Чтение 22–й страницы книги ~Ближайший родственник~

к мысди: он знает, что делает, и замышляет нечто страшное.

В завершение своих приготовлений Лиминг аккуратно вставил гвоздь
на прежнее место. Он ему еще понадобится как ценный инструмент.
Тюремщики никогда не смогут его найти и отнять, потому что для
постороннего наблюдателя скамья выглядит нетронутой и не внушает
подозрений.

Он осторожно всунул все четыре конца свернутой спирали в
просверленную дырку, так что из квадратной деревяшки получилась
подставка. Вот и нужная вещица, непонятная штуковина, путь к спасению.
Теперь он - первый изобретатель и единственный владелец надувателя
Лиминга оригинальной конструкций.

Некоторые химические реакции происходят только при наличии
катализатора, вроде церемонии бракосочетания, которая обретает силу в
присутствии официального лица. Некоторые уравнения можно решить,
только включив в них известную величину, которая обозначается буквой Х
Если у вас чего-то недостает, чтобы получить желаемый результат, нужно
добавить необходимый компонент. Если вам нужна отсутствующая помощь со
стороны, нужно ее изобрести.

"В тех случаях, когда человек не мог совладать с природой голыми
руками - думал Лиминг, - вышеупомянутая природа покорялась и
повиновалась Человеку плюс Х. Так повелось испокон веков: Человек плюс
орудие или оружие".

Но вовсе не обязательно, чтобы Х был чем-то материальным или
конкретным, смертоносным или даже видимым. Он может быть неосязаемым и
недоказуемым, вроде угрозы геенны огненной или обещания райского
блаженства. Он может быть мечтой, иллюзией, наглой, беззастенчивой
ложью - словом, чем угодно.

И безошибочно испытать его можно одним-единственным способом -
сработает он или нет. Если да, значит это то, что нужно.

Вот и посмотрим...

Нет никакого смысла использовать язык Земли, разве что для
заклинаний, когда в них возникнет необходимость. Здесь никто не
понимает языка, для туземцев он все равно, что неразборчивое
бормотание. К тому же его отвлекающий маневр, когда он притворялся
неспособным к освоению местного наречия, теперь бесполезен. Враг
знает, что он может говорить на нем почти так же бегло, как и сами
туземцы.

Держа свое спиральное сооружение в левой руке, он подошел к двери,
прижал ухо к закрытому глазку и прислушался. Только через двадцать
минут он услышал глухой звук приближающихся шагов охранника.

- Ты меня слышишь? - спросил он не слишком громко, но так, чтобы
его услышали в коридоре. - Ты меня слышишь?

Быстро отступив, он растянулся на животе и установил спираль прямо
перед собой.

- Ты меня слышишь?

Глазок щелкнул и приоткрылся, в нем появился свет, а за ним и
недовольный зрачок.

Начисто игнорируя наблюдателя и действуя с видом человека, слишком
занятого своим делом, чтобы замечать чье-либо присутствие, Лиминг
продолжал вещать в спиральную петлю:

- Ты меня слышишь?

- Что ты делаешь? - грубо спросил часовой.

Услышав посторонний голос, Лиминг решил, что на этот раз судьба
поворачивается к нему лицом. Этот тип по имени Марсин был способен
разве что прицелиться и выстрелить или в крайнем случае поднять крик и
позвать на помощь. Ни для чего другого он умом не вышел. Пожалуй, при
медицинском освидетельствовании ему бы пришлось основательно
поработать мозгами, чтобы сойти хотя бы за полудурка.

- Что ты делаешь? - Марсин повысил голос.

- Вызываю, - ответил Лиминг, как будто только сию секунду очнулся
и заметил постороннего.

- Вызываешь? Кого вызываешь и куда?

- Не твое хлюндячье дело, - с явным нетерпением ответил Лиминг.
Сосредоточив все внимание на спирали, он повернул ее на пару градусов.
- Ты меня слышишь?

- Не положено! - не унимался Марсин.

Лиминг громко вздохнул с видом человека, вынужденного терпеть
дурацкие выходки, н спросил:

- Что не положено?

- Вызывать.

- Не будь идиотом. Нам, землянам, вызывать разрешается всегда. Что
бы с нами стало, если бы мы не могли это делать, энк?

От такого у Марсина совсем ум за разум зашел. Он ничего не смыслил
в землянах или в особых привилегиях, которые считались для них
жизненно необходимыми. К тому же он не имел ни малейшего понятия, что
с ними стало бы без зтих привилегий.

