Чтение 22–й страницы книги ~В поисках Белой ведьмы~

Лели смеялась, показывая мне свою наготу.

- Они отдали мне сокровища древнего Хессека - Змеиную корону и Пояс
огней, но у меня есть более сказочные богатства - не так ли? Не медли, -
сказала она. - Этот с зеленым лицом придет к тебе, но я велела ему не
торопиться. До того как он придет, у тебя есть время полежать со мной. -
Она крадучись подошла и зашептала мне в ухо:

- Значит, Сорем-масриец действительно твой любовник,
Вазкор-Шайтхун-Кем? Тебе надо были сделать меня мальчиком, как Тэи.

- Слезь с меня, жрица, а не то я этим ножом отправлю тебя к богу,
которого ты считаешь своим отцом.

- Ах, нож? - прошептала она. - Это все, что ты можешь и меня вонзить?
Варвар из дикого племени, даже вооруженный молнией для убийства, все-таки
предпочитает воровские оружие.

Я оттолкнул ее, схватил и ударил так, что ее голова мотнулась из
стороны в сторону, потому что мне не пристало бояться женщины. Казалось,
чтобы узнать мое происхождение, она вместе со всем остальным прочла и мое
прошлое.

- Твои люди почитают меня. Тебе надо бы тоже усвоить эту привычку.

Она посмотрела на меня. Ее глаза были, как блестящее железо -
плоские, без глубины. Одна ее щека была красной от удара, и она мягко
приложила к ней руку - так, я видел, девочки обращаются с больным ребенком
или котенком. Ничего от старой Лели в ней не осталось. Хотя она и была
подставным лицом в их вере, в тот момент я понял, что только она с ее
даром не придает значения мне как мессии. У меня в руках уже тогда были
все путеводные нити, но я этого не понимал.

Она соскользнула с ложа, надела свои платья и затянула по бокам
смешными шнурками, которые так нравились хессекам. Покрывалом она накрыла
лицо и, спрятав взгляд, вышла.

Мгновение спустя вошел жрец с жуками. Он дожидался ее, как она и
просила.

Он тут же опустился на колени, и я велел ему встать. Я принял
властный тон, так как мое терпение истощилось, и я бы с удовольствием
оказался где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Я прямо спросил его,
что ему надо. Он поклонился и поведал мне легенду Хессека. Он говорил, что
я должен быть спасителем, который поведет изгнанников с болота по белым
широким улицам Бар-Айбитни, руша стены и ворота и поражая людей, которые
встанут на их пути. Бит-Хесси войдет в сердцевину Небесного города, в
Малиновый дворец императора, и дворец станет действительно малиновым от
масрийской крови.

Он говорил это, и жуки на его лице шевелились. Странно, но я видел,
что он совершенно искренне считал меня тем, кем называл - Шайтхун-Кемом,
богом, ставшим видимым, - и в то же время думал, что может мне как орудию
Старого Хессека давать указания. Получалось, что настоящим мессией был
скорее не бог, а молот надежд его людей.

Я понял также, что произошло тогда в доках: Чарпона убили просто
потому, что он противился мне, кремень в его голове был подношением мне,
как окровавленная ворона, как человек-тигр.

Единственным моим оружием осталась простая земная логика.

- Ты закончил? - спросил я священника. Он склонил голову. - Хорошо.
Тогда послушай. Я - ни ваш пророк, ни ваш спаситель. Я Вазкор. Никакая
религия и никакая потусторонняя сила ничего не изменят. Вы можете меня
бояться. Я вам это позволяю, поскольку могу убить многих из вас так и
тогда, как и когда захочу. Но если вам нужен вождь, поищите кого-нибудь
другого.

Он не смотрел на меня.

- Почему же ты пришел к нам? Почему ты сделал то, что сделал, если ты
не тот, кого мы ждали?

- Спроси Шайтхуна, - ответил я. - Ну а теперь, отойди от двери.

Он, не двигаясь с места, пробормотал:

- Не могу, мой повелитель. Ты должен быть с нами. Ты наш.

Я двинулся к нему, а он напрягся и вцепился в меня.

Он был сильным мужчиной. Его дыхание пахло каким то дурманом или
благовонием, и между его приоткрытых губ я увидел зуб, который ему
расколол. Я не хотел пользоваться своей Силой. Казалось, магия этого ада
подпитывается от моей. Я притворился Шайтхуном и тем самым увеличил
влияние Шайтхуна на то, что я делал. Я заглянул в мысли Кая, Лели - это
были мои мысли. Тень демона превратилась в тень моего отца. Освободи я
сейчас убийственную силу, решил я, и она примет другую форму, чтобы
уничтожить меня.

Я боролся со священником, пытаясь оторвать его от себя. Он ухватился
за мои ноги и хотел меня повалить, я нагнулся и нанес ему удар кинжалом.
(Варвар из дикого племени... вооруженный убивающим светом... предпочитает
воровское оружие.) Он захрипел, как человек, ворочающийся во сне, и
выпустил меня.

