более рациональный или, по крайней мере, более действенный,
чем мой. Я сказал, что его слова ввергли меня в ужасный
конфликт, потому что они толкают на то, чтоб я сменил свои
чувства. Для того, чтобы проиллюстрировать мою точку зрения,
я рассказал дон Хуану историю одного старика из моего круга,
очень богатого консервативного юриста, который прожил всю
свою жизнь, будучи убежден, что поддерживает правду.
политическую драму того времени. Он был категорически
убежден, что политическое изменение будет гибельным для
страны, и из преданности своему образу жизни он голосовал и
боролся против того, что рассматривал, как политическое зло.
Но прилив времени был слишком силен, он осилил его. Свыше
10-ти лет он боролся против этого на арене и в своей личной
жизни; затем вторая мировая война обратила все его усилия в
полное поражение. Глубокая горечь явилась следствием его
политического и идеологического падения; на 25 лет он стал
самоизгнанником. Когда я встретил его, то ему было уже 84
года, и он вернулся в свой родной город, чтобы провести свои
последние годы в доме для престарелых. Для меня казалось
непонятным, что он так много жил, учитывая то, как он топил
свою жизнь в горечи и жалости к самому себе. Каким-то
образом он нашел мое общество приятным, и мы подолгу с ним
разговаривали. В последний раз, когда я его встретил, он
заключил наш разговор следующим: "у меня было время, чтобы
обернуться и проверить свою жизнь. Возможно, что я выбросил
годы жизни на преследование того, что никогда не
существовало. В последнее время у меня было чувство, что я
верил в какой-то фарс. Это не стоило моих усилий. Я считаю,
что я знаю это. Однако, я не могу вернуть 40 потерянных
лет".
сомнений, в которые меня бросили его слова о контролируемой
глупости.
сказал я, - то став человеком знания, невольно окажешься
таким же пустым, как мой друг, и не в лучшем положении, чем
он.
одинок, потому что умрет без в и д е н ь я . В его жизни
он просто состарился и теперь у него должно быть еще больше
жалости к самому себе, чем когда-либо ранее. Он чувствует,
что выбросил 40 лет, потому что гнался за победами, а
находил поражения. Он никогда не узнает, что быть
победителем или быть побежденным - одно и то же. Значит,
теперь ты боишься меня, так как я сказал тебе, что ты
равнозначен всему остальному. Ты впадаешь в детство. Наша
судьба, как людей - учиться, и идти к знанию следует также,
как идти на войну. Я говорил тебе это бессчетное число раз.
К знанию или на войну идут со страхом, с уважением, с
сознанием того, что идут на войну. И с абсолютной
уверенностью в себе. Вложи свою веру (доверие) в себя, а не
в меня...
друга. Но нет пустоты в жизни человека знания - я говорю
тебе. Все наполнено до краев.
друга, который просто состарился. Когда я говорю тебе, что
ничего не имеет значения, я имею в виду не то, что имеет он.
Для него его битва жизни не стоила усилий, потому что он
побежден. Для меня не существует ни победы, ни поражения, ни
пустоты. Все наполнено до краев, и все равно, и моя битва
стоила моих усилий. Для того, чтобы стать человеком знания,
надо быть воином, а не хныкающим ребенком. Нужно биться и не
сдаваться до тех пор, пока не станешь в и д е т ь лишь
для того, чтобы понять тогда, что ничего не имеет значения.
готова. Он снял горшок с огня и поставил его на четыреху-
гольное кирпичное сооружение, которое он возвысил у стены и
которое служило, как полка или как стол. Ногой он подтолкнул
два небольших ящика, служивших удобными стульями, особенно,
если прислониться к стене спиной. Он знаком пригласил меня
садиться и затем налил миску супу. Он улыбался. Его глаза
сияли, как если бы ему в самом деле нравилось мое
присутствие.
столько тепла и доброты, что это, казалось, было просьбой
восстановить к нему мое доверие. Я чувствовал себя идиотски.
Я попытался сменить свое настроение, разыскивая свою ложку,
и не мог ее найти. Суп был слишком горячим, чтобы пить его
прямо из миски, и пока он остывал, я спросил дона Хуана,
означает ли его контролируемая глупость, что человеку знания
никто больше не может нравиться. Он перестал есть и
засмеялся.
или чтобы любить их самому, - сказал он. - человек знания
любит и все. Он любит что хочет или кого хочет, но он
использует свою контролируемую глупость для того, чтобы не
заботиться об этом. Противоположность тому, что ты делаешь
теперь. Любить людей или быть любимым людьми - это далеко не
все, что можно делать, как человек.
бок.
дон Хуан. Ты говорил, чтобы смеяться, надо с м о т р е т ь
глазами, но я считаю, что мы смеемся потому, что мы думаем.
Возьми слепого человека - он тоже смеется.
треском смеха. Они никогда не смотрели на смешные грани мира
и должны воображать их себе. Их смех - это не хохот.
о ощущение счастья. Мы ели в молчании; затем дон Хуан начал
смеяться. Я использовал сухой прутик, чтобы подносить овощи
ко рту.
4 октября 1968 г.
возражает ли он поговорить еще о в и д е н ь и . Он,
казалось, секунду размышлял, затем улыбнулся и сказал, что я
опять втянулся в свою рутину: говорить вместо того, чтобы
делать.
дымку унести тебя, - сказал он с ударением. - я больше не
хочу говорить об этом.
работали в полном молчании. Когда я вынужден долго молчать,
я всегда чувствую себя очень восприимчивым, особенно в
присутствии дона Хуана. Наконец, я не выдержал и задал ему
вопрос, который, казалось, сам вырвался из меня.
если случиться, что умрет человек, которого он любит? -
спросил я.
казалось, опешил при моем вопросе.
твои действия контролируемой глупостью во время его смерти?
пример, - спокойно ответил дон Хуан. - он был раздавлен
камнями, когда работал на строительстве панамериканской
дороги. Мои поступки по отношению к нему во время его смерти
были контролируемой глупостью. Когда я прибыл к месту
взрыва, он был почти мертв, но его тело было настолько
сильным, что оно продолжало двигаться и дергаться. Я
остановился перед ним и сказал парням из дорожной команды не
трогать его больше - они послушались и стояли, окружив моего
сына, глядя на его изуродованное тело. Я тоже стоял там, но
я не смотрел. Я изменил свои глаза так, чтобы я видел, как
распадается его личная жизнь, неконтролируемо расширяясь за
свои пределы, подобно туману кристаллов, потому что именно
так жизнь и смерть смешиваются и расширяются. Вот что я
делал во время смерти моего сына. Это все, что можно было
делать, и это контролируемая глупость. Если бы я смотрел на
него, то я наблюдал бы за тем, как он становится
неподвижным, и я почувствовал бы плач внутри себя, потому
что никогда больше мне не придется смотреть на его красивую
фигуру, идущую по земле. Вместо этого я в и д е л его
смерть, и там не было печали и не было никакого чувства. Его
смерть была равнозначна всему остальному.
затем он улыбнулся и погладил меня по голове.
Посняков Андрей
Самойлова Елена
Каргалов Вадим
Посняков Андрей
Пехов Алексей
Мурич Виктор