Чтение 22–й страницы книги ~Горец 4~

Это во-первых. А главное - обоим претила возможность использовать и
свою телесную неуязвимость, и боевое мастерство для достижения обычных
целей. Не только богатства - но и славы, почета, уважения...

Это - во-вторых.

Добившись славы - не приобретешь чести... Неудобно всерьез сражаться
против смертных, хотя и приходится порой. Все равно что краплеными картами
играть!

Да, именно обоим эта возможность претила. Не только Конану - но и
Дункану.

Значит, сумел все-таки Конан, исподволь пробившись сквозь жажду
мести, продолжить обучение...

И это - его победа. Не полная, конечно, - но все же победа!

- Тебе не кажется, что пешком мы быстрее доберемся?

- Не кажется.

- Почему? Тридцать миль - столько и обычный человек от зари до зари
одолеет. А уж мы-то с тобой...

- Да, мы с тобой эти мили не пройдем - пробежим. И даже запыхаться не
успеем. Но дело не в этом...

Конан вспомнил, как когда-то, невообразимо давно, он на спор с
Рамиресом всего лишь за пару часов бегом настиг оленя.

Настиг, а когда олень рухнул на колени, загнанно поводя боками, -
выхватил из ножен клеймору.

Выхватил, но не ударил.

Точнее, ударил - но не в горло и не под ребра. Глубоко надсек один из
рогов повыше первого отростка - чтобы при встрече узнать зверя по зарубке.

И по блеску в глазах Рамиреса (тот следовал за ним верхом) Конан
понял, что поступил правильно.

- ...Обо всем ты подумал, ученик мой, - сказал тогда Рамирес, и
веселые морщинки разбежались от уголков его глаз.

- Лишь одно забыл. Самое простое.

Конан озадаченно нахмурил лоб:

- О чем забыл я, Учитель?

- Олени меняют корону своих рогов каждый год! Значит, если и
встретишь еще раз своего крестника - не узнать тебе его!

И звонко захохотали после этих слов и Учитель, и ученик. А потом
Конан задорно вскинул подбородок:

- Ничего! Быть может, я этого самца еще в нынешнем году разок догоню!
Еще прежде, чем он рога сменит...

И снова хохотали они: один - сидя в седле, другой - стоя перед ним...
А в нескольких шагах от них поднимался с земли отдышавшийся ветвисторогий
красавец.

Уже без страха поднимался...

Да, когда Учителем был Рамирес - было так...

А когда Конан стал Учителем - иное испытание он придумал для Дункана.

Бежал Дункан рядом со всадником, стараясь не отстать.

Сперва - за холку коня придерживаясь. А потом, научившись владеть не
только мышцами своих ног, но и управлять дыханием, - уже без всякой
поддержки.

И уже где-то через неделю, когда полностью раскрыл свою Силу ученик,
- около трех часов могли продолжаться такие гонки, но не больше.

Не больше. Потому что уставал.

Не Дункан уставал - конь...

Лошадь выносливее оленя, но даже она не в силах держать большую
скорость свыше трех часов. Иначе - запалится, сожжет себе легкие.

Конечно, если пустить коня с места в карьер - ни один бегун, даже
тот, которого подгоняет Сила, не сможет его догнать. Но на карьере лошадь
выдерживает короткие минуты...

Вот почему для боя и для дальней дороги ценятся разные лошади. В бою
- нужен быстрый галоп. В пути - плавный шаг.

Галопом долго не проскачешь...

Говорили в старину: никто не покроет за день больше миль, чем
составляет конский переход...

Все это знал не только Конан, но и Дункан. А если бы и не знал раньше
- успел бы узнать за три с лишним года странствий.

Одиночка, даже пешим будучи, может передвигаться быстрее всадника. Но
невозможно все, что требуется в долгом и далеком походе, унести на своих
плечах.

Это - во-первых.

И совсем иначе посмотрят на пешего пришельца в Эдинбурге. Пожалуй,
могут и не допустить пред лицо короля.

Пешком ходить - удел простолюдина...

Это - во-вторых.

- Давай сделаем так... - продолжал Дункан гнуть свою линию. -
Вернемся на постоялый двор - тот, что в двух милях отсюда. Оставим коней
на попечение хозяина. А завтра-послезавтра, по подсохшей дороге, он пошлет
их в столицу с кем-нибудь из слуг...

Конан сдержал улыбку. Ученик его явно не представлял себе, что
столица - несколько больше размером, чем бывают деревушки в Хайленде. И
найти там двух приезжих...

- Не боишься, что разминемся мы с посланным слугой? - спросил он.

Но Дункан и тут неправильно понял его:

- Нет, не боюсь. А-а, понял! Ты проверяешь, правильно ли я понял твои
наставления о том, чем Равнина отличается от Гор?

- Ну, допустим...

- Так вот: не боюсь я, потому что... - Дункан завел вверх глаза и
выпалил на едином вздохе, словно отвечая урок. - Потому что на дорогах
здесь не грабят - днем, во всяком случае. И еще - есть такая вещь...
сейчас... сейчас... вспомню... Ну, как она называется?

- Суд.

- Да, суд! И если хозяин не сохранит доверенных ему лошадей - судья
по приговору снимет его вывеску [снятие вывески с постоялого двора,
трактира и т.п. означало закрытие заведения до тех пор, пока не возмещен
ущерб потерпевшим и не выплачен штраф в пользу суда]. Так что - себе
дороже будет...

- Ну, а что мы будем делать в Эдинбурге эти два дня?

- Ну, как что... Порасспрашиваем, справки наведем... - Дункан
озадаченно сдвинул брови. На сей раз он не был убежден в правильности
своего ответа.

- И это правильно. Наведем справки... - Конан вдруг без всякого
предупреждения натянул поводья - и конь встал, разворачиваясь боком.
Прежде, чем Дункан успел сообразить, в чем дело, Конан уже стоял на земле.

- Держи! - кинул он Дункану повод.

- Ты куда? - ошеломленно спросил тот, взяв лошадь своего Учителя под
уздцы.

- Справки наводить... - ответил Конан абсолютно серьезно.

Дорога в этом месте раздваивалась. Вернее, не то чтобы раздваивалась,
а... Прямо шел основной тракт, измятый бесчисленным множеством ног и
копыт, вспухший от влаги, раскисший. А вправо от него ветвилась маленькая
тропка. Настолько маленькая, что трава на ней не была протоптана до
грунта.

Лишь вытянулись вдоль земли не по-осеннему зеленые травинки, словно
склонились в поклоне - с достоинством, но без страха и раболепия.

А по краям тропки, местами же - и на ней самой - яркими,
многоцветными звездами распустились полевые цветы.

Поздние цветы, самые последние в этом году. Пожалуй, даже слишком они
поздние! В других местах - давно осыпались лепестки...

Но именно они скрывали тропу от глаз незнающего. А глазам знающего -
наоборот, показывали путь.

И осторожно ступал Конан, стараясь не мять ни зеленое, ни
разноцветное.

Домик этот, издали напоминавший огромный куст, - так плотно, от
фундамента до конька крыши, он был увит плющом - принадлежал женщине,
знакомой Конану по его прошлой жизни.

Старая Катрин звали ее. Хотя вовсе не была она старой...

Впрочем, теперь, конечно, к ней действительно пришла старость.
Настоящая, не обусловленная прозвищем.

А прозвище, кстати, не всегда у нее именно такое было. Помнил Конан