Чтение 22–й страницы книги ~Вифаниин грех~

Ярдах в двадцати впереди на обочине дороги стояла фигура,
вырисовывающаяся на фоне распростертых рук-ветвей деревьев. Мускатный Джон
стоял неподвижно, прищурив глаза, чтобы лучше разглядеть видения в
темноте. Фигура не шевельнулась.

Он сделал пробный шаг в перед. Затем еще один.

- Господи Иисусе, - пробормотал он в следующее мгновение. - Проклятые
глаза никуда не годятся. - Он потер их и снова посмотрел на дорожный
указатель. На первый взгляд он казался высоким и тощим человеком, и от его
вида по спине Джона побежали мурашки. Он мысленно выругал свою глупость и
приблизился к указателю. Затем порылся в кармане в поисках коробка спичек
и зажег одну; она погасла, и он зажег другую, чтобы прочесть белые буквы:
КОЛВЕР - 2, ЭЛЬМОРА - 7, ВИФАНИИН ГРЕХ - 9. Никогда не был в Колвере,
подумал он; он может оказаться дружелюбным маленьким городком. Надо
посмотреть. Затем его взгляд упал на последнее название. Вифаниин Грех. Я
где-то слышал о нем, не так ли? Да, где-то слышал. И затем это пришло к
нему, словно прилив крови к лицу после трехдневной пьянки. В лагере
бродяг. Это сказал Дэн: "Место проглатывает ребят. Держись от него
подальше. Плохое место". Он провел тыльной стороной руки поперек рта, все
еще уставившись на название. Спичка погасла. Он отбросил ее на обочину и
пошел, теперь немного побыстрее, не зная, почему, но помня, что сказал Дэн
и каким странным и мрачным казался его взгляд, когда он говорил это. Может
быть, пришло время располагаться на ночь, чтобы потом отправляться в путь
вместе с птицами.

Он прошел, быть может, еще одну милю, а затем решил разбить лагерь.
Для этого он пролез в лабиринт зарослей деревьев и острых колючек в
поисках укромной лужайки. Ни к чему, чтобы дорожная полиция видела костер,
на котором он варит кофе. Пока он шел, он думал о Маке Такере. Он
надеялся, что тот не погиб, что они снова где-нибудь встретятся, но если
все-таки он мертв, Джон желал ему всего хорошего в лучшем мире. Но это
плохой способ отправляться туда; голова расколота камнями, из нее вытекают
мозги, а товарняк тем временем выстукивает свой погребальный плач на
трупом. Его сознание ушло от этой мысли. Ни один способ умереть не был
хорошим.

Мускатный Джон поглядел назад. Дорога исчезла, спрятанная в густой
листве. Он ощущал сладостный запах зеленого леса, грубой древесной коры,
угольно-черного неба со сверкающими алмазами, рассеянными по нему. Он
продолжал дальше углубляться в лес, колючки и шипы приставали к его
рубашке и брюкам.

Потом он остановился, повернул голову в сторону, прислушиваясь. Его
глаза заблестели.

Он услышал что-то странное. Что-то отдаленное. Эхо какого-то шума. Но
он не понял, с какой стороны оно донеслось.

Высокий, пронзительный крик... да, точно, ему был знаком этот звук.
Орел. Охотится.

Занятно, подумал Мускатный Джон, потому что в этой части страны орлы
были редкостью. И они не охотятся в темноте.

Он прислушался, уши его горели, но звук не повторялся. Он двинулся
дальше, смутно ощущая, что его ладони стали влажными.

В следующие несколько минут ему показалось, что он услышал это снова,
но он не мог быть уверен, что это не игра воображения. Тогда звук
послышался несколько ближе, справа от него. Он повернул налево, отводя в
сторону заросли. По его руке царапнула колючка, оставляя за собой струйку
крови. "Дерьмо", - сказал он.

Еще один крик орла. Был ли он? К черту все, подумал Джон; я в этом не
уверен. Я слышу его, но не могу сказать, откуда он доносится. Он посмотрел
на луну; это белое око высвечивало его так, словно бы он извивался в луче
прожектора. Взглянул еще раз на него, он вдруг осознал, что этой ночью
пятна на луне напоминают скорее фигуру женщины, а не мужчины, как обычно.
Плохая новость о Старине Маке, слишком плохая. Лес чересчур густой. Может,
мне лучше унести свою задницу обратно на дорогу? Что скажешь, старина?
Крик, принесенный порывом ночного ветра, теперь казался ближе, намного
ближе. Он пронесся над его головой и исчез. По коже поползли мурашки, и он
резко остановился и перестал продираться сквозь заросли. Да. Возвращайся
обратно на дорогу, черт с ними, с дорожниками и иди туда, прямо сейчас. Он
повернулся, стараясь очистить свою майку от колючек, и стал пробираться
обратно той же дорогой, какой пришел; ему казалось, он может чувствовать
прикосновение луны, жаркое и горячее, на шее сзади. Он попытался стряхнуть
его с себя.

К черту эти леса, подумал он. Я попытаю счастья на дороге. Этот
парень, Дэн, вероятно, сумасшедший. Вифаниин Грех. Что это за имя для
населенного пункта. Что, к дьяволу, было известно этому парню Дэну? Он
изогнул шею, высматривая знакомую ленту асфальта. Прямо перед ним стояла
группа деревьев, темная и бесформенная.

Он шагнул вперед.

И слишком поздно понял, что это было.

