собственного горла. В воздухе стоял тошнотворно-сладкий запах жарящегося
на углях мяса.
внутренним двором, из того самого окна, у которого Сьюзан, научившая
стрелка быть мужчиной, когда-то сидела и пела старинные песни - "Эй,
Джуд", и "Вниз по дороге не гони", и "Сто лиг до Бэнберри-кросс". Он
выглядывал из окна, будто гипсовая статуя святого в церкви. Глаза казались
мраморными. Лоб Джейка был пронзен острым большим гвоздем.
безумия, рвется удушающий, истошный, пронзительный вопль.
мраке. Ему все еще казалось, что он находится внутри своего сна, который
душит его, точно ошейник, в котором он себе приснился. Крутясь и
ворочаясь, Роланд угодил рукой в гаснущие угли костра. Теперь он приложил
ладонь к лицу, чувствуя, как сон обращается в бегство, оставляя лишь
застывший образ гипсово-белого Джейка, святого для бесов.
таинственную тьму ивовой рощи. Угасающее зарево костра превратило его
глаза в красные бойницы.
можно было идти по следу, оставленному мальчиком в росистой траве. Он
нырнул под первые ивы, с плеском пересек ручей и, оскальзываясь из-за
сырости, бегом вскарабкался на другой берег (даже сейчас тело стрелка было
способно с наслаждением смаковать влагу). Гибкие ивовые прутья хлестали
его по лицу. Здесь деревья росли гуще, загораживая луну. Древесные стволы
вставали из качающихся теней. По ногам хлестала трава, доходившая тут до
колен. К щиколоткам стрелка тянулись подгнившие мертвые ветви. Он на
секунду остановился, вскинул голову и принюхался. Призрачный ветерок помог
ему. Само собой, мальчик не благоухал - этим грешили они оба. Ноздри
стрелка раздулись, как у крупной обезьяны. Запах пота был слабым,
маслянистым, не похожим ни на что другое. С треском прохрустев по
валежнику (ежевика, трава, сбитые ветром на землю ветки), стрелок
опрометью бросился бежать по тоннелю, образованному нависающими ветвями
лозняка и сумаха. За плечи, цепляясь к ним шелестящими серыми щупальцами,
задевал мох.
обращенную к звездам и самому высокому пику горной цепи, мерцавшему в
невероятной вышине белизной черепа.
она походила на некий сюрреалистический капкан. Посередине, на могучей
базальтовой опоре из земли вздымалась каменная плита... алтарь. Очень
древний.
Свешенные вдоль тела руки подрагивали, будто наэлектризованные. Стрелок
резко окликнул мальчугана по имени, и Джейк ответил нечленораздельным
звуком, означавшим отказ. В лице мальчугана - неясном светлом пятне, едва
видном из-за плеча, - читались одновременно и ужас, и восторг. Впрочем, и
кое-что еще.
вскинул руки. Теперь можно было ясно разглядеть и распознать выражение
лица мальчугана. Взору стрелка предстали испуг и ужас, боровшиеся с почти
мучительной гримасой удовольствия.
розовый свет - мягкий, ласковый и в то же время суровый и холодный, - и
стрелок почувствовал, что, сам того не желая, крутит головой, а язык
утолщается и становится невыносимо чувствительным даже к обволакивающей
его слюне.
которую носил там с тех самых пор, как нашел ее в логове Говорящего Демона
на постоялом дворе. Однако то, что он действует без размышленья, полагаясь
лишь на чутье, не пугало его.
торчащими указательным пальцем и мизинцем (этот древний рогатый талисман
оберегал от дурного глаза) стрелок решительно выставил вперед.
Влажный звук страдания. Мальчик попробовал отвести неподвижный взгляд от
кости, и не смог. Глаза вдруг закатились, показав белки. Джейк упал. Тело
мальчика мягко ударилось о землю, одна рука едва не коснулась алтаря.
Быстро опустившись на одно колено, стрелок подхватил его. Парнишка
оказался поразительно легким: долгий путь через пустыню оставил в нем
соков не больше, чем в ноябрьском листе.
лишенная желанной добычи, она звенела от ревнивой злобы. Стоило выйти за
пределы круга, и ощущение разочарованной зависти истаяло. Он понес Джейка
назад. К тому времени, как они добрались до своего лагеря, вздрагивающее
забытье мальчика перешло в глубокий сон. Над серым пепелищем костра
стрелок на миг остановился. В лунном свете лицо Джейка опять напомнило
Роланду алебастровую, непознанную чистоту святого из церкви. Казалось, еще
немного, и где-то высоко в горах, вдалеке, он явственно расслышит смешок
человека в черном.
привязал мальчика к росшему неподалеку жесткому кусту, теперь же мальчик
хотел есть и пребывал в расстроенных чувствах. Судя по солнцу, было около
половины десятого.
ослабил крепкие узлы на чепраке. - Я не собирался удирать!
его улыбнуться. - Пришлось за тобой сходить. Ты бродил во сне.
к лицу, и мальчик шарахнулся, загородившись рукой.
будет целый день. Так что послушай, мальчик. Это важно. Если к заходу
солнца я не вернусь...
почувствуешь себя необычно... хоть в чем-то странно... возьми эту кость и
держи в руках.
растерянностью.
Особенно на склоне дня. Это важно. Сечешь?
под поверхностью стали, столь же загадочный, как и рассказанная им история
о том, что он попал сюда из большого города, где дома в самом деле скребли
небо, такими они были высокими.
оскалилась из травы, точно какое-то источенное временем ископаемое,
увидевшее дневной свет после ночи длиной в пять тысячелетий. Джейк нипочем
не хотел смотреть на нее. Лицо мальчика было бледным и несчастным. Стрелок
задумался, не лучше ли для них обоих будет усыпить и расспросить парнишку,
и решил, что выигрыш невелик. Он достаточно хорошо знал, что обитающий в
каменном кольце дух, несомненно, демон и при этом, весьма вероятно,
прорицающий. Дьяволица, не имеющая воплощения - лишь некий бесформенный
чувственный блеск да пророческое око. У него мелькнула сардоническая
мысль: уж не может ли она оказаться душой Сильвии Питтстон, великанши, чья
спекуляция на вере стала причиной разыгравшегося в Талле заключительного
представления... впрочем, стрелок знал, что это не так. Камни кольца были
древними, этот особый клочок земли демон застолбил намного раньше, чем
промелькнула самая первая тень доисторических времен. Однако прекрасно
разбиравшийся в тонах разговора Роланд не думал, что мальчику придется
использовать челюсть. Голос и разум прорицательницы будут более чем заняты
им самим. Ему требовалось кое-что узнать... несмотря на риск, и немалый.
Но выхода не было: и ради Джейка, и ради себя нужно было знать.
табачного листа до тех пор, пока не нашел крохотный предмет, завернутый в
клочок белой бумаги. Рассеянно глядя в небо, он приподнял сверточек на
ладони. Потом развернул и взял в руку содержимое - крошечную белую
таблетку с сильно стершимися за время путешествия краями.