Чтение 22–й страницы книги ~Ведьма, гори!~

поможет выявить остальных. По меньшей мере это обезвредит ее.

Мак-Кенн посмотрел на меня с любопытством.

- Она стукнула вас весьма чувствительно, док.

- Да, Мак-Кенн.

- Вы расскажете об этом боссу?

- Может да, а может - пока нет. Зависит от его состояния. А что?

- Дело в том, что если мы будет провертывать такое дельце, как
похищение девицы, он должен об этом знать.

Я резко сказал:

- Мак-Кенн, я сказал тебе, что Рикори приказал безусловно
повиноваться мне. Я дал тебе приказание. Всю ответственность я беру на
себя.

- Ладно, - сказал он, но я видел, что он еще сомневается.

А почему бы в самом деле не рассказать все Рикори, если он хорошо
себя чувствует? Другое дело - Брейл. Зная его чувства к Уолтерс (я не мог
заставить себя думать о ней, как о кукле), я не мог рассказать ему о
распятой Уолтерс. Ничто не удержит его тогда от нападения на мастерицу
кукол.

Я не хотел этого. Но я чувствовал ничем необъяснимое желание
рассказать о деталях своего визита как Рикори, так и Мак-Кенну. Я отнес
это за счет нежелания показать себя в смешном виде.

Около шести мы остановились возле моего дома. Перед тем, как выйти из
машины, я повторил свои распоряжения. Мак-Кенн кивнул.

Дома я нашел записку Брейла о том, что он придет после обеда. Я был
рад этому. Я боялся вопросов. Рикори спал. Мне сказали, что он
поправляется с неслыханной быстротой. Я пообещал зайти к нему после обеда.
Потом я лег вздремнуть. Но спать я не мог. Как только я начинал дремать,
передо мной возникало лицо старухи, я вздрагивал и просыпался.

В семь я встал, съел хороший сытный обед, выпил нарочно вдвое больше
вина, чем обычно позволял себе, закончил все чашкой крепкого кофе. После
обеда я почувствовал себя много лучше, энергичнее и самостоятельнее - или
мне так показалось.

Я решил рассказать Рикори о моих распоряжениях Мак-Кенну. Историю
своего визита в лавку я уже сформулировал в уме. И вдруг я с неожиданным
ужасом почувствовал, что не могу передать другим то, что мне... не
разрешено. И это все по приказу старухи - постгипнотическое внушение,
часть того запрета, сделавшего меня бессильным, выведшего меня, как
робота, из лавки и отшвырнувшего меня от двери, когда я хотел вернуться.

Во время моего короткого сна она внушила мне: "Этого и этого не
должен говорить. Это и это - ты можешь".

Я не мог рассказать о кукле с иглой, проткнувшей мозжечок Джилмора. Я
не мог говорить о кукле Уолтерс и ее распятии. Я не мог говорить о
старухином признании в том, что она отвечает за смерти, приведшие нас к
ней. Однако, осознав это, я почувствовал себя лучше. Тут, по крайней мере,
было что-то понятное - реальность, о которой я тосковал, что-то, что
объяснялось без привлечения колдовства или каких-то других темных сил;
что-то находящееся всецело в сфере моих знаний. Я делал то же с моими
пациентами и возвращал умы в нормальное состояние таким же
постгипнотическим внушением. Кроме того, я мог избавиться от всех внушений
этой женщины по моему собственному внушению. Но опять что-то останавливало
меня. Быть может, я боялся мадам Менделип? Я ненавидел ее - да, но не
боялся. Зная ее технику, я не мог допустить такую глупость - отказаться от
наблюдения за самим собой, как за лабораторным опытом. Я говорил себе, что
в любой момент сниму внушение. Она не успела внушить мне всего, что
хотела, так как мое внезапное пробуждение вспугнуло ее.

Боже мой, как она была права, называя меня глупым и самоуверенным
ослом!!!

Когда появился Брейл, я уже был в состоянии спокойно его встретить.
Едва я успел с ним поздороваться, как позвонила сиделка. Рикори просил
зайти к нему.

Я сказал Брейлу:

- Это кстати. Идемте. Это избавит меня от повторения одной и той же
истории.

- Какой истории?

- Моего интервью с мадам Менделип.

- Вы видели ее? - спросил он недоверчиво.

- Я провел с ней все время до обеда. Она весьма... интересная особа.
Пойдемте, я расскажу об этом.

Я быстро пошел к Рикори, не отвечая на его вопросы.

Рикори сидел. Я осмотрел его. Он был еще слаб, но уже вполне здоров.
Я поздравил его с удивительно быстрой поправкой.

Я прошептал ему:

- Я видел вашу ведьму и говорил с ней. Мне нужно много сказать вам.
Попросите ваших телохранителей выйти.

Когда ребята и сиделка ушли, я рассказал о событиях дня, начиная с
вызова Мак-Кенна к Джилморам.

Рикори с мрачным лицом выслушал рассказ о Молли.