Коридор должен был слева подниматься на поверхность, как я смутно
помнил из путешествия предыдущей ночью. На склоне холма сиял день, я
побежал туда, и никто меня не останавливал.

Несмотря на свою гордость и силу, я пошел в Крысиную нору,
околдованный хессеками, и покинул ее полубезумным. Нет человека слабее
того, который полагает себя непобедимым, ведь даже укусы пчел могут убить,
когда их очень много.

Через некоторое время я обнаружил, что брожу по разрушенному верхнему
городу Бит-Хесси. Я забыл, как туда пробрался, и не сразу смог сообразить,
как мне выбраться оттуда через болота и лагуны. Случайно я вспомнил о
хессекских лодках, спрятанных возле забитых илом причалов, и о кладбище
старых кораблей, где, если другие планы спасения провалятся, можно будет
соорудить какой-нибудь плот из обломков. Я не рассчитывал пройти по воде.
Как раз сейчас я больше всего хотел быть просто человеком. Казалось, за
мной наблюдает глаз, глаз старого Хессека. Я дрожал от усталости и ужаса и
не мог собраться с мыслями.

Так я шел, шатаясь, в северном направлении, и над моей головой
разбитые черные строения порта Хессу покачивались в такт моим неровным
шагам.

Низкое серо-голубое небо давило дневной жарой. Однажды что-то
заверещало в болоте среди высоких деревьев-папоротников. Один раз я по
колено провалился в разинутый рот глинистой лужи между домами и с трудом
выбрался оттуда.

Я не видел ни людей, ни зверей. Но ни до порта, ни до берега я не
дошел.

Наконец, я улегся прямо в грязь среди высокой травы в тени какой-то
стены, не выставив стражи против врага. (Он был повсюду. Зачем трудиться,
чтобы выследить его?). Их Сила поглотила мою. Они держали меня. Я удрал из
подземелья и был пойман на поверхности. Я бормотал, как в бреду, дремал,
вскакивал - жалкое зрелище, если только здесь был кто-нибудь, чтобы
пожалеть меня.

Когда я пришел в себя, свет таял в желтых и бронзовых полосах за
скрещенными клинками листвы в вышине и разбитыми крышами. Что-то дергалось
возле меня - я обнаружил, что шесть или семь пиявок выползли из лужи на
улице и впились в мои икры. Я отодрал их. В туманном свете сумерек я
увидел, как текла кровь. По законам масрийского театра в такие моменты
всегда начинается гроза. Мелодраматические эффекты - раскаты грома,
красная молния - поэтически передают стенания и молитвы обреченного героя.
Так оно и было. Небо потемнело, нагнетая тяжесть, надвинулось, как гора,
которую внезапно прорезали три белых лезвия, и раздался звук
сталкивающихся облаков. На развалины полился дождь, горячий, как моя
кровь.

Я нырнул в дверной проем и съежился там среди теней. Снаружи, как
занавес, висел дождь. По небу прогрохотал гром, и моя голова внезапно
стала ясной. Казалось, жизненные силы и сообразительность вновь наполнили
меня. Я посмотрел на укусы пиявок - они затягивались. Пора было
пробиваться к пристани. Гроза смыла все их грязное колдовство, и я мог
найти и лагуну, и лодку, и добраться до открытой воды.

Позади я услышал свое имя, произнесенное шепотом. Это было не то имя,
которое я себе выбрал, а то, которое дало мне мое племя.

Тувек.

Я медленно повернулся, не желая видеть, оставив неотмытый нож в
ножнах, зная, что он мне не пригодится.

За дверью был зал, уходивший в глубь дома; скудный свет проникал
сквозь дыры в стенах, ничего нельзя было разглядеть, лишь в дальнем конце
виднелось белое сияние. Я не мог рассмотреть, что это, но пока я смотрел,
сдерживая дыхание, в воздухе появились и поплыли мягкие нити, которые
цеплялись за неровные стены, разрушенный потолок; наконец они начали
обвиваться и вокруг меня. Огромная паутина. А в центре ее, в бледном
сиянии - паук?

Я пошел туда, по направлению к белой сердцевине паутины. Это
произошло не столько по принуждению, сколько по злому, отчаянному
убеждению, что другим путем мне отсюда не уйти.

Нити паутины лопались под моим напором и снова соединялись, крепко
обматываясь вокруг меня. Теперь я мог видеть нечто в бледном свете в самом
центре сияния. Я понял, что ждал этого с того момента, как проснулся и
увидел Лели, сидящую в ногах моего ложа и рассказывающую мне мои сны.

Я предчувствовал, что найду Уастис, и забросил свои сети для нее. Но
с годами, равными всей моей жизни, она стала более коварной и вполне могла
приготовить свое оружие. Какое же место могла выбрать моя мать, более
укромное, чем Бит-Хесси на болоте? Какое царство могло быть для нее лучше,