скрывалась под именем миссис Рэн) -- совсем другое дело.
Гоби? Пола Фаррингтона?
светлым локоном. -- Ягнята. Все, даже этот Берти Уэстморлэнд, такой весь из
себя чопорный, а так и расстилался, лишь бы она на него разок посмотрела. Мы
обычно ходили в театр все вместе: Берти, его брат, мы с Лоттой и еще их
друзья со своими девушками... Очень трудно было удержаться и не высосать
кого-нибудь из них прямо там, где-нибудь в темном уголке. Это все равно что
запах жареных сосисок, когда ты голоден... Главное, так просто...
получил в ответ раздраженный взгляд из-под длинных ресниц.
вокруг люди и кто-нибудь может узнать -- не смей. -- Она скользнула к Эшеру
вплотную, и он ощутил аромат ее духов и запах крови, выдохнутый вместе с
фразой: -- Но здесь нет людей -- и никто не узнает.
выпитой кровью, скользнули по его руке. Глаза ее были устремлены на его
горло, защищенное серебряной цепью. Эшер не имел возможности отвести взгляд,
но он чувствовал, что Эрнчестера в подвале нет. Возможно, граф не так уж и
заботился о сохранности его жизни.
отвернулась. Плечи ее передернулись.
не ангельским взглядом. Губы ее скривились. -- Ты думаешь, он будет защищать
тебя от Лайонела всегда? Только пока ты ему нужен! На твоем месте я бы так
не торопилась с поисками.
Исидро.
заметил, что Хлоя вздрогнула. Следовательно, тоже не видела, как он подошел.
нам хотелось. Вы здесь теряете время, Джеймс.
уже убежали. Так что позвольте мне вас отсюда выпустить. Комнаты Кальвара
находятся наверху -- во всяком случае одна из них. Мне известно
местонахождение еще двух его укрытий, но их, конечно, могло быть и больше.
лестнице. -- Это в районе Ламбета?
взгляд холодных желтых глаз.
как ни напрягал слух, шагов Исидро и Хлои услышать не мог -- один лишь
шелковый шорох юбок. Видимо, Эрнчестер покинул подвал, как только там
появился Исидро, ибо графа нигде видно не было. И в самом деле, Чарльз и
Антея ждали их в передней маленькой комнаты на втором этаже. Лампы с
плафонами из красного стекла сделали лица вампиров почти человеческими --
если бы не этот их особенный мерцающий взгляд.
Исидро, когда девушка поставила лампу на стол.
обитый ситцем стул. Комната была обставлена мебелью разных стилей, пухлые
кресла дисгармонировали с лакированным секретером, заставленным книгами. В
отличие от предыдущих резиденций вампиров, виденных Эшером, комната не
поражала изобилием вещей. Сквозь приоткрытую дверь за креслом леди Антеи
виднелась крохотная спальня с наглухо завешенным окном, наверняка снабженным
ставнями. Гроба нигде видно не было, и Эшер предположил, что он должен
стоять где-нибудь в гардеробной.
глаза были устремлены на Эшера. Она вновь уложила волосы, скрыв следы
схватки с Гриппеном, и, естественно, сменила платье. Теперь на ней был
костюм из пурпурно-черной тафты, возможно, сшитый в мастерской Минетты. --
Вы приобрели опасного врага. Он сильно обжег руку, коснувшись вашей
серебряной цепи.
разумеется, мыслью этой не поделился. Тело его ныло и болело до сих пор от
удара о стену. Он напомнил себе, что положение его было по-прежнему отчаянно
опасным, и все же отсутствие Гриппена его немного взбодрило. Он осмотрел
секретер, стоящий как раз под газовым рожком, открыл ящики. Все они были
пусты.
что сделал то же самое в доме Недди.
Эшер повернулся и принялся внимательнейшим образом осматривать помещение: от
французских книг на полке до подушек дивана с верблюжьей спинкой. Искоса он
взглянул на Исидро, стоявшего рядом с креслом Антеи. -- Если серебро так
скверно на вас действует, то как же вы расплачиваетесь с портным?
