелено-голубые матовые стекла
церковных окон вспыхивали светом и слышались голоса, поющие нумерованные
церковные гимны. "А теперь споем 79. А теперь споем 94". В некоторых домах
усердно стучали пишущие машинки - это работали писатели; или скрипели перья
- там творили поэты; или царила тишина - там жили бывшие бродяги. Все это и
многое другое создавало впечатление, будто могучее землетрясение расшатало
фундаменты и подвалы провинциального американского городка, а затем смерч
сказочной мощи мгновенно перенес весь городок на Марс и осторожно поставил
его здесь, даже не тряхнув...
собой из дома вкусно пахнущие пакеты и по пути время от времени засовывали в
них носы - вдохнуть сытный дух ветчины и пикулей с майонезом, прислушаться к
влажному бульканью апельсиновой воды в теплых бутылках. Размахивая сумками с
сочным, прозрачно-зеленым луком, пахучей ливерной колбасой, красным кетчупом
и белым хлебом, они подбивали друг друга переступить запреты строгих
родительниц. Они бегали взапуски:
всего: можно вообразить, будто ты, как на Земле, бегаешь по опавшей листве.
бусины глаз - на мраморные набережные каналов и, запыхавшись, подбадривали
друг друга возгласами, благоухающими луком. Потому что здесь, у стен
запретного мертвого города, никто уже не кричал: "Последний будет
девчонкой!" или "Первый будет Музыкантом!" Вот он, безжизненный город и все
двери открыты... И кажется, будто что-то шуршит в домах, как осенние листья.
Они крадутся дальше, все вместе, плечом к плечу, и в руках стиснуты палки, а
в голове - родительский наказ: "Только не туда! В старые города ни в коем
случае! Если посмеешь - отец всыплет так, что век будешь помнить!.. Мы по
ботинкам узнаем!"
проглочена, и они подзадоривают друг друга свистящим шепотом:
столовую в спальню, и ну скакать без оглядки, приплясывать, и взлетают в
воздух черные листья, тонкие, хрупкие, будто плоть полуночного неба. За
первым вбегают еще двое, трое, все шестеро, но Музыкантом будет первый,
только он будет играть на белом ксилофоне костей, обтянутых черными
хлопьями. Снежным комом выкатывается огромный череп, мальчишки кричат! Ребра
- паучьи ноги, ребра - гулкие струны арфы, и черной вьюгой кружатся смертные
хлопья, а мальчишки затеяли возню, прыгают, толкают друг друга, падают прямо
на эти листья, на чуму, обратившую мертвых в хлопья и прах, в игрушку для
мальчишек, в животах которых булькала апельсиновая вода.
из города в город, начисто выжигая все ужасы, идут Пожарники, дезинфекторы с
лопатами и корзинами, сгребают, выгребают эбеновые лохмотья и белые
палочки-кости, медленно, но верно отделяя страшное от обыденного... Играйте,
мальчишки, не мешкайте, скоро придут Пожарные!
Затем - еще раз наподдать ногой напоследок, еще раз выбить дробь из
маримбофона, по- осеннему нырнуть в кучу листьев и - в путь, домой.
обжигающую ванну и отеческое внушение ремнем.
потехе пришел конец.