- Брат, а теперь муж! Бедная Молли! Но теперь она будет отомщена. Да!
И здорово, - сказал он.

Я рассказал свою весьма неполную версию встречи с мастерицей кукол и
о своих распоряжениях Мак-Кенну. Я закончил свой рассказ следующими
словами:

- Таким образом, сегодня ночью мы, наконец, сможем спать спокойно.
Потому что Мак-Кенн перехватит девицу с куклами. А без нее мастерица кукол
не сможет ничего сделать. Вы согласны со мной?

Рикори внимательно посмотрел на меня.

- Я согласен, доктор. Вы поступили так, как и я поступил бы на вашем
месте. Но... мне кажется, что вы не сказали нам всего, что произошло между
вами и ведьмой.

- То же и я думаю, - сказал Брейл.

Я встал.

- Во всяком случае, я сказал вам основное. И я смертельно устал. Я
приму ванну и лягу спать. Сейчас 9.30. Девушка выходит около 11, даже
позже. Я собираюсь поспать, пока Мак-Кенн не поймает ее. Если этого не
случится, я буду спать всю ночь. Это конец. Отложит вопросы до утра.

Ищущий взгляд Рикори ни на минуту не оставлял меня. Он сказал:

- Почему не лечь спать здесь? Это было бы безопаснее... для вас.

Я почувствовал раздражение. Моя гордость и без того была задета тем,
что старуха перехитрила меня. И предложение спрятаться за спину ребят
Рикори показалось мне оскорбительным.

- Я не ребенок, - сердито возразил я. - Я могу побеспокоиться о себе
сам. Я не собираюсь жить под охраной вооруженных людей.

Я остановился, сожалея о сказанном. Но Рикори не обиделся. Он кивнул
и облокотился на подушку.

- Вы сказали то, что я хотел знать. Ваши дела плохи, Лоуэлл. И вы не
сказали нам... главного.

- Мне очень жаль, Рикори... но...

- Не надо, - улыбнулся он, - я прекрасно понимаю. Я тоже немного
психолог. И я скажу вам следующее: неважно, приведет сегодня или нет
девушку Мак-Кенн. Завтра ведьма умрет, и девушка вместе с ней.

Я не ответил. Я приказал сиделке и телохранителям быть в комнате. Что
бы я ни чувствовал относительно себя, я не имел права подвергать опасности
Рикори. Я не сказал ему об угрозе старухи на его счет, но я не забыл ее.

Брейл проводил меня в кабинет. Он сказал извиняющимся тоном:

- Я знаю, что вы чертовски устали, Лоуэлл, и не хочу надоедать вам.
Но, может быть, вы разрешите мне посидеть у вас в комнате, пока вы будете
спать?

Я ответил ему с той же упрямой раздражительностью.

- Ради бога, Брейл, разве вы не слышали, что я сказал Рикори? Я вам
очень обязан, но это относится и к вам.

Он ответил спокойно:

- Я останусь здесь в кабинете и не буду спать, пока Мак-Кенн не
приведет девицу, или пока не рассветет. Если я услышу какой-нибудь шум из
вашей комнаты, я войду. Когда мне захочется посмотреть, все ли в порядке с
вами, я войду. Не запирайте дверь, иначе я ее сломаю. Вам ясно?

Я еще более рассердился.

- Ладно, черт с вами, делайте как хотите.

Я зашел в спальню и захлопнул за собой дверь, но не запер ее. Я очень
устал, в этом не было сомнения. Даже час сна был бы для меня большим
подкреплением. Я решил не купаться и стал раздеваться. Я снимал рубаху,
когда заметил крошечную булавочку на ней, слева против сердца. Я вывернул
рубашку - на обратной стороне была приколота веревочка с узелками. Я
сделал шаг к двери, открыл рот, чтобы позвать Брейла. И вдруг остановился.
Я не покажу ее Брейлу. Это приведет к бесконечным вопросам, а мне хотелось
спать. Лучше сжечь ее. Я нашел спички и только хотел зажечь, как услышал
шаги Брейла и сунул веревочку в карманы брюк.

- Чего вам надо? - спросил я.

- Просто хотел взглянуть, легли ли вы.

Он немного приоткрыл дверь. Он, конечно, просто хотел выяснить, не
запер ли я дверь.

Я ничего не сказал и продолжал раздеваться.

Моя спальня - большая комната с высоким потолком на втором этаже
моего дома. Она выходит окнами в садик и является смежной с кабинетом. Два
окна обвиты снаружи плющом. В комнате стоит массивный старинный канделябр
с люстрой из хрустальных призм, кажется, они называются подвесками. Это
длинные висюльки, расположенные на шести кругах, из середины которых
поднимается стержень с подставками для свечей. Это одна из копий
прелестных канделябров колониальных времен из зала Независимости в
Филадельфии и, когда я купил дом, я не позволил вынести канделябр или
заменить свечи лампочками.