меня, как на порожденного воображением зверя.
страшные зубы? Она улыбнулась.
вспомнил свою встречу со львом и только усмехнулся, не чувствуя себя
задетым, потому что в конечном счете все это было страшно глупо.
выпила.
обжигал. Ресницы у нее были огромные, наверное искусственные; у всех
артисток искусственные ресницы.
возвращался один.
почти что правда", - мелькнуло в уме.
как будто...
свою руку. Кончики пальцев дрожали.
восторженной, зрачки расширились, заполняя глаза, она медленно отклонялась,
пока не оказалась на сером изголовье, медные волосы рассыпались, она
смотрела на меня с каким-то торжествующим восхищением.
было его - мне казалось, что она перестает быть самой собой, как будто она в
любую минуту могла обратиться во что-то иное. Она вплела пальцы в мои
волосы, ее дыхание, когда сна отрывалась от моих губ, звучало, как стон.
"Один из нас фальшивый, подлый, - думал я, - но кто - она или я?" Я целовал
ее, это лицо было болезненно прекрасным, потрясающе чужим, потом осталось
лишь наслаждение, невыносимое наслаждение, но и тогда во мне притаился
холодный, молчаливый наблюдатель; я не провалился в беспамятство. Изголовье
послушно, как будто понимающе, превратилось в подушку для наших голов;
казалось, что здесь присутствует кто-то третий, унизительно заботливый, а
мы, как будто зная об этом, за все время не произнесли ни слова. Я уже
засыпал, а мне все казалось, что кто-то стоит и смотрит, смотрит.
Но только как-то изменившаяся - часть стены отодвинулась, и виден был
рассвет. Над нами, забытая, горела тусклая лампа. За окном, над вершинами
деревьев, еще почти черными, начинало светать. Я осторожно передвинулся на
край кровати; она пробормотала что-то похожее на "Алан" и продолжала спать.
Багровый свет лился сквозь окна и наполнял прозрачную мебель, дрожа в ней,
как пламенеющее темно-красное вино. Вдали сквозь анфиладу залов я увидел
проходившую фигуру - это был робот; серо-жемчужный, слабо светившийся
корпус, внутри тлел рубиновый огонек, как лампадка перед иконой; лица не
было.
Аэн в первом, высоченном, как храм, зале. Уже совсем рассвело. Робот открыл
передо мной ворота. Я велел вызвать глидер.
дом, а дворец, - мы спустились вниз; в первых лучах восходящего солнца я сел
в машину. Когда она тронулась, я оглянулся. Робот все еще стоял в услужливой
позе, немного похожий на богомола из-за сложенных на груди ручек.
отдыхали виллы, да, именно отдыхали, будто на мгновение присели среди
деревьев и кустарников, сложив свои пестрые остроконечные крылья. В центре
было оживленней. Небоскребы с раскаленными солнцем вершинами, дома с
висячими пальмовыми садами, дома-гиганты на широко расставленных опорах
пролетов - улица прорезала их, выносясь на голубеющий простор; я уже ни на
что не смотрел. В отеле я принял ванну и позвонил в Бюро Путешествий.
Заказал ульдер на двенадцать. Меня даже немного позабавило, что я так
свободно обращаюсь со всеми этими названиями, даже не имея, по существу,
понятия, что это такое - ульдер.
Бреггах. Близких родственников у меня не было, но у брата отца было двое
детей, мальчик и девочка. Если даже их не осталось в живых, то их дети...
Оказалась, что только один из них, Атал Брегг, родом из моей семьи - внук
моего дяди, уже немолодой, лет под шестьдесят. Теперь я знал все, что хотел.
Я даже поднял было трубку, чтобы позвонить ему. Но положил ее снова. В конце
концов о чем нам говорить? Как умер отец? Моя мать? Я для них умер раньше, и
теперь из-за гроба, я не имел права спрашивать о них. В эту минуту я
чувствовал, что спрашивать, об этом было бы каким-то извращением, как будто
я обманул их, трусливо бежав от судьбы, спрятавшись на время, которое было
для меня не таким смертельным, как для них. Это они похоронили меня среди
звезд, а не я их на Земле...
и сказал, что Атал Брегг выехал.
кого я ищу, быть может, я ошибся...
для развлечения на два-три часа.
начался, но робот у входа сказал, что я почти не опоздал - каких-нибудь
несколько минут. Он проводил меня в темноту, каким-то странным образом
извлек из нее яйцевидное кресло и, усадив меня, исчез.
нет - на самой сцене, так близко были артисты. Казалось, протяни руку, и
можно их коснуться. Если бы я стал выбирать, то вряд ли сумел бы выбрать
спектакль лучше: это была какая-то историческая драма, и относилась она к
моему времени; время действия не было четко определено, но оно происходило,
судя по некоторым деталям, через несколько лет после нашего отлета.
натуралистические, именно это меня и развлекало множеством ошибок и
анахронизмов. Герой, очень симпатичный брюнет, вышел из дома во фраке (хотя
было раннее утро) и отправился автомобилем на свидание с возлюбленной; на
нем был даже цилиндр, только серый, словно действие происходило в Англии и
oн отправился на дерби. Потом появился романтический трактир, такого
трактирщика я в жизни не видывал - он выглядел как пират; герой присел на
полы фрака и через соломинку потягивал пиво; и все в том же духе.
никогда не существовавшее, но это вдруг потеряло значение. Зритель знал, что
она любит другого, а этого юношу обманывает; типичная мелодраматическая роль
коварной женщины, штампованная и банальная. Но Аэн и здесь осталась на
высоте. Она играла девушку, живущую только настоящим моментом; чувственную,
легкомысленную и - по безграничной наивности своей - жестокую. Невинную
девчонку, которая делала несчастными всех, потому что не хотела обижать
никого. В объятиях одного она забывала о другом и делала это так, что
невольно верилось в ее искренность в данный момент.
только Аэн - великая актриса.
несколько минут предстояло выезжать. Оказалось, что вещей больше, чем я себе
представлял. Я еще не уложил всего, когда запел телефон: прибыл мой ульдер.
телефон снова зазвонил. Я остановился в нерешительности. Негромкий сигнал
повторился. "Пусть не думает, что я струсил", - решил я и поднял трубку, не
вполне, однако, сознавая, зачем я это делаю.
Шилова Юлия
Корнев Павел
Свержин Владимир
Куликов Роман
Куликов Роман
Шилова Юлия