сказала Антея. -- Можно годы, если не столетия, ни разу не прикоснуться к
монете. Раньше мы использовали золото. Банкноты и прочие ценные бумаги
явились для нас поистине Божьим даром. Хотя можно пользоваться и серебром,
только, конечно, в перчатках.
каких-нибудь -- из толстой кожи. А шелк эта штука прожигает насквозь.
реакция на серебро становится не такой страшной. Если бы вы, Хлоя,
схватились за цепочку, как Гриппен, руку у вас раздуло бы до плеча и вы бы в
придачу долго болели. Так было и со мной как раз накануне большого пожара.
Удивительно все-таки хрупкая штука эта наша псевдоплоть.
серебра -- это было шитье на одном из моих новых костюмов. Я не сразу
поняла, что это за жжение, но потом долго болела. Страшная жажда и
невозможно охотиться. Чарльзу пришлось делать это за меня -- приводить... --
Она замолчала внезапно и отвела взгляд. Прекрасное лицо ее было бесстрастно.
жертвы должны были, во-первых, быть людьми, поскольку вампиры питаются не
только кровью, но и агонией человека, а во-вторых, обладать очень податливой
психикой.
могла бы добраться до моих братишек и сестренок -- у нас в семье этого добра
хватало с избытком. Подумать только, каждый из них давно расплодился... --
Она оборвала фразу и тоже отвернула кукольное личико. Потом изобразила
вздох. -- Странно... Вижу девчонок, с которыми когда-то работала в опере --
уже старенькие, не то что танцевать -- моряка на улице подцепить не могут. А
я вот могу заявиться в оперу хоть сейчас -- и примут в балет, представляешь?
Старый Гарри меня наверняка узнал бы. А вот его самого уже узнать трудно...
прошлое. Точно так же недавно Антея видела себя стоящей на Харроу-Хилл над
горящим Лондоном, и раскаленный ветер овевал ее тогда еще смертную плоть.
Хлоя.
незаметно.
куда более бесшумно и неуловимо.
Эшеру, -- когда все, кого мы знали, уйдут из жизни. Тогда они ни о чем уже
вам не напомнят. -- Ее темные брови сдвинулись, вновь придав ее лицу
совершенно человеческое выражение. -- Даже для бессмертного возраст значит
многое.
разглядывал Исидро в янтарно-розоватом свете ламп. Вампир по-прежнему стоял
у опустевшего кресла и задумчиво смотрел на дверь. Эшеру представилось, что
Исидро вслушивается сейчас в легкие шаги леди, безошибочно различая их среди
лондонского шума -- грохота колес на Солсбери-Плейс, рева Флит-стрит,
подземной дрожи метрополитена, шелеста реки под парапетами набережной и
голосов людей, что толпятся сейчас на ночных мостовых.
устремлены на Эшера. -- С вампирами это бывает. Существуют периоды ломки --
я и сам прошел через это, через некоторые из них... Когда вампиру лет
тридцать--сорок, он видит, как знакомые его стареют, уходят из жизни,
становятся неузнаваемыми. А еще лет через сто уходит в прошлое целый мир, не
оставляя даже мелочей, столь тебе дорогих. Все вокруг становится чужим,
незнакомым, и тогда легко затосковать, утратить осторожность и не заметить,
что солнце уже встает.
уголках его тонкого рта.
изменяются вместе с миром, как нам и подобает, но делать это им становится
все труднее и труднее. Меня самого бесит нынешняя грубость продавцов и эта
фабричная сажа, застилающая небо. Мы, как струльдбругги доктора Свифта,
старые люди и склонны к бессмысленным разговорам о старине. От времен короля
Чарльза почти ничего не сохранилось, а от моих времен -- и вовсе ничего.
Кроме Гриппена, разумеется. -- Улыбка стала сардонической. -- Каков