А кроме того, Марсин не решался войти в камеру, чтобы пресечь
непонятные действия узника. Вооруженному охраннику запрещалось
заходить в камеру в одиночку, и это правило строго соблюдалось с тех
пор, как отчаявшийся ригелианин пристукнул часового, схватил его
оружие и порешил шестерых, пытаясь вырваться на свободу.

Если возникала необходимость вмешаться, предписывалось отыскать
начальника караула и потребовать унять розоволицего чужеземца,
нарушающего тишину разговорами с какой-то непонятной петлей. Начальник
был пренеприятным типом и имел привычку громко обсуждать вслух детали
интимной жизни своих подчиненных. Стоял самый глухой час между
полуночью и рассветом, время, когда больная печень начальника караула
бурчала особенно громко. К тому же он, Марсин, и без того слишком
часто оказывался у него ублюдочным фаплапом.

- Кончай вызывать и ложись спать, - приказал Марсин с ноткой
отчаяния в голосе, - или утром я доложу дежурному офицеру о твоем
неповиновении.

- Покатался бы лучше на верблюде, - посоветовал ему Лиминг. Он
повернул спираль, как будто тщательно ее настраивая. - Ты меня
слышишь?

- Я тебя предупредил! - не отставал Марсин, не спуская со спирали
глаз.

- Сказано, фибли отсюда! - взревел Лиминг.

Марсин захлопнул глазок и отфиблил.

Естественно, Лиминг проспал - ведь он почти всю ночь провел за
работой. Пробуждение было грубым и внезапным.

Дверь с грохотом распахнулась, и в камеру ворвались три охранника,
за ними вошел офицер. Пленника без всяких церемоний стащили со скамьи,
раздели и совершенно голым вытолкали в коридор. Пока охранники
обыскивали его одежду, офицер слонялся по камере, наблюдая за ними.
"Вылитый педик", - решил Лиминг.

Ничего не обнаружив в одежде, они стали обыскивать камеру. Один из
них сразу же нашел петлю на подставке и отдал ее офицеру. Тот взял ее
так осторожно, как будто это был букет, в котором могла оказаться
бомба.

Другой охранник наткнулся на вторую деревяшку, от утфутболил ее в
сторону и позабыл о ней. Оттащив скамью от стенки, они заглянули за
нее, но перевернуть и поискать под ней не сообразили. Тем не менее, их
долгая возня со скамьей начала действовать Лимингу на нервы, и он
решил, что пора прогуляться. Нисколько не смущаясь своей наготы, он
прошествовал по коридору.

Офицер издал яростный рев и напустил на него охранника. Тот так и
вылетел из камеры, голося, чтобы Лиминг остановился. На шум из-за угла
коридора появился четвертый охранник и угрожающе поднял ружье. Лиминг
повернулся и ретировался.

Подойдя к офицеру, который вышел из камеры и уже кипел от злости,
он остановился, принял скромную позу и сказал:

Взгляните - "Сентябрьское утро".

Для офицера это был пустой звук.

Размахывая петлей, он подпрыгнул от ярости и заорал:

- Это что такое?

- Моя собственность, - с неприкрытым достоинством заявил Лиминг.

- Вы не имеете права ни на какую собственность. Военнопленным не
разрешается ничего иметь при себе.

- Кто это сказал?

- Это я вам говорю! - довольно злобно ответил педик.

- А кто вы собственно такой? - поинтересовался Лиминг,
демонстрируя чисто научный интерес.

- Клянусь Великим Голубым Солнцем, вы еще узнаете, кто я такой!
Стража, взять его в камеру и...

- Вы здесь не начальник, - перебил его Лиминг с наглой
самоуверенностью. - Здесь все решает комендант. Тут мы с ним заодно.
Если не верите, пойдите и спросите его.

Охранники мешкали в явной нерешительности. Они единодушно отдали
всю инициативу офицеру. Но герой что-то утратил свой пыл. Недоверчиво
уставившись на узника, он колебался.

- Вы что же, утверждаете, что комендант позволил вам держать при
себе этот предмет?

- Я говорю, что он не возражал. Значит, и вы не можете возражать.
Катитесь-ка в свой свинарник и не старайтесь перепрыгнуть через голову
начальства.

- Свинарник? Это еще что такое?