Это была не листва, нет. Не листва, но...

В следующее мгновение что-то проревело таким вызывающим криком, от
которого едва не лопнули его барабанные перепонки, и заставило отшатнуться
назад, его сердце сжималось от холодного абсолютного страха. Тварь
прыгнула вперед, поднимаясь, выпрямляясь на своих задних ногах, перевитых
мускулами, как бечевками. Ее передние лапы колотили по небу, и лунный свет
высвечивал похожие на поршни копыта, отражаясь в красных раздувшихся
глазах, расположенных по обе стороны от массивной треугольной головы.

Нервы Мускатного Джона натянулись до предела. Лошадь. Ужасная, как
божество, огромная угольно-черная лошадь.

И нечто еще более ужасное верхом на ней.

Человеческая фигура, одна рука которой погружена в коротко
остриженную гриву. Глаза, неподвижно уставившиеся на него с призрачного
лица и горящие синим электрическим светом, словно бы высвободили страх,
кипевший в горле Джона, выдавили вопль, который разрывал его голосовые
связки. Он крутился на месте, его кожу покалывало. Еще одна темная тень. И
еще одна. И еще. Они окружали его. Их глаза теперь горели словно
раскаленные печки, излучая ультрафиолетовый свет, полный страшной,
ужасающей ненависти. Тончайшие одеяния облегали их тела, раскрашенные
луной в серебряный цвет, и в этот момент Джон осознал, что ступил туда,
где время остановилось, и если бы ему удалось каким-нибудь образом
вырваться из этого кольца и добежать до дороги, то ее могло там не
оказаться, как могло бы не оказаться на месте Колвера или Эльморы. На этих
огромных черных лошадях сидели верхом фигуры, казавшиеся человеческими, но
они не были людьми. Нет, они больше не были людьми. Они были тварями из
ночных кошмаров с жуткими намерениями.

Нога Джона зацепилась за древесный корень; он пошатнулся и упал,
окончательно придавленный тяжестью своего рюкзака. Пустые бутылки
позвякивали. Он вытянул вперед руки, прося милосердия, поднялся на колени,
на его лице выступили капельки пота. Все капельки до единой отражали
лунный свет, скатываясь и поблескивая на его бороде. Сердце бешено
колотилось. Всадники вокруг него безмолвствовали, но лошади громыхали,
словно грозовой гром за сотни миль отсюда. Их немигающие глаза жгли его
душу.

Он попытался обрести голос и нашел его запрятанным в глубочайшей
пещере внутри себя.

- Кто вы? - прошептал он. - Кто вы?

Они ничего не ответили. Он слышал их дыхание.

- Пожалуйста, - сказал он ломающимся тихим голосом. - Я всего лишь
старик. Я не... не хочу никому вредить. - Его распростертые руки дрожали.
- Я не хочу никаких неприятностей, - сказал он.

И именно тогда фигура, стоявшая за Мускатным Джоном, слегка
наклонилась вперед и протянула руку, оставляя за собой яркий колючий синий
след необузданной первозданной силы.

Джон ощутил горячий ожог боли, и дрожь заставила его тело
покачнуться. Он заскрипел зубами, слезы закапали из его глаз. Он услышал,
как потекла вода. Обоссался, подумал он. Засранец, обоссался. Но нет. Это
было не так. Это была кровь, стекающая из обрубка его правой руки. Болевой
шок еще не успел дойти до его мозга.

Еще одна фигура подняла свой топор, лунный свет пылал на его
смертоносном лезвии, которое обрушилось со свистящим металлическим звуком.

Рука Мускатного Джона отвалилась по локоть. Он уставился на волокна
мяса и призрачно-белый блеск кости. Его рука сжимала воздух в нескольких
футах от него. И когда жар от боли поджег его вены и нервы вплоть до мозга
костей, когда его рот раскрылся, а глаза выкатились из глазниц, его вопль
раздался в ночи, как вой раненого и умирающего животного.

Топор упал.

Из обрубка его правой руки хлынула шустрая тускло блестящая красная
кровь. Красный дождь забрызгал деревья. Тело Мускатного Джона дергалось,
словно под током. Увидев устремленные на него глаза, он понял, что должен
встать на ноги и бежать, бежать, бежать по направлению к шоссе. Крича от
ужаса и боли, он, шатаясь, поднялся на ноги и, качнувшись вперед, потерял
равновесие и упал сбоку от одной из лошадей на кучу шипов и колючек. Твари
повернулись к нему, подняв топоры. Он побежал, спасая свою жизнь,
спотыкаясь, крича, ковыляя от дерева к дереву; звуки их шагов замедлялись
в густой листве, но недостаточно. Кровотечение. Слишком сильное
кровотечение. О, Господи! О, Господи Иисусе Всеблагий, слишком сильное
кровотечение, засунь руку в эту впадину, придержи вену. О, Господи,
слишком сильное кровотечение, ГОСПОДИ, ПОМОГИ МНЕ, СЛИШКОМ СИЛЬНОЕ
КРОВОТЕЧЕНИЕ!..

Хорошо ориентируясь, они направляли своих лошадей мимо деревьев и
зарослей кустарника; их лица были расщеплены между лунным светом и тенью,
а пальцы, как тиски - вокруг рукояток своих блестящих топоров.

Он опять споткнулся, чуть не упал, но удержался на ногах. Его ноги
подкашивались, в голове гудело, и с каждым шагом тело все больше